– Это моя работа, – сказал Джерико.
– Ваша работа – поисково-спасательные операции.
– А разве я не занимался поисков средств спасения в ситуации, когда спастись было невозможно?
– Да, занимались, – улыбнулась Анастасия. – И сделали это успешно. Теперь же наша задача – выбраться отсюда, пока кто-нибудь не пришел нас допрашивать.
Но не успела она произнести это, как дверь в палату распахнулась. На пороге стоял жнец. Сердце Анастасии сжалось, но через мгновение она узнала вошедшего. Зеленая мантия, озабоченный взгляд.
– Радость, которую я испытываю, видя вас, сравнима лишь со страхом, что кто-то еще вас увидит, кроме меня, – сказал Жнец Поссуэло. – Местные жнецы уже интересуются, что я здесь делаю.
– Меня еще не узнали, – сказала Анастасия.
– Узнали, и наверняка, – покачал головой Поссуэло. – Я уверен, что местный персонал тайком уже перешептывается по вашему поводу. Но, к счастью, пока вас не сдали жнецам – в противном случае вы были бы уже на пути к Годдарду. Я здесь, чтобы препроводить вас в безопасное место, откуда вы сможете продолжить свои передачи. Вас слушает все больше и больше людей. И они сами находят информацию по тем ключам, что вы даете им в руки. Годдард в ярости. Он угрожает подвергнуть жатве всякого, кого застанут исследующим глубинное сознание, но это не останавливает людей.
– В любом случае ничего у него не получится, – сказала Анастасия. – Глубинное сознание – за пределами юрисдикции жнеческого сообщества.
И, поговорив это, Анастасия вспомнила, как много работы ей еще предстоит.
– И какое безопасное место вы предлагаете? – спросил Джерико. – Разве такие еще остались?
– Трудно сказать, – отозвался Поссуэло. – Теперь, когда количество наших врагов так выросло, безопасных мест становится все меньше.
Он сделал паузу, что-то напряженно обдумывая.
– Ходят слухи, – наконец, сказал он, – о месте, так хорошо укрытом от посторонних глаз, что о нем не знают даже те жнецы, кто больше всех любит путешествовать.
– Трудно полагаться на слухи, – покачал головой Джерико. – Желаемое в них чаще всего выдают за действительное. Где вы это слышали?
Поссуэло пожал плечами, словно извинялся.
– Слухи, – сказал он, – это как дождь, текущий сквозь старую крышу. Дешевле покрыть новую, чем найти течь в старой.
Он вновь сделал паузу, после чего продолжил:
– Есть еще слухи иного порядка, которые могут быть нам более полезны. Это слухи о Набате, так называемом пророке тоновиков.
Тоновики! Одно лишь упоминание этих людей способно было у Анастасии вызвать ярость.
– Нет никаких доказательств того, что Набат когда-либо существовал, – проговорил Джерико. – Он запросто может быть выдумкой Шипящих, которые таким образом хотят оправдать то, что делают.
– А я думаю, он существовал, – сказал Поссуэло. – Более того, есть свидетельства того, что он существует и сейчас и что он борется с Шипящими. У нас в Амазонии есть их секты. Так Набат, как говорят их члены, являлся к ним и вернул на путь истинный. Если это действительно так, у нас мог бы быть сильный союзник.
– Ну что ж, кем бы он ни был, – сказала Анастасия, – ему придется многое нам всем объяснить.
Эзра Ван Оттерлоо не носил одежд, которые предпочитали тоновики. Он не цитировал банальности. Он не настаивал на том, чтобы путешествовать группой по семь или двенадцать человек, и он не любил интонировать. Единственное, на что он согласился, – это на то, чтобы его называли Брат Эзра. Но это была с его стороны единственная уступка, которую он сделал с тех пор, как за два года до этого аудиенция у Набата привела его в секту, дала ему цель в жизни и указала верную дорогу. Был ли Набат святым или нет, Эзру ни в малейшей степени не интересовало. Важно было то, что с этим человеком в расшитом нарамнике говорило Гипероблако, а потому его последователем быть стоило.
Эзра странствовал по миру, писал то, что хотел и где хотел – точь-в-точь как предложил ему делать Набат. И куда бы он ни приезжал везде он оставлял свои бунтарские фрески. Как Набат и обещал, явились к нему и вдохновение, и радость творчества. Дело свое он делал быстро, тихо, и его ни разу не поймали.
Приехав в новую страну, Эзра говорил местным тоновикам, что у него миссия, одобренная Набатом, и тоновики давали ему стол и кров. Но затем он все чаще начал сталкиваться с сектами, которые утверждали, что Набат являлся им после того, как был подвергнут жатве. Они утверждали, что до встречи с Набатом были радикальными Шипящими, но он их реформировал. Поначалу Эзра им не верил, но продолжал выслушивать их свидетельства. А потом, ночью, он писал в городе, в тех местах, где настенная живопись была запрещена, сцены явления Набата людям.
После того как Эзра столкнулся с третьим за все последнее время случаем обращения Шипящих в истинную веру, он принялся сознательно искать новых свидетельств. Он искал группы Шипящих, известные своим радикализмом, и, найдя, убеждался, что по крайней мере половину из них Набат направил на путь истинный, а другая половина ждала своей очереди.
