Наконец, большинство опрошенных считает важнейшей причиной современного упадка недостаток средств у ремесленников, приводящий к невозможности бороться с иногородней конкуренцией, к закрытию предприятий, безработице, иммобилизации капитала в непроданных товарах, поэтому необходимо не только бороться с утечкой денег из города, но и позаботиться об их притоке. Для этого один предлагает создать в Мантуе специальный торговый двор (фондако) для продажи сукон по определенным ценам. Другой рекомендует даже обложить всех граждан, имеющих капитал свыше 300 дукатов, в соответствии с их доходами (используя эстимо), в пользу ремесленников, причем собранные деньги — по подсчету эксперта, около 5 тыс. дукатов в год — будут выдаваться ремесленникам в качестве субсидий[319]. Любопытно во многих этих советах и заключениях то, что авторы их отмечают безнадежность всех предшествующих попыток законодательным путем исправить существующее положение, которое не только не улучшается, а, наоборот, имеет тенденцию ухудшаться.
Настроения безнадежности и отчаяния, с одной стороны, и стремления удержать и подчеркнуть свое равноправие с богатыми хозяевами жизни — с другой, выступающие столь ясно о приведенных выше текстах, контрастируют с нежеланием этих хозяев делиться с таким трудом завоеванными правами и привилегиями, нежеланием, сочетающимся с сознанием того, что в стране творится нечто неладное, что нужно принять какие-то экстренные меры, чтобы вернуть безнадежно уходящее в прошлое благополучие.
Симптомы надвигающегося кризиса не были ни легко заметными, ни грозными; большинство даже крупнейших политиков, купцов, банкиров, ремесленников не осознавали их вполне четко, но те, едва заметные, с трудом прослеживаемые в источниках изменения, которые происходят в конце XIV — начале XV в. в различных сторонах жизни, при всей своей фрагментарности говорят о наступлении новых времен.
Так, во Флоренции, крупнейшем центре производства шерстяных тканей не только в Италии, но и во всей Западной Европе, уже вскоре после кровавого подавления восстания чомпи — осенью 1393 г. — отмечается резкий упадок этого производства, упадок, выходящий за масштабы обычных кризисов. Чрезвычайная комиссия, выбранная для борьбы с этим упадком 25 октября 1393 г., приняла постановление о том, что «для того чтобы предотвратить обнищание цеха», вводится громадная пошлина на ввоз во Флоренцию иностранных суконных тканей — за каждый кусок длиной в 24 локтя следует платить 3 флорина, что, по существу, делает невозможным его продажу. Исключение делается только для совсем грубых или совсем легких тканей (специалистов по их изготовлению во Флоренции не было) и для сукон из Фландрии и Брабанта, связь с которыми для города в это время представляла особый интерес. Кроме того, постановлением 1396 г. запрещается вывоз из Флоренции всех материалов текстильной промышленности[320]. Как констатация надвигающегося «обнищания цеха», так и принятые покровительственные мероприятия говорят о том, что в главном жизненном нерве Флоренции — производстве цеха «Лана» не все обстояло благополучно уже в конце XIV в. Весьма показательно то обстоятельство, что почти совершенно аналогичное мероприятие проводит и Венеция в 1380 г.[321] Правда, экономической катастрофы непосредственно после этого не произошло, флорентийская экономика имела еще достаточно жизненных сил, чтобы справиться с затруднениями, но страх перед возможностью такой катастрофы остается неизжитым в течение всего XV столетия.
Упадок текстильной промышленности Флоренции, неизбежно надвигающийся в связи с растущей конкуренцией как других стран (в первую очередь — производителей шерсти), так и других городов Италии, сказывается в том, что уже с начала XV в. здесь быстро развивается шелковое производство цеха «Пор Санта Мария»,[322] которым стараются компенсировать потери в производстве шерсти.
Само собой понятно, что торговля, в первую очередь внешняя, между государствами Италии и другими странами как Запада, так и Востока (так же как и производство) переживает изменения, пусть внешне почти незаметные, но важные и симптоматические. Покровительственные мероприятия как экспортеров сырья, так и импортеров готовой продукции, стремящихся развить свое собственное производство и свою собственную торговлю, не могут не повлиять на производство и торговлю городов Италии. В 1439 г. Англия, подходящая к концу Столетней войны, запрещает Венеции ввозить на своих кораблях что-нибудь, кроме своих собственных товаров,[323] что, естественно, сказывается на экономике «жемчужины Адриатики».
