– Похоже, вы мне рады, – проговорил Роуэн. – Вероятно, здесь дело в физиологии тела, которое вы украли. Тигр Салазар счастлив ощущать присутствие своего лучшего друга.
– Возможно, – отозвался Годдард, разглядывая ладони Тигра так, словно на них должны были открыться рты и что-то ему сказать. – Но и все остальное из того, что принадлежит мне, счастливо видеть тебя. Понимаешь, как страшилка для дураков Жнец Люцифер – большой зануда. Но как реальный человек он может быть использован во благо человечества, ради улучшения его природы.
– Во благо Годдарда, вы хотели сказать.
– То, что во благо мне, во благо и миру, и тебе давно пора это понять, – сказал Годдард. – Я вижу все более широко и глубоко, Роуэн. Как и всегда. Теперь же, показав человечеству, что Жнец Люцифер может быть подвергнут справедливому суду и наказанию, мы позволим людям спать спокойнее.
На протяжении всего этого диалога Жнец Рэнд молчала. Она устроилась в кресле и наблюдала. Ждала, что сделает Роуэн. С какими обвинениями он выступит. В конце концов, именно она освободила Роуэна в Стое. Он мог бы быть ложкой дегтя в ее бочке меда. Но это ничуть не лучше, чем бросаться камнями в стеклянном доме.
– Если ты надеешься остаться в памяти человечества, то не волнуйся, это произойдет. Как только тебя подвергнут жатве, имя твое станет объектом всеобщей ненависти. Более дурной славы, чем у тебя, и найти нельзя, Роуэн. Привыкни к этому. И это все, что тебе достанется, хотя и этого ты не заслуживаешь. Пусть эта мысль будет тебе подарком во имя всего, что нас связывает.
– Вы, как мне кажется, получаете удовольствие?
– Чрезвычайное! – признал Годдард. – Ты не представляешь, как часто, стоя здесь, я думал о том, как стану тебя пытать.
– А кого вы будете пытать, когда меня не станет?
– Найду кого-нибудь, ты уж не беспокойся, – улыбнулся Годдард. – А может быть, в том и нужды-то не будет. Может быть, ты будешь последним шипом в моей заднице, с которым мне придется иметь дело.
– Ничего подобного! Всегда будут новые и новые шипы. Была бы достойная задница.
Годдард захлопал в ладоши, радуясь совершенно искренне.
– Как мне не хватало этих разговоров с тобой! – сказал он.
– Это когда я привязан, а у вас развязаны руки и полный дом охраны?
– То, как ты сразу берешь быка за рога, по-настоящему освежает, – проговорил Годдард. – И я получаю от этого огромное удовольствие. Я бы держал тебя в качестве домашнего питомца, если бы не опасался, что ты сбежишь и ночью превратишь меня в пережаренный тост.
– Именно это я и сделаю, – сказал Роуэн.
– Абсолютно уверен в этом. Но не сегодня. Сегодня ты не убежишь. Этого идиота Брамса с нами нет.
– А где он? Сожрали акулы?
– Уверен, что так и было, – покачал головой Годдард. – Хотя он был уже мертв, когда они до него добрались. Он был наказан за то, что позволил тебе бежать.
– Вот и отлично! – только и сказал Роуэн.
Но уголком глаза он заметил, как Рэнд заерзала в кресле, словно ей неожиданно стало жарко.
Годдард приблизился к Роуэну на расстояние вытянутой руки. Голос его стал тише и мягче.
– Ты можешь мне не верить, Роуэн, но мне тебя действительно не хватало.
В этой простой фразе была искренность, которая начисто убила свойственное Годдарду стремление к показухе.
– Ты – единственный, кто рискует говорить со мной как равный. Да, у меня есть противники, но все они слабаки. Их легко сломать. Ты с самого начала был не такой.
Он отошел на шаг назад и оценивающе посмотрел на Роуэна – таким взглядом могут осматривать потускневшую от времени картину.
– Ты мог бы быть моим первым помощником, – продолжил он. – И моим наследником как властитель мирового сообщества жнецов – не удивляйся, в конце концов, у нас будет мировое сообщество! И когда я ушел бы от дел, ты занял бы мое место. Это было бы твое будущее.
– Только в том случае, если бы я забыл, что такое совесть.
Годдард с сожалением покачал головой.
– Совесть – такой же инструмент, как и прочие. Если ты не управляешь ею, она начинает управлять тобой. И, насколько я вижу, твоя совесть сделала тебя безмозглым тупицей. Нет, Роуэн, миру нужно единство, которое я предлагаю, а не твои примитивные рассуждения о том, что такое хорошо и что такое плохо.
Самое опасное в аргументации Годдарда было то, что он так глубоко влезал во внутреннюю сущность собеседника, что это выбивало у того почву из под ног. Он был способен вывернуть наизнанку его мысли, и они принадлежали уже Годдарду, а не тому, с кем он беседовал. Это делало Суперлезвие по-настоящему опасным.
Роуэн чувствовал, как его уверенность в себе и твердость духа улетучиваются. Неужели Годдард прав? Внутренний голос убеждал Роуэна, что это не так, но этот голос стихал и со временем был уже едва слышен.
– И что со мной будет? – спросил Роуэн.
– Будешь платить по счетам.
Жнец Рэнд думала, все это давно позади. Когда пришла новость, что Жнец Люцифер жив и находится в Амазонии, она была в отъезде – в очередной раз общалась с конструктом Тигра Салазара, и доставка Роуэна из Амазонии происходила без ее участия. Она была еще в пути, когда Годдард сообщил ей «радостную новость».
