А потом задрожала земля. Загремело где-то у самого плеча, и офицер Моралес неосознанно ударила туда, назад и наверх. Кулак прошел сквозь завихрения тумана, который – Эва готова была поклясться – сам замер в оцепенении. А потом схлынул, как морской прибой, оставив дорогу у кладбища пустой и одинокой.
#Глава 3
Земля отказывалась их принимать.
Красные, пурпурные, ярко-оранжевые нити пульсировали артериями и сердцами: два горящих, одно потухшее. Слишком чистая кровь, слишком непривычное питье – не «висельникам» забирать жизни своих освободителей. Нет, разрытые, взрыхленные корнями могилы не принимали их.
Запертые в клетки деревянных ребер, окруженные трескучими ветвями и преступными помыслами, Элис, Итан и Кэйлин тонули в собственных снах.
Элис видел птичку – маленькую и яркую: она запуталась в кустах под окнами, а потом жила в клетке под самым потолком. Она не умела петь, но сердце мальчика трепетало от радости при виде пернатой пичуги. Только потом он узнал, что его радость была чужой неволей – самой настоящей тюрьмой.
Отец любил рассказывать старую легенду из мест далеких, как воды океана, о разбойниках, что жили в горах и умерли под древними вязами. Элис слушал ее, разрисовывая цветными мелками стены, слушал, съедая очередную ложку «за папу», слушал, когда готовился ко сну. Слушал так часто, что забыл ее. Разбойников прогнали шарлатаны, тощие и хитрые, как спасший Ирландию Рори[19]. Не так ли хитер был и род Макмилланов? Корни легенды уходили в глубь гор, ветвились, заражали все больше семей. Тайны «висельников», секреты малого народца и премудрости синих богов навсегда впечатались в буквы древнего имени. Макмилланы знали не многое, но все, не по кусочкам, а сразу. Дед учил внука, а отец – правнука, и так было всегда. Пока дерево рода не пересадили на более ленивую землю.
Родители Элиса не верили в дедушкины сказки. Они гостили в шумном курортном городке и пили текилу, пока их сын в исступлении царапал деревянные ребра и выплевывал комья влажной земли.
Итан видел металлические переборки и застрявшие в них, развевающиеся на ветру петли аудиокассетных лент. Они кольцами вились вокруг, сужаясь, и он почти поверил, что клаустрофобия добралась и до него. Металл холодил кожу и одновременно не чувствовался вовсе: привычка начала брать свое. Холода не существовало. Не существовало тепла. Итан отдал бы многое, чтобы не существовало и страха.
Дверца, паутина и белый свет кружились в калейдоскопе, а маленький Итан, чьи волосы были еще цвета мокрой пшеницы, старательно рисовал подарок ко дню рождения тети Сары. Она должна была вернуться с минуты на минуту – убежала в магазин, оставив племянника дома, и Итан высовывал язык и досадливо пыхтел каждый раз, когда писал букву не в ту сторону.
Пока тетя Сара умирала в больничной палате, Итан проваливался в чей-то желудок.
Он все еще ждал, когда же тетя Сара вернется из магазина. И верил, что она всегда будет рядом.
Кэйлин видела Энтони Скалкера. Она могла видеть что угодно, от какой-нибудь особенно увлекательной смерти до теплых детских дней, но почему-то перед глазами маячила эта сутулая фигура, темные кудри и взгляд в пол. Наверное, никто, кроме Кэйлинны, не знал, что глаза у Энтони синие, как ее выпускное платье. Она ни на что не надеялась – и в то же время твердо знала, что Скалкер пойдет туда с ней. А если не на выпускной, то хотя бы на любую из университетских вечеринок. Кэй пообещала себе, что обязательно с ним поговорит. И сейчас она видела его: у окна, в просторной аудитории на втором этаже, где преподавал профессор Уайми. И Энтони смотрел сквозь нее, потому что живые не видят мертвых.
Привыкни, Кэй. Ты должна идти дальше. Ты должна бросить супергеройский костюм и своего брата. Почувствуй и свою беспомощность. Как бы ты ни хотела уйти, ты не сможешь этого сделать, пока Смерти не надоест над тобой смеяться. Мертвый джинн Мэпллэйра, ты продолжаешь для чего-то возвращаться.
Пока аудитория наполнялась студентами, а Мэридит Гриди рисовала на доске цветы, Кэйлинна умирала, как и сотни раз до этого. А Энтони Скалкер провожал ее пустым взглядом.
Корни сплетались, ветви вздымались ввысь, – за домом Макмилланов рос висельный лес. Поднявшийся ветер донес до Золотой улицы тяжелый запах окровавленной земли. Келпи втянул ноздрями воздух и спрятался под клетчатый пледик. Призрачные коты перестали гонять бабочек и зашипели. Игнес Фатуи заинтересованно замигали на окраине города.
Королева разбойников посмотрела на свою армию, менее многочисленную, чем прежде, но более смертоносную. Их удел – искать горькую кровь и выпивать ее до капли, но разве это не отдает весельем?
«Висельники» загремели ветвями. Поднялся такой шум, словно над городом бушевала безумная гроза.
Бригадир остановился у аккуратного домика с зеленой крышей, скрестил руки на груди и сощурил глаза. За черепом, на котором ярко горели старые символы, этого, конечно, не было видно.