Не может не влиять на торговые операции итальянских центров, особенно приморских, и постепенное, становящееся все более грозным продвижение турок на Балканском полуострове. Это очень ясно обнаруживают размеры генуэзских капиталов в Пере: если в 1334 г. эти капиталы составляют приблизительно 1 648 630 дженовинов, то в 1391 г. при значительном падении стоимости монеты они снижаются до 1 199 048 дженовинов. В начале XV в. спад намечается еще более решительный — сумма генуэзских капиталов в Пере в 1401 г. составляет только ⅓, а в 1423 г. 1/7 суммы 1334 г., достигая в 1423 г. всего 234 тыс. дженовинов[324].
Если изменение политической ситуации на Востоке должно было влиять на размеры и характер торговых связей Генуи и других приморских городов Италии с восточным Средиземноморьем и более отдаленными районами Азии, то и связи с западноевропейскими рынками, хотя и менее заметно и менее радикально, но все же изменяются.
Анализ многочисленных нотариальных документов, характеризующих торговлю Генуи с Бельгией и другими западноевропейскими странами в течение 1400–1440 гг., показывает, что общий характер этой торговли не изменился, но в то же время количество нотариальных актов, фиксирующих покупку и продажу в северных странах шерстяных тканей, составлявших в XIII–XIV вв. основной тип операций, резко падает, а затем и почти совсем сводится к нулю. Это обстоятельство частично объясняется тем, что с начала XV в. в результате усовершенствования бухгалтерии нотариальная фиксация сделок становится менее обязательной, но основной причиной является то, что северные и западные ткани и товары вообще ввозятся теперь на Восток прямым морским путем, минуя Геную, хотя этот ввоз производится пока теми же генуэзскими купцами. Такое изменение связано с большей самостоятельностью с XV в. торговых филиалов и агентов на местах, с заменой техники «коменды» (см. т. 1, гл. II, § 2), техникой получения капитала под вексель, имеющий хождение на создающихся в это время западноевропейских биржах, и с окончательным установлением точных и надежных правил морской страховки[325]. Страховка вообще с начала XV в. получает весьма широкое и повсеместное распространение, заменяя другие, более элементарные формы обеспечения возмещения убытков при неудачно проведенной операции, которые применялись в XIII–XIV вв. Она обычно приобретает две формы: либо страхуется целый корабль на определенный срок (год или несколько месяцев), либо товар как таковой — на отдельное плавание (в один или два конца). Стоимость страховки в это полное опасностей в связи с продвижением турок на Востоке время весьма велика: она колеблется от 8 до 30 % стоимости страхуемых предметов в год, причем размер ее изменяется в зависимости от условий плавания, типа и размеров корабля и времени плавания, но не в зависимости от расстояния.
Показательно, что в середине XV в. в Генуе, где чистые виды морского страхования получают особенно широкое распространение, оно называется страхованием «по-флорентийски» (ad florentinum) и что наиболее рано, уже в самые первые годы XV в., оно применяется в крупнейших тосканских компаниях Датини и Медичи, о которых будет идти речь ниже.
Обстоятельства эти (превалирование длинных и прямых морских перевозок и удорожание их в связи со страховкой) сами по себе говорят скорее об эволюции и усовершенствовании, чем об упадке торговых операций как таковых, но для итальянских коммерческих центров, особенно приморских, они в дальнейшем должны были оказаться весьма невыгодными, поскольку исключали их из торгового оборота как посредников.
Все чаще большие партии грузов идут непосредственно из портов северо-западных стран: Фландрии, Англии, Северной Германии в восточные порты и, наоборот, минуя побережья Апеннинского полуострова.
Изменения в торговле Венеции, связанные с потерей или сокращением восточных рынков, выпукло сказываются в финансовом положении венецианского патриция и купца среднего масштаба Гульельмо Кверини (1400–1468)[326]. В начале своей торговой деятельности, относящейся к 20–30-м годам XV в., он был связан с различными странами Востока и Запада. В конце 30-х и особенно в 40-х годах торговая деятельность Кверини резко падает, почти исчезают связи с Востоком, операции же с Западом и все чаще с центрами Италии приобретают характер спекуляции. Так, купив в Севилье большую партию квасцов по 9 дукатов за 1 тыс. фунтов, он продает ее по 165 дукатов. Ведутся также операции по покупке драгоценных камней, обычно дающие громадные барыши.
При всей выгодности этих операций они не могут затормозить общего упадка фирмы: если в 1439 г. она оплачивает налоги с эстимо (облагаемой суммы капитала) в 4,9 тыс. дукатов, то в 1447 г. эта цифра падает до 2,8 тыс.
Характерно для этого достаточно типичного венецианского коммерсанта первой половины XV в., что в то время, как его смелые и предприимчивые прямые или косвенные предшественники— купцы XIII–XIV вв. — постоянно совершали далекие и опасные плавания и путешествия, нередко рискуя своими товарами и самой своей жизнью, он, несмотря на резкое снижение своих операций, чрезвычайно тяжел на подъем. Даже в самые трудные моменты не выезжает он из Венеции дал