Затем однажды он оказался в аэропорту, но не знал, куда направить свои стопы, и тут – о, чудо! – в системе оказался билет, выписанный на его имя. Он понял, что Гипероблако следит за его путешествиями и предусмотрительно направляет в места, где живут реформированные Набатом секты, с тем, чтобы он, художник, создал по этому поводу прославляющую пророка фреску. Так Эзра узнал, что стал частью свиты набата, частью его легенды – несмотря на то, что сам Набат вряд ли об этом знал.
Потом его поймали в Амазонии, и он подумал, что это также часть плана, который разработало Гипероблако. С другой стороны, если ему просто не повезло, Гипероблако и это его невезение использует как надо.
Пока все жнецы Мидафрики искали Шипящих, убивших их Высокое Лезвие, о местонахождении убийц знал жнец из Амазонии – благодаря тому, что держал в пленниках художника-тоновика.
– Мы его задержали, когда он писал Набата, превращающегося в стаю птиц, на стене резиденции нашего Высокого Лезвия, – сказал Поссуэло Анастасии.
– Все правильно, – сказал Эзра, улыбнувшись.
Они находились в полной безопасности на борту самолета, принадлежащего Поссуэло. Тот был настолько предусмотрителен, что даже запасся новой бирюзовой мантией, и Анастасия с радостью переоделась в свой обычный наряд.
– Наказание за порчу имущества, принадлежащего жнецам, – смерть, но наше Высокое Лезвие Жнец Тарсила не захотела убивать художника. А тот рассказал нам, что делал все это время.
– Я мог бы написать ваш портрет, Жнец Анастасия, – предложил художник. – Конечно, мои работы не так совершенны, как работы мастеров Эпохи смертных. Но все равно по качеству они выше среднего уровня.
– Экономьте краски, – отозвалась Анастасия. Может быть, с ее стороны это было проявлением тщеславия, но ей не хотелось, чтобы для потомков ее запечатлели на полотне «выше среднего уровня».
– Он сидел у нас несколько месяцев, – продолжал рассказывать Поссуэло, – но потом, после гибели Тенкаменина, в системе появились два билета на его имя. Один – в Онитшу, маленький городок в Мидафрике. Второй же билет нас сбил с толку, потому что это был туристический билет в пещеры Огбунике, которые находятся в центре охраняемых территорий, где туристов не было уже сотни лет.
На это Эзра улыбнулся:
– Да, со мной все непросто.
И вновь предложил Анастасии:
– Вы действительно не желаете портрет?
То, что билеты появились в системе после того, как Эзру задержали в Амазонии, значило лишь одно: Гипероблако хочет, чтобы жнецы Амазонии узнали, где укрываются Шипящие и Набат.
– В обычных условиях мы бы долетели туда за несколько часов, – сказал Поссуэло Анастасии. – Но теперь нам придется сделать крюк и изобразить, что у нас важные дела в каком-то другом месте. В противном случае мы можем, не желая того, навести жнецов Мидафрики прямо на Набата.
– Правильно, – согласилась Анастасия. – А мне нужно время, чтобы покопаться в глубинном сознании и найти материал для следующей передачи. Я близка к открытию причин марсианской катастрофы.
– А как с орбитальной станцией? – спросил Поссуэло.
Анастасия вздохнула и покачала головой:
– Нельзя заниматься двумя делами одновременно.
На Марсе находилось девять тысяч восемьсот тридцать четыре колониста. Еще больше погибло на Луне во время первой в истории человечества массовой жатвы. А ведь были широкие планы по превращению этой планеты в дом для миллионов, если не миллиардов людей. Но что-то пошло не так.
Вы выполнили домашнее задание по Марсу? Просмотрели список имен колонистов? Я не хочу, чтобы вы запоминали эти имена или даже узнавали тех, кто эти имена носил, – даже тех, кто в ту пору был знаменит. Слава приходит и уходит, а слава тех людей по большей части уже угасла. Но посмотрите на этот список еще один раз, потому что я хочу, чтобы вы увидели это имя.
Карсон Ласк – так зовут этого человека.
Он был на Марсе, когда произошла катастрофа, и он был одним из немногих, кто спасся. Ласк оказался в нужном месте в нужное время – ему удалось сесть на борт единственного корабля, который не превратился в пепел после взрыва реактора.
По поводу возвращения выживших на Земле был устроен большой праздник, но затем Карсон Ласк исчез из поля зрения.
Или не исчез?
Но пока вернемся во времени за три месяца до того, как взрыв уничтожил колонию. Посмотрите на транспортные отчеты и имена прибывающих и убывающих с Марса. Я уверена, вам встретятся знакомые имена. Например, имя Ксенократа. Тогда он был молодым жнецом и единственным из них, кто посетил марсианскую колонию. Это было странно, потому что предполагалось, что жнецы продолжат свою работу и на Красной планете. Но зачем здесь нужны жнецы, если у нас есть целая планета для того, чтобы население росло и развивалось? По предварительным подсчетам, нужда в жнецах на Марсе могла бы возникнуть не меньше чем через сто тысяч лет.