И как он сразу не догадался.
Зов повис в воздухе искристой вуалью – как запах духов и как тишина перед началом концерта. Оркестр на своих местах, дело за дирижером. Еще бы знать, на кого возложена эта непростая задача.
Когтистая лапа легко скользнула в левую руку: вытянулись жилы, лениво побежали по ним кровь и слизь. Пальцы, прикрытые частью настоящей сущности Бригадира, согнулись – этому он научился у одного старого знакомого, Рабэ-Хо. Про Рабэ-Хо говорили, будто он спас целый город еще при жизни, но история сохранила все иначе, и теперь эти заслуги приписывали каким-то гусям. Рабэ-Хо на них не обиделся, но Бригадир знал, как тот любит запекать гуся по праздникам. А праздник у Грайфа Рабэ-Хо был каждый день.
Черные когти сомкнулись, и Бригадиру захотелось ринуться вперед, как раньше, однако нынешнее его тело не слишком подходило для подобных порывов. Зато рычать получалось почти как прежде.
«Висельников» было много – тех самых несчастных, что умоляли Бригадира о грешной крови. Вчера они умирали от голода, а сегодня хватили лишнего: для десерта места уже не найти. Еще и собственного жреца утащили, ну что за дурной тон!
Лапа была для Бригадира лучшим оружием, ни один топор не сравнился бы с нею. А веревки оказались такими непрочными – сами напрашивались на острые когти. Но в ушах все еще звенел зов, громко, почти оглушительно, и от этого найти источник было сложнее. А через пару минут Бригадир порадовался, что не может посмотреть повешенным в глаза.
Элис, Итан и Кэйлин видели сны и не могли проснуться. Они тонули в воспоминаниях, царапая стенки камер, построенных из прошлого, а «висельники» вновь обрели свою силу. Казалось бы, простая веревка, простой узел, ничего больше, но в каждом – забытая ярость и ключик от замка́. Прежде плененные духи преступников могли восстать лишь в тени старых вязов Макмилланов. Теперь, с орудием своего убийства на шее, каждый мог гулять свободно.
Но странник, пришедший с севера, поймал их всех до единого.
В одном Бригадир был уверен: с таким удобрением земля сада либо не родит больше ничего, либо здесь вырастет небольшой дремучий лес. Самый обычный лес, который не будет пить кровь и выжигать людям глаза. Таких лесов много вокруг Мэпллэйра.
Кладбищенский туман неожиданно проявил любопытство: заглянул во дворы домиков по Стоунвуд-Чейз. Он скользнул над горстками пепла и телами «висельников», похожими на выкорчеванные пеньки, а потом растаял у корней нетронутых вязов. Бригадир в это время уже сидел на траве и чистил пальцы от ожогов. Они прекрасно соскабливались с непривычного тела и с забавным звуком шлепались на газон. Бьярндир морщился и клацал зубами, задевая особо болезненные участки.
Спасать людей в его планы поначалу не входило. Он, конечно, слышал зов, но никак не предполагал, что его могут издавать такие… такие… Во имя святой правды, да это были сопливые подростки! Парни – один щуплый, другой тоже не слишком крупный, но на удивление тяжелый – были без сознания, а вот девушка сама схватилась за скользкие пальцы Бригадира и выломала парочку ветвей. А когда она с ужасом уставилась на своего спасителя, Бригадир понял, на кого нарвался.
– Кто ты, мать твою, такой? – После всего случившегося девушка была явно настроена не особенно дружелюбно. Скорее всего, субъект с медвежьим черепом на голове не внушал ей ни капли доверия и пугал не меньше, чем кровожадные деревья.
– Пустая судьба, надо же… – прошептал Бригадир.
Рано. Еще слишком рано. Потемневшие ленты судьбы не должны были крутить колесо, не могли приблизить момент, не стали бы… Значит, во всем виноват тот, другой. Еще с целой лентой, не разорванной на куски острыми краями реальности.
– Что ты?..
– Я ожидал хотя бы «спасибо», мисс Нод.
Она отшатнулась, как от удара. Странная девчонка. Еще более нелепая в грязной, окровавленной светлой одежде и с растрепанными волосами, в которых застревали стрелы закатного солнца.
Недавно умершая, навсегда мертвая, скользящая по чужим сознаниям, как тень.
– Боишься меня? Правильно. Это пригодится.
Бригадир поднялся и аккуратно водрузил свое когтистое оружие на плечо. Линии трикуэтры[20] на черепе потускнели, готовые в любой момент исчезнуть, а красный свет солнца растворился в пустых глазницах. Девушка определенно видела его клыки и готова была услышать правду. Услышать – но не принять. И потому Бьярндир подошел к ней так близко, чтобы Кэйлин смогла увидеть другой, человеческий облик и крепко-крепко ее обнял.
Кэйлинна видела жилы, тянущиеся из огромной дыры на затылке мужчины, и одновременно – видела рыжие торчащие волосы. Видела костяной шлем с клыками – и широкоскулое лицо с выразительными глазами. Этот человек был как оптическая иллюзия. Висит портрет: посмотри на него слева – красивая молодая женщина с розой, зайди справа – скелет в платье и со змеей в руках. Увидев такое в детстве, она закричала и прижалась к папе, старательно отводя глаза. Теперь ей пришлось посмотреть страху в лицо.