Мисс Тайлер заявляла в полицию уже пятый раз за последние две недели. Список украденного никогда не менялся, детективы находили следы взлома, а затем и сами вещи, которые аккуратно стояли на полках. Создавалось впечатление, что соседские мальчишки просто повадились разбивать окна магазинчика, но мисс Тайлер клялась, что слышала внутри подозрительный шум. Отказать в помощи было невозможно: старушка приходилась родственницей кому-то наверху, и разгребать жалобы на неуважение к гражданам не хотелось. Особенно теперь, когда самым страшным преступлением месяца было преднамеренное убийство уток. Пусть и совершенное из мести. Виновный утверждал, что проиграл этим крылатым неудачникам все свои деньги и мстил за то, что они оставили его на улице и без гроша. Мужчина отправился в Мягкий Дом, а полицейские выудили из пруда кошелек, несколько отрезанных карманов и небольшой сейф, в котором плавали остатки облигаций одной из ведущих компаний по производству игрушек.
– Тем не менее то же окно, подозрительный шум и очень взволнованный голос. Разобрались бы. – Синтия бахнула папкой еще раз, видимо, для острастки, и удалилась в свой угол.
– Что ж, Эви, это на тебя. – Колоридж бесстрастно перевернул страницу газеты и снова углубился в чтение, судя по появившейся на лице скабрезной улыбке, анекдотов. – Передавай своему металлолому привет.
«Металлолом» коллеги называли бьюик Моралес. Он все еще был на ходу то ли чудом, то ли потому, что оставался единственной машиной, остов которой не вытаскивали периодически из тумана на двадцать девятом шоссе. Эва отточенным ударом подошвы врезала по ножке стула МакФэдью, и это заставило его снова оторваться от газеты.
– За правду не бьют, Моралес!
Крик МакФэдью догнал Эву уже на выходе в коридор, где она, поколебавшись, свернула налево и почти тут же услышала дикий визг колес. И крики.
А он-то надеялся, что хоть кто-нибудь в этом городишке его удивит.
Орсо попыталась его съесть. Подумать только, словно они в каком-то крупнобюджетном ужастике. Посмотрите, у режиссера даже хватило денег на полноценную действующую модель монстра. Именно из-за таких правдоподобных механизмов и уходят на пенсию в тридцатник.
Конечно, паучиха не была дорогим спецэффектом, но кое-что общее у нее с ними было. Красивый «пшик!», который в реальности не сотворит ничего разрушительного. Хранительница судеб чуть не сломала все свои зубы об истинную сущность Бригадира.
Нити действительно были очень прочными, как и любая паутина гигантского арахнида. Из такой не выбраться ни по мановению руки, ни по мановению волшебной палочки. Только не стоило забывать, что эти нити – прежде всего судьбы, линии жизни, испещренные неровностями и препятствиями. А ломать жизни Бригадир умел играючи.
Главное в таком деле – найти точку, с которой все пошло «не так». О, люди так любят винить обстоятельства! «Все пошло наперекосяк сразу после похорон Фредди». «Меня преследуют несчастья, с тех пор как я променяла парикмахерскую Мишель на другого мастера». «Во всем виноваты геомагнитные бури и вспышки на солнце, точно тебе говорю!» Еще смешнее, если клеветать начинали на саму судьбу. Да что она сделает, если это ты дурак, если это ты превратил себя в посмешище, если ты изменил жене с ее лучшей подругой? Судьба – всего лишь лента. Она не зря белая: на ней можно писать все, что угодно. Точки изменений? Скорее, необдуманные поступки, которые в масштабах одной жизни могут привести к краху. Например, вполне подойдет прилюдное оскорбление какого-нибудь родственника. Если он обладает неустойчивой самооценкой и тягой к драматизму, и его потом обнаружат висящим на люстре, то судьба не отвесит тебе хорошего пинка. Вполне возможно, этим займется карма – но судьба останется ни при чем. Она же лента. Она ждет твоих поступков, а не определяет их. Скорее всего, это твое внутреннее чувство вездесущей вины вдруг начнет выписывать кренделя, о которых сознание и не догадается. Каждое утро вина станет шептать: «Ты недостоин», а ты даже не будешь об этом знать. И вскоре ты лишишься работы, потом очнешься в грязном притоне со шприцем в вене и дилером между ног и вдруг поймешь, что сам вел себя к такому концу. Правда, одурманенный рассудок не запомнит этого осознания – и ты снова проклянешь судьбу.
Человек сам себя наказывает, не нужна никакая Вселенская воля. Она только делает расклад. Карты переворачиваешь ты сам.
Бригадиры не переворачивали карты. Они ими были, без сдающего и без шулера. Да и власть их распространялась не столько на людей, которые могли со всем разобраться сами, сколько на тех, у кого подсознание не обладало знанием Абсолютной справедливости. Вышедшие за грань – или из-за нее. Людям до таких существ один шажок – стоит только превратить свою чистую линию судьбы в клочки, которые случайным образом опустятся на дно. Дно – не всегда Тьма, не всегда ад и не всегда хаос. Дно – это основание. А от того, в какую фигуру сложатся обрывки белой ленты, зависит, насколько удачливым ублюдком ты станешь.