Рэнд не хватило времени. Если бы новость пришла к ней раньше, она нашла бы способ убить Роуэна до того, как тот предстанет перед Годдардом, и таким образом заткнула бы ему рот.
Но Роуэн уже здесь и тем не менее рта не раскрывает. По крайней мере, по ее поводу. Он что, наслаждается тем, как она корчится в муках беспокойства и тревоги? Интересно, какую игру он затеял?
На этот раз Годдард не стал играть радушного хозяина и не оставил Роуэна в комнате одного. Рядом с ним появились два охранника. Им был дан приказ держаться от преступника чуть в отдалении, в разговоры не вступать, но ни на минуту не спускать с него глаз.
– Проверяй его каждый час, – приказал Годдард Жнецу Рэнд. – Чтобы ему не удалось ослабить свои путы или склонить на свою сторону охранников.
– Вы могли бы проткнуть им барабанные перепонки, – сказала Рэнд. – Тогда ему не удастся совратить их.
Это была шутка, но Годдард принял ее вполне серьезно.
– К сожалению, они восстановят слух в течение часа, – сказал он.
Поэтому вместо того, чтобы глушить охранников, Годдард, чтобы добиться в комнате полной тишины, распорядился использовать старый добрый метод – кляп. Тем не менее, когда Рэнд в полдень пришла проверить, как дела, она увидела, что Роуэн смог освободиться от кляпа. Связанный по рукам и ногам, он тем не менее широко улыбался.
– Привет, Эйн! – сказал он весело. – Как дела?
– Разве ты не знаешь? – усмехнулась Рэнд. – С тех пор, как Годдард стал Суперлезвием, дела идут лучше некуда.
– Простите нас, ваша честь, – сказал один из охранников, – так как нам приказали находиться на расстоянии, мы не могли вернуть кляп на место. Может быть, это сделаете вы?
– Что он говорил? – спросила Рэнд.
– Ничего, – ответил второй охранник. – Пел песню, которая была популярна несколько лет назад. Он хотел, чтобы мы пели вместе с ним, но мы не стали.
– Отлично! – сказала Рэнд. – Вша сдержанность заслуживает аплодисментов.
Пока шел разговор, улыбка не сходила с лица Роуэна.
– Ты знаешь, Эйн, – проговорил он, – я мог бы сказать Годдарду, что это ты освободила меня в Стое.
Вот прямо так все и выложил! При охранниках!
– Ложь тебе не поможет, Роуэн, – сказала Рэнд, но слова ее предназначались в первую очередь для охранников.
После этого она отправила их прочь из комнаты. Оттуда, где они стояли, благодаря стеклянным стенам они могли все видеть. Но, по крайней мере, стекло глушило звук.
– Я не думаю, что они тебе поверили, – сказал Роуэн. – Ты была неубедительна.
– Ты прав, – отозвалась Эйн. – А поэтому мне придется подвергнуть их жатве. И их кровь будет на твоих руках.
– Лезвие-то будет твое, а не мое!
Рэнд посмотрела на охранников, которые, ни о чем не подозревая, стояли по ту сторону стеклянной стены. Проблема состояла не в том, чтобы убить их, а в том, чтобы скрыть ее, Рэнд, роль в их смерти. Ей придется найти какого-нибудь жнеца, приказать ему подвергнуть охранников жатве, а потом заставить его покончить с собой, причем так, чтобы это ни у кого не вызвало подозрений. Сколько сложностей!
– Решение освободить тебя было самым неудачным в моей жизни, – сказала Рэнд.
– Я бы так не сказал, – отозвался Роуэн.
– Так почему ты ничего не сказал Годдарду? – спросила Эйн. – Что у тебя за причины?
Роуэн пожал плечами.
– Ты оказала мне любезность, – сказал он. – Я отвечаю тем же. Теперь мы квиты. И, кроме того, один раз ты уже предавала Годдарда. Может быть, ты сделаешь это еще раз.
– Многое с тех пор изменилось.
– Неужто? Как я вижу, он по-прежнему относится к тебе не так, как ты того заслуживаешь. Разве он говорил тебе то, что сказал мне сегодня? Что ты унаследуешь власть над жнеческим сообществом? Нет! Мне кажется, он ведет себя с тобой точно так же, как ведет себя со всеми остальными. Как со слугой.
Эйн глубоко вздохнула. Неожиданно она почувствовала себя страшно одинокой. Обычно она вполне удовлетворялась тем, что была как бы сама по себе. Но сейчас все было по-другому. Увы, в ее жизни совсем не было ни друзей, ни союзников. А все люди мира представлялись врагами. И, не исключено, так и было на самом деле. Но как этот самодовольный юнец смог так глубоко залезть в ее душу? Убить его за это мало! И вместе с тем он прав.
– Ты гораздо опаснее, чем думает Годдард, – сказала она.
– Но ты ведь все равно меня слушаешь, – отозвался Роуэн. – Почему?
Ей не хотелось думать об этом. Вместо этого она стала перебирать возможные способы, которыми могла здесь и сейчас убить Роуэна – и черт с ними, с последствиями! Но если она это сделает, толку не будет. Здесь, в пентхаусе Годдарда, невозможно убить его так, чтобы его нельзя было восстановить, а Годдард это непременно сделает, чтобы поставить Роуэна перед судилищем, которое он запланировал. И тогда Роуэн наверняка все расскажет Годдарду. Рэнд почувствовала себя связанной по рукам и ногам – как и этот пленник Годдарда.