– Да, мадам.
– При его приближении вы должны будете отходить в сторону.
– Да, мадам.
– В его присутствии обязательно опускайте глаза и низко кланяйтесь.
– Да, мадам.
Сестра Астрид, которая теперь служила в «Обителях» управляющей персоналом, внимательно рассматривала нового кондитера. Она даже прищурилась, словно это могло ей помочь заглянуть в его душу.
– Откуда вы к нам прибыли? – спросила она.
– Из «Братской Любви», – назвал он отделение ордена.
– Ну что ж, надеюсь, в вашей голове нет трещин, как в Колоколе Свободы. И, должно быть, вы действительно пользуетесь уважением своего викария. Иначе бы он не рекомендовал вас для службы Набату.
– Со своей работой я справляюсь лучше всех, – сказал кондитер. – Особо не затрудняюсь, но справляюсь на отлично.
– Тоновик, не отличающийся скромностью, – это редкость, – криво усмехнувшись, произнесла сестра Астрид. – Какой-нибудь радикал из Шипящих запросто мог бы за это отрезать вам язык.
– Набат слишком мудр, чтобы допустить такое, мадам.
– Этого у него не отнимешь, – согласилась Астрид. – Не отнимешь.
Затем, неожиданно для самой себя и для кондитера, она протянула руку и потрогала его бицепс. Тот рефлекторно напряг его.
– Сильно! Вы в такой форме, что вам самая стать служить в охране, – сказала Астрид.
– Я кондитер, – покачал головой ее собеседник. – Единственное оружие, которым я владею, – это венчик для взбивания крема.
– Но если Набат попросит вас об этом, вы будете за него драться?
– Что бы ни потребовалось Набату, я на все готов.
– Отлично! – сказала Астрид, удовлетворенная беседой. – Сегодня вечером от вас потребуется десерт.
И она вызвала человека из кухонных рабочих, чтобы тот показал новому кондитеру его рабочее место.
Выходя из комнаты, кондитер улыбался. Ему удалось выдержать собеседование с управляющей персоналом. Сестра Астрид славилась тем, что отказывала всем, кто ей не нравился, – вне зависимости от того, кто давал рекомендации ищущим места возле Набата. Но ему удалось доказать, что он соответствует ее высоким стандартом.
Мог ли Жнец Моррисон быть недовольным?
– Думаю, что путешествие было бы полезно для тебя во всех отношениях, – сказало Гипероблако Грейсону, когда тот, раздевшись, готовился лечь спать. – Более, чем полезно.
– Нет, мировые турне – не для меня, – ответил Грейсон. – Я привык к тому, что мир приходит ко мне порционно – один человек за раз. Это меня вполне устраивает, да и тебя тоже.
– Я и не предлагаю мировое турне. Но, может быть, паломничество в места, где ты еще не бывал? Это было бы, кстати, полезно для твоего имиджа – пророки, как правило, странствуют по свету. К тому же можно на местах поработать с экстремистами, ввести их в нужные рамки.
Грейсону Толливеру, однако, чужда была охота к перемене мест. Пока его жизнь не пошла вразнос, мечтой его было тихо служить в должности агента Нимбуса где-нибудь поближе к дому или, на худой конец, в другом месте, которое он тоже со временем стал бы воспринимать как свой дом. Сейчас же в качестве мира его вполне устраивал и Ленапе-Сити.
– Это просто один из возможных вариантов, – сказало Гипероблако. – Но мне он кажется перспективным во всех отношениях.
Гипероблако, как правило, не настаивало на своих предложениях, если Грейсон уже ясно с чем-то определился и его мнение отличалось от мнения Гипероблака. Возможно, придет время, когда ему все-таки придется покинуть насиженное место и лично заняться наведением порядка среди Шипящих. Но, похоже, это время еще не настало.
– Я подумаю об этом, – сказал Грейсон, чтобы закончить разговор. – Сейчас же я хочу принять ванну и больше не думать о неприятностях.
– Как скажешь, – произнесло Гипероблако. – Я наполню ванну.
Однако ванна, которую наполнило Гипероблако, оказалась слишком горячей. Грейсон, стиснув зубы и не проронив ни слова, выдержал обжигающую температуру воды. Но что там себе думало Гипероблако? Оно что, таким образом решило наказать Грейсона за нежелание ехать в путешествие? Это на него не похоже. Но была же какая-то причина, по которой Гипероблако вело себя так, а не иначе!
Новый кондитер действительно был настоящим гением пирожков и мармелада. Или, по крайней мере, был таковым, пока Жнец Моррисон не подверг его жатве и не занял его место. По правде говоря, еще три недели назад Моррисон вряд ли смог бы вскипятить воды, тем более приготовить суфле. Но краткий интенсивный курс кулинарии давал ему возможность овладеть основами профессии, с помощью которых он смог бы продержаться то небольшое время, которое ему потребуется. Но, сверх этого, он еще научился готовить вещи, которые до него никто не готовил, а именно смертоносный тирамису и убийственный земляничный чизкейк.
Первые два-три дня Моррисон изрядно нервничал, а его малоопытные руки плохо приспосабливались к новым для них инструментам. Но эта нервозность оказалась отличной дымовой завесой – под пристальным суровым взором сестры Астрид все новые слуги тряслись от страха, и Моррисон в этом смысле ничем не отличался от прочих новичков. В этих обстоятельствах неуклюжие движения Моррисона, пытавшегося совладать с венчиками и терками, выглядели вполне естественными.
В конце концов они поймут, что он никакой не кондитер, но он и не собирался разыгрывать этот маскарад слишком долго. Когда он сделает свое дело, эти маленькие нервные тоновики будут освобождены от своей нелегкой службы – святой человек, которому они пока служат, будет подвергнут жатве, и служить им будет уже некому.
– Гипероблако себя ведет сегодня странно, – сказал Грейсон сестре Астрид, которая ужинала с ним.
С Набатом всегда кто-нибудь ужинал – тоновики не хотели оставлять его ужинать одного. Вечером накануне его гостем был приезжий викарий из Антарктики. А до этого – женщина, которая создавала изящные камертоны для домашних алтарей. Редко кто из этих людей был интересен Грейсону, и редко за вечерним столом он сам мог быть Грейсоном. Почти каждый вечер ему нужно было включать в себе существо по имени Набат. Это было, кроме всего прочего, еще и хлопотно, потому что его балахон легко пачкался и трудно чистился, а потому, чтобы соответствовать своей роли, Грейсон вынужден был часто менять свое одеяние. Он, конечно, предпочел бы есть в джинсах и футболке, но, увы, опасался, что никогда больше не сможет насладиться такой роскошью.
– Что ты имеешь в виду, когда говоришь «странно»? – спросила сестра Астрид.
– Повторяется, – ответил Грейсон. – Делает не то, что нужно. Вообще, плохо контачит. Будто… само не в себе.
Астрид пожала плечами:
– Гипероблако есть Гипероблако. Ведет себя так, как ведет.
– Вот слова истинного тоновика, – проговорил Грейсон. Это была с его стороны не насмешка, но Астрид восприняла эти слова именно так.
– Я имею в виду, что Гипероблако – это константа, – сказала она. – И если в его поведении тебе что-то непонятно, то это – твои проблемы, а не его.
Грейсон усмехнулся:
– Из тебя выйдет отличный викарий, Астрид.
Слуга принес десерт. Земляничный чизкейк.
– Попробуй, – предложила Астрид. – И скажи мне: это лучше, чем то, что готовил прошлый кондитер?
Грейсон взял небольшой кусочек и попробовал. Чизкейк был само совершеноство.
– Класс! – сказал он. – Наконец-то у нас приличный кондитер!
Десерт на несколько минут отвлек Грейсона от мыслей о Гипероблаке.
Жнец Моррисон понимал, почему подвергнуть Набата жатве нужно было не пролив крови, и сделать это тайно, а не открыто. Тоновики, охраняющие Набата, умерли бы за своего пророка. К тому же они хорошо вооружены запрещенным оружием, оставшимся со времен Эпохи смертных. Конечно же, они окажут сопротивление – такое, какого обычные люди оказать не смогут. И даже если команда жнецов, явившаяся, чтобы в открытом противостоянии уничтожить Набата, выполнит свою задачу, весь мир узнает о том ожесточении, с которым тоновики бились за своего пророка. А это – плохо! Мир не должен знать, что воле жнецов можно сопротивляться, и сопротивляться до последнего.
До этого момента политика жнецов в отношении Набата состояла в тотальном игнорировании самого факта его существования. Жнецы полагали: пока мы не придаем ему значения, он и не имеет значения. Но, вероятно, Набат стал слишком серьезным фактором в делах мира, и Годдард решил убрать его. И чтобы жатва не стала каким-то глобальным событием, которое всколыхнуло бы мир, достаточно было организовать проникновение в недра ордена тоновиков всего одного человека.
Не будь тоновики столь самоуверенны – план бы вряд ли удался. Перед тем как рекомендовать управляющему персоналом аббатства нового кондитера, они его тысячу раз проверили и перепроверили. Убедившись, что с этим типом все в порядке, тоновики и думать о нем забыли, и Моррисону оставалось лишь изменить свои идентификационные документы и воспользоваться рекомендацией, которую получил убитый им кондитер.
Моррисон должен был признаться – его новая работа ему понравилась гораздо больше, чем он ожидал. Печь, смешивать, украшать – в этом что-то было! Может быть, когда он закончит свои дела в аббатстве, кулинарию он сделает своим хобби? А почему бы и нет? Ведь, помнится, Жнец Кюри сама готовила обед для родственников людей, которых подвергала жатве. И он, Жнец Моррисон, будет готовить для них десерт.
– Всегда готовь чуть больше, чем нужно для ужина, – посоветовал в первый день кондитеру шеф-повар. – Набат обязательно берет с собой на ночь что-нибудь пожевать. Обычно – сладкое.
Бесценная информация.
– Ну что ж, – отозвался Моррисон. – Буду делать столько, что хватит с избытком.
У Набата было множество врагов – и в жизни, и за ее пределами. Проникнув в святилище Набата, вестник смерти сомкнул свои холодные пальцы на горле святого, но тот не сдался. Одетая в грубые синие одежды, смерть вонзила в него свои кинжалы, и, хотя она прервала его земное существование, конец Набату не наступил. Вместо этого он поднялся над этим миром еще на одну октаву.