Люди со сломанными судьбами имели все шансы достигнуть дна – а заодно и лишиться покровительства собственной рассудительной души. В Мэпллэйре, как сказал Трехглавый Зверь, были такие жители. Бригадир еще непременно займется ими, а пока…
Паучиха шевелила культей, оставшейся от ее правой передней лапы, и молча плакала. Слезы лились из всех восьми глаз, застревали в шерсти и падали в лужу розовой крови. Да-да, у местной мойры была розовая кровь, как пунш на день Святого Валентина, – и почему-то это особенно забавляло Бригадира.
– Полагаю, ты теперь до конца своих дней будешь исправно сматывать нити в аккуратные моточки и станешь вегетарианкой. Совсем вегетарианкой. – Он провел рукой, на которой все еще держалась костяная лапа, по натянутой над землей паутине. Нити отозвались, словно струны.
– Ты проиграешь… – прошипели тысячи голосов паучихи Орсо, и волосы на затылке Бригадира помимо воли встали дыбом. Как было бы хорошо сейчас оказаться на сгоревшей колокольне, рядом с приятелем-колоколом.
– Конечно. – Мужчина осклабился, поправил сапоги, поплотнее завернулся в плащ и направился к свету. – Рано или поздно.
И кто сказал, будто в тоннеле нельзя идти на свет?
Если Кэйлин успела привыкнуть не только к смертям от колес автобуса, но и ко множеству других, Итан этим похвастаться еще не мог. Его трясло от одного взгляда на прошибленную девичью голову и лужу крови на асфальте, которая из-за темных очков казалась почти черной.
– Кэй?
У него и руки дрожали – ощутимо, как у заправского алкоголика. Кэйлин даже не удержалась от смешка и тут же закашлялась: один из выбитых зубов попал прямо в горло.
– Вот ведь… – просипела она, хватаясь за рукав рубашки Окделла и поднимаясь. – Ну и кто так сильно загадывал желание?
Элизабет как ни в чем не бывало подошла к истекающей кровью подруге и серьезно произнесла:
– Не я. Кажется, ты говорила, что научилась не слушать мою семейку. Единственное, чего действительно хочется, так это чтобы отец не задавал лишних вопросов про Билли.
– Билли? – Кэйлинна криво улыбнулась.
– Надо же было его как-то назвать. А это точно он, я проверяла.
Жеребенок хмуро молчал – нельзя было понять, как он относится к выбранному имени. А то, может, он всю жизнь мечтал быть Грозовым Мачо?
– Ты как? Ты что – умерла?
– На этот раз как-то быстро вышло, даже цвет шнурков не углядела, – задумчиво протянула Кэй, оценивая ущерб, нанесенный нелюбимой белой юбке. – Думаю, глубина дырки в моей голове сказала вам о многом.
Кусочек ее черепа медленно вернулся на свое законное место и начал обрастать кожей. Окделл почему-то вспомнил видео про рост цветов, которые в несколько раз убыстряют для передач о дикой природе. Мертвая регенерация Кэйлинны Нод была чем-то похожа на такие вот манипуляции.
– Очень больно? – В глазах Итана наверняка сверкала непритворная обеспокоенность, но, к счастью, по его глазам даже без черных стекол было сложно что-либо понять. Кэйлин вряд ли нужна была жалость. Она только-только втянулась в череду приключений. Инопланетное яйцо, милый маленький келпи и взбесившиеся автобусы – и все в один день. Да это ж праздник какой-то!
– Ит, прекрати, я в порядке! Мне весело! – Кэй окончательно поднялась на ноги и даже пару раз подпрыгнула, видимо, чтобы показать, насколько она довольна жизнью. – Только вот переодеться бы не помешало. Айда ко мне! Ах да…
Кэйлин уже сделала пару шагов по направлению к своему дому, но вдруг передумала, снова подошла к Элизе и наклонилась к ней. Девочка выслушала ее, кивая, а после, перехватив поудобнее водяную лошадку, скрылась на своем участке.
– Что ты ей сказала?
– Наш маленький медиум попробует отыскать источник. Было бы хорошо узнать, у кого такие неслабые желаньица. Я думала, что вычислила уже всех, кто на такое способен, и удачно обхожу их стороной. – Кэйлин посерьезнела и нахмурилась.
– Это может оказаться чем-то опасным?
– Возможно, все и элементарно, мой дорогой Ватсон! – Кэй поморщилась и выплюнула на ладонь осколок зуба. – И не стоит моего беспокойства. Хотя предчувствие у меня какое-то… нехорошее.
Если Итан и успел что-либо понять за свое недолгое знакомство с мертвым джинном, так это то, что лучше прислушиваться к ее внутреннему голосу.
Билли не мечтал стать Грозовым Мачо, но он не отказался бы от имени Ураган или какой-нибудь Росинант. Билли, впрочем, тоже было неплохо. Главное, чтобы Элизабет не тяготилась.
Келпи видел, как Кэйлин поднялась после неслабого удара автобусом. Не укрылась от его взгляда и фигура за домом напротив. На долю секунды он даже различил небритого мужчину в драном пальто. Таков был взор келпи – он мог смотреть на стену и видеть, как на соседнем стадионе играют в футбол.
Билли махнул хвостом, задев подбородок новообретенной хозяйки, но Элизабет только шикнула на него. Она привыкла говорить с мертвыми и не замечать живых.