– Это был просто здоровый скептицизм, – проговорила Македа в свою защиту. – Цыплят по осени считают, как известно.
– И не кладут все яйца в одну корзину, – добавил Баба. – А мне интересно, какая поговорка появилась раньше – про яйца или про цыплят.
Тенкаменин рассмеялся, но смеялся он недолго. Что-то как будто давило на него и на всех, кто был во дворце, и весь день в воздухе ощущалось некое напряжение.
Оно ощущалось даже в Джерико, который обычно тщательно скрывал свои эмоции.
– Родственника одного из членов моей команды подвергли жатве, – сказал Джерико Анастасии. – Мне нужно поехать в город и утешить ее.
Он в раздумье постоял несколько мгновений, как будто хотел что-то добавить, но промолчал.
– Вернусь поздно, – сообщил он перед уходом. – Попросите Высокое Лезвие не ждать меня к ужину.
Когда оставшиеся сели за стол, атмосфера в комнате сгустилась до предела, стала не просто напряженной, но тяжелой – словно удвоилось все бремя мира, лежавшее на плечах собравшихся. Анастасия предположила, что это – из-за ее передачи.
– Ведь это так? – спросила она, разбивая молчание за салатом, который, казалось, совсем завял под грузом царящего за столом тягостного настроения. – Люди отреагировали совсем не так, как вы хотели? И мы просто впустую потратили время?
– Вовсе нет, – возразила Македа. – Вы были великолепны, моя дорогая.
– И, кроме того, я просматривал комментарии, – вступил Баба. – От вашего выступления волны еще круче, чем от тонущей Стои.
– У вас дурной вкус, – скривилась Македа на эти слова. – Совсем дурной.
Тенкаменин молчал, погруженный в свои мысли.
– Тогда в чем же дело? – спросила Анастасия. – Если что-то не так, вы должны мне об этом сказать.
– Вчера в Северной Мерике произошел инцидент, – наконец, сказал Высокое Лезвие. – Страшный инцидент.
Анастасия напряглась.
– Что-то с Роуэном? – спросила она.
Тенка отвернулся. Его примеру последовал Баба. Македа же, не отрываясь, смотрела ей в глаза.
– Роуэн имеет к нему отношение, – сказала она.
Анастасия сжала пальцы на ногах с такой силой, что от боли застонали подошвы.
– Он был подвергнут жатве, – сказала она. – Годдард убил его.
Лучше уж сказать самой, чем услышать это от других.
– Его должны были убить, – сказал Тенкаменин, – но он спасся.
Вздох облегчения вырвался у Анастасии. Жнецы так себя не ведут. Она попыталась восстановить самообладание, но было поздно – все всё видели.
– Его вытащили техасцы, – сказала Македа. – Не могу понять, зачем они это сделали.
– Он – враг их врага, – пояснил Баба.
– Дело не в том, что он спасся, важно то, то произошло потом, – сказал Тенкаменин. – Годдард приказал провести массовую жатву. Было убито почти тридцать тысяч, а те, кто смог убежать, были подвергнуты жатве вместе с родственниками. Он ссылается на третью заповедь.
– Как будто она здесь применима! – возмутилась Македа. – Когда ты приговариваешь целый стадион, кто не побежит?
Анастасия молчала. Она все поняла. Отвечать ей не хотелось – что можно сказать по поводу столь страшного события? Роуэн спасся. Но из-за этого погибли тысячи людей. Что он по этому поводу чувствует?
– Ваша передача шла как раз тогда, когда все происходило, и мы ничего не знали, – сказал Тенка. – Нам казалось, что массовая жатва Годдарда затмит ваше сообщение, но все оказалось наоборот. В свете произошедшего на стадионе то, что вы говорили, становится еще более важным. И мы хотим ускорить события. Следующая передача состоится сегодня вечером.
– Люди хотят слышать ваш голос, Анастасия, – сказала Македа.
– Вы – голос надежды среди моря ужаса.
– Да, конечно, – отозвалась Анастасия. – Я все сделаю максимально быстро.
Подали мясо – ростбиф, сочащийся кровью. Кровь не должна вызывать в жнеце неприятных ощущений, но сегодня все собравшиеся за столом отводили глаза.
Это Жнец Анастасия. Вы уже разоблачили меня? Проявили ли вы в отношении моих передач то, что моя учитель, Жнец Мари Кюри, Госпожа Смерть, называла должной осмотрительностью? И вы желаете согласиться с утверждениями, которые распространяют жнецы, поддерживающие «Суперлезвие» Годдарда, который захватывает все новые и новые регионы мира? Конечно, они станут уверять вас в том, что я – самозванка. А что еще они могут сказать, если боятся разозлить Годдарда?
Годдард, который пригласил тридцать тысяч человек стать свидетелями жатвы и сделал их этой жатвы жертвами! Он утверждает, что Жнец Люцифер потопил Стою. Теперь это считается фактом истории. Так как я там была, я могу сказать: частично это правда. Жнец Люцифер был в Стое. Свидетельства тех, кто видел его там, правдивы. Но он ли затопил Стою?
Ни в коем случае.
В ближайшие дни я предоставлю свидетельства, из которых станет ясно, что случилось со Стоей. И кто несет за это ответственность.
В стеклянном шале Годдарда было удивительно мало вещей, которые можно было бы разбить или сломать. В этом мире все было сделано слишком хорошо, и Годдард почти ничего так и не смог уничтожить. Эйн пыталась его успокоить. Помогал ей Ницше – сегодняшний спарринг-партнер Суперлезвия. Зато Константина уже несколько дней не было видно. Наверное, встречается с представителями Техаса, пытается убедить их выдать Роуэна, а те утверждают, что того у них и не было, и нет.
Помощник Суперлезвия Франклин ничего не хочет иметь общего с Годдардом, когда тот бушует.
– Скажите мне, когда он вновь примет человеческий облик, – обычно в таких случаях говорит она Жнецу Рэнд и удаляется в свои апартаменты на нижнем этаже, откуда не слышно, как неистовствует Годдард.
Последний взрыв гнева у Годдарда вызвало второе послание, отправленное Жнецом Анастасией миру.
– Я хочу, чтобы ее нашли, – кричал он. – Нашли и подвергли жатве!
– Ее нельзя подвергнуть жатве, – пытался объяснить Ницше. – Она – жнец, нравится вам это или нет.
– Тогда нужно найти ее и заставить покончить с собой, – продолжал кричать Суперлезвие. – Я заставлю ее так страдать, что она будет счастлива убить себя, лишь бы прекратились ее страдания!
– Ваше превосходительство! Подозрения, которые вы навлечете на себя, не стоят этого.
Годдард швырнул стул в стену. Стул не сломался.
Эйн спокойно сидела в конференц-зале, наблюдая за драмой, которая разыгрывалась между Ницше и Годдардом. Ницше то и дело поглядывал на нее, взглядом прося о помощи, но она и не собиралась. Годдарду, чтобы прийти в себя, нужно время. Потом он найдет рациональное объяснение всему, что делал тогда, когда у него снесло крышу.
Раньше Эйн думала: все, что совершает Годдард, есть часть большого, хорошо продуманного плана. Теперь ей открылась правда: план действия всегда разрабатывается уже после того, как действие осуществлено. Годдард имел несомненный талант находить формы в облаках своего гнева. Например, убеждая самого себя и всех окружающих, что массовая жатва на стадионе была результатом глубоко продуманного, мудрого решения.
Нетрудно было догадаться, что отзвуки на столь масштабное действо, как массовая жатва в тридцать тысяч жертв, докатились до Фалкрум-Сити быстро. Регионы, противостоящие Годдарду, выступили против него. С полдюжины из них объявили, что готовы наделить иммунитетом любого, кто покинет территории, контролируемые Годдардом, и многие люди воспользовались приглашением. С другой стороны, сплотились и сторонники Годдарда, заявившие, что погибшие на стадионе сами виноваты, потому что пришли поглазеть на казнь Жнеца Люцифера, словно это был цирковой аттракцион. Хотя наверняка эти люди сами с кровожадным интересом наблюдали за событиями на стадионе до самого того момента, как была отключена передача.
Большинство же людей так и не определились с позицией. Все, что они хотели – это скрыться от проблем в удовольствиях бытия. Пока что-то плохое случалось далеко и не с ними, это было не их дело. Ну конечно, если кто-то знал кого-то, кто знал человека, не пришедшего со стадиона, тогда ими овладевала тревога.
Ницше все пытался успокоить Годдарда, бушевавшего в конференц-зале.
– Анастасия – никто, ваше превосходительство, – говорил Ницше. – Тем, что вы попытаетесь ее достать, вы как раз и сделаете ее важной фигурой.
– И что, я должен проигнорировать ее обвинения?
– Да какие там обвинения? Мы даже не знаем, в чем она вас обвиняет. Анастасия – это та болячка, которую лучше не расчесывать.
Эйн усмехнулась – она живо представила, как Годдард расчесывает эту болячку до крови.
Выдохшись, Годдард упал в кресло и наконец попытался сдержать свою ярость.
– Расскажите мне, что там происходит, – потребовал он. – Все, что мне нужно знать.
Ницше присел за стол.
– Объединенные регионы либо поддерживают ваши действия на стадионе, либо хранят молчание. Те регионы, что противостоят вам, требуют, чтобы вы покончили с собой. Но меня больше волнует поток людей, которые уходят в Техас.
– Вы желали посеять страх, – сказала Эйн. – И вы его посеяли.
– Мы изыскиваем возможность построить стену, которая заблокирует исход беженцев, – продолжил Ницше.
– Это смешно, – усмехнулся Годдард. – Стены строят лишь идиоты. Пусть уходят. Но как только мы присоединим Техас, беженцы из Мидмерики станут первыми объектами жатвы.
– Теперь мы так будем решать все проблема? – спросила Эйн. – Универсальное средство – жатва?
Она ждала, что Годдард разозлится на нее, но тот уже успокоился.
– Это то, что мы всегда делали, делаем и будем делать. Это наше единственное оружие.
– Кроме того, – продолжал Ницше, – сохраняется проблема тоновиков.
– Ох уж эти тоновики! – едва не взмолился Годдард. – Почему они вечно путаются у нас под ногами?
– Вы превратили их пророка в мученика, – напомнила ему Эйн. – Не знаю, что вы по этому поводу думаете, но мне кажется, что бороться с мертвыми врагами труднее, чем с живыми.