Подошел еще один жнец, в мантии амазонских жнецов.
– Как я понял, вы знакомы? – спросил он.
Но не успели Анастасия и Моррисон ответить, как из-за спины Моррисона, похлопывая жнеца по плечу, появился Мендоза.
– Как обычно, вы загораживаете дорогу, Моррисон, – ворчливо сказал он.
Увидев Анастасию, викарий застыл от удивления. И, хотя глаза его бегали туда-сюда, он молчал. Некоторое время четверка стояла друг напротив друга, не произнося ни звука. Наконец, из пещеры вышел и Набат.
Увидев Анастасию, он раскрыл от удивления рот в манере, совершенно не свойственной святым людям, которые, как известно, тщательно следят за этим.
– Так, – проговорила Анастасия. – Похоже, я сошла с ума. Какая досада!
Грейсон знал, что Гипероблако получает от этой сцены истинное удовольствие – камеры, установленные на соседних деревьях, едва не хихикали, вертя своими головками, стараясь запечатлеть эту забавную сцену во всех ракурсах. Конечно, прямо сказать ему о том, кто приедет, Гипероблако не могло. Но ведь оно могло хотя бы намекнуть, что он встретит человека, который когда-то полностью перевернул его жизнь, причем самым замысловатым образом. Но все равно, даже вооруженный намеками, Грейсон в этой ситуации оказался бы безоружен.
И тем не менее он решил не давать Гипероблаку шанса ухмыльнуться над его расширенными от удивления глазами и отвисшей челюстью. Поэтому, когда Анастасия высказала предположение о том, что она свихнулась, Грейсон провозгласил с самым небрежным видом:
– Стоя воскресла! Да возрадуется отныне всяк живущий!
– Никакая Стоя не воскресла, – отозвалась Анастасия. – Воскресла только я.
Грейсон еще с мгновение удерживал на своей физиономии выражение, приличествующее, как он полагал, пророку, но потом бросил это занятие. Лицо его расплылось в улыбке.
– Так вы живы! