Я даже присвистнул, увидев каталог длиной с телефонный справочник небольшого города. В верхней строчке экрана было написано, что на мой компьютер скопировалось более 100 мегабайт, и на диске осталось всего 50 килобайт свободных. Я пустил курсор вниз по экрану, и строки побежали вверх; у многих названий в конце было BAT или EXE, но ничего узнаваемого на первый взгляд.
На магнитооптический диск Дингбэта кто-то загрузил какую-то сложную программу как раз перед тем, как убили Джона. У Тьернана не было никакого резона таскать с собой что-нибудь подобное, и скорее всего на его компьютер записала это Берил Хинкли во время встречи в баре. Однако я понятия не имел, что это такое. Хакер из меня нулевой — все мои познания на уровне компьютерной грамотности студента колледжа, и в программе такой сложности мне не разобраться.
С уверенностью можно было сказать лишь одно: мой лучший друг был застрелен выстрелом из лазерного оружия в голову вскоре после получения этой программы. И что бы там ни говорил Фарентино насчет сходства этого убийства с почерком Черного Джеди, я печенкой чуял, что Джон не был случайной жертвой.
Не стал ли Джон жертвой наемного убийцы?
И сразу второй вопрос: а не за то ли его убили, что у него был вот этот самый диск?
Я глубоко вдохнул, заставляя себя успокоиться. Только без паники. Я продолжил путешествие по директории, пытаясь найти что-нибудь похожее на главное меню или файл README. Ощущение было — как у слепого в большой и незнакомой комнате, но если мне удастся найти что-то вместо белой трости, тогда…
Загудел телефон. Автоответчик был включен, но я машинально взял трубку:
— Алло?
На том конце молчали; экран телефона был пуст. Наверное, ошиблись номером. Я собрался повесить трубку, но вдруг, как бы на заднем плане, раздалось быстрое чередование кратких электронных звуков: щелчков, свистов, гудков, завываний.
— Алло? — переспросил я. — Кто это?
Как только я заговорил, электронные шумы исчезли. После секундного молчания, когда я опять чуть не повесил трубку, с другого конца вдруг донесся лишенный интонации голос:
— Алло… алло… кто это… алло…
— Да кто там? — спросил я снова, уже теряя терпение.
Экран мигнул, по нему поплыли случайные фрактальные узоры,[10] как электронные отпечатки пальцев. Еще парочка гудков и писков, а затем — как будто крутили магнитофонную ленту на большой скорости — быстрые писклявые голоса. Так могли бы говорить Алвин и Чипменкс со старого зонда, потерянного за орбитой Юпитера. Тем временем из фракталей складывалось что-то, похожее на туманную человеческую фигуру. И голос:
— Эй, кто это?.. Алло… Кто говорит?.. Алло…
Это был мой голос. На экране появились голова и плечи, но черты его (или ее) лица были все время в движении: глаза, нос, губы, щеки, подбородок, скулы, линия лба — все вместе менялось так быстро, что мои глаза не успевали следить. Иногда лицо было похоже на мое, иногда — на какое-то женское, или на женщину с бородой, а то на бородатого негра, а то вообще возникало совсем новое.
— Да кто это? — Я уже сердился. — Слушай, Джах, если это ты выпендриваешься, я тебе башку откручу и тебе же в задницу засуну!..
У меняющегося на экране лица задвигались губы, а голос, выходящий из динамика, был уже не совсем моим. Он звучал нереально, будто из шифровального аппарата:
— Джах… если ты выпендриваешься… эй… Джах… я тебе башку откручу… кто говорит… я тебе задницу откручу и тебе же в башку засуну… кто это?
Изменения лица на экране замедлились, это было явно мужское лицо, и оно становилось все моложе. И среди гудков, свистков и писков, и еще — звука, как при ускоренной перемотке ленты, прозвучало:
— Розен, Джерри… Джерард Розен… Джерри Розен… Папа, могу я тебе сказать?..
На экране появилось другое лицо.
Я хряснул трубкой по рычагу.
Лицо еще секунду на меня смотрело, потом исчезло совсем, оставив погасший экран.
Я тупо уставился на телефон. На улице чуть шептал ночной ветерок, как погибшая душа, просящая ее впустить. Сердце билось, как будто пыталось вырваться из клетки ребер, я чуял кислый запах собственного пота. Через пять минут включился скринсейвер компьютера; по экрану поплыли волнистые узоры фракталей, переливающиеся песчаные узоры, созданные формулами Мандельброта — черная магия высшей математики.
А я все таращился на телефон, не принимая того, что сейчас видел и слышал.
Лицо и голос… Боже ты мой, это был Джейми!
Резкий стук в дверь привел меня в чувство.
— Кто там? — отозвался я.
Ответа не было. Я уж подумал, что мне мерещится, как раздался еще один стук, чуть сильнее.
Чеви Дик, наверное, пришел узнать, не хочу ли я выпить пива. У него была ключевая карточка, и он знал коды отключения тревоги на двери. Пить не хотелось, но компания мне сейчас нужна. И потому я встал и пошел к двери.
— Сейчас, погоди, — буркнул я. — Иду открыва…
Дверь слетела с петель, замок выломился от бешеного удара ногой, и на чердак ворвались четыре солдата в полном уличном снаряжении для подавления беспорядков.
— Стоять, падла! — крикнул один, что стоял ближе к двери. Винтовка «Хеклер и Кох Джи-11» смотрела прямо на меня. — ВЧР!
Тут же брызнуло под ударом приклада окно на пожарную лестницу, я рывком обернулся и увидел, как еще два солдата ВЧР прыгают внутрь.
— Какого х…
Мне не удалось окончить свой парламентский запрос, поскольку один из тех, что высадили входную дверь, схватил меня сзади. Я ударился лицом о деревянный пол, да так, что дыхание перехватило. Борясь за вдох, я попытался привстать на локтях, но лишь для того, чтобы тяжелый ботинок вернул меня вниз.
— Лежать, сука!
Я начал было вывертываться из-под ботинка, но в шею уперлось дуло «Джи-11».
— Кому сказано — лежать!
Я попытался кивнуть и залег тихо, вдыхая пыль с пола вместо воздуха, а вокруг загудела какофония голосов:
— О'кей, мы его взяли.
— Ванную проверь!
— Кто-нибудь, найдите выключатель! Свет сюда!
В следующую секунду комната была залита светом от потолочной люстры.
— В ванной никого, сержант! Он здесь один.
— Белл, проверь стол. Нет ли там этой штуки.
Звук сбрасываемых со стола бумаг, щелчок вынутого из дисковода диска.
— Здесь, сержант. Он как раз ее на экране смотрел.
— Нормально. Вы с Тоддом запакуйте процессорный блок. Все диски, что найдете, забирайте. Да, и бумаги прихватите. Коробку найдите где-нибудь.
— Есть, сержант.
— «Ромео Чарли», говорит «Гольф Браво», обнаружена, прием…
— Тихо, парень. Не дергайся.
Мне завели руки за спину и второй раз за вечер затянули пластиковые наручники. Ботинок с меня убрали, но винтовка по-прежнему упиралась в шею.
— Слушай, здесь воняет, как в сортире…
— А чего ж еще ты ждал от репортера?
Заржали.
— Тише, ребята. Десять-четыре, «Ромео Чарли». Помещение проверено. Никого посторонних нет. Десять-пятнадцать. «Браво», «Чарли», прием…
Лежа на полу, я все же повернул голову посмотреть, что сделали с моим столом. Два солдата отключали мой компьютер, один держал процессорный блок, другой отсоединял кабели. Третий нашел пустой картонный ящик и кидал туда рукопись моего романа. Запихнув, схватил телефон, вырвал провод из розетки и сунул туда же в коробку. Правильно — как орудие подрывной деятельности.
— Да что вы тут делаете? — начал я. — Чего это вы…
— Заткнись, — сказал солдат у меня за спиной.
Я его игнорировал:
— В чем меня обвиняют? Что это за…
— Заткнись. — Мне в спину вновь уперся ботинок. — Когда надо будет говорить, мы тебе скажем, понял? А теперь закрой рот.
— Десять-четыре, «Ромео Чарли». Десять-двадцать-четыре, скоро увидимся. «Гольф Браво», конец связи… Так, ребята, давайте отсюда, пока соседи не зашевелились.
Ботинок и винтовка отодвинулись, и две пары рук, схватив меня за плечи, поставили на ноги.
— Шевелись, гад, — буркнул горилла, — а то на бейсбол не успеем.
Если у меня и были какие-то сомнения насчет того, куда мы едем, то после этих слов они исчезли.
Я молча дал себя вывести за дверь. На площадке второго этажа стоял еще один солдат, уперев себе в бок приклад. Ведущая в офис дверь листовой стали была закрыта: кто бы ни отдал приказ о налете, четко указал, что в редакцию «Биг мадди инкуайрер» вламываться не следует. Должно быть, не хочет огласки.
Я все еще не понимал, как им удалось проникнуть в здание, не включив сигнала тревоги. Но на площадке первого этажа стоял еще один солдат, и провода от ПТ у него на ладони вели к пульту. Он-то и взломал защиту и отключил сигнал тревоги. На меня он глянул лишь мельком. Меня вытащили на тротуар.
Гэйер-стрит была пуста, если не считать двух серых «Пираний», стоявших с включенными моторами и турелями водяных пушек, развернутыми к обоим тротуарам. Если есть на свете что-то страшнее двух броневиков, стоящих у вашей двери, — что ж, я надеюсь не дожить до того, чтобы такое увидеть. Но если ВЧР ожидали бунта по поводу ареста дармоеда-репортера, то их ждало разочарование. Тротуары были пусты, и любой, имеющий хоть мало-мальское соображение, притаился у себя дома за шторкой, подглядывая в щелку одним глазом.
Перед двумя «ЛАВ» стоял тягач, и на вилах погрузчика поднимался в воздух «Деймос» Джона. Они прихватывали все, что только могло иметь отношение к делу — компьютеры, автомобиль Джона, телефоны, даже рукопись ненапечатанного романа. Что непонятно, так это то, что копов поблизости не видно. После слета местных талантов у Клэнси по поводу убийства Джона как-то странно, что ни одной патрульной полицейской машины здесь нет, тем более что меня прихомутали явно за кражу маленького компакт-диска из вещественных доказательств.
По спине пробежал холодок, когда до меня дошло: это собственная операция ВЧР. И на самом деле сохранить эту операцию в тайне от полиции Сент-Луиса было для них важнее всего, и командир группы говорил со штабом явно на шифрованной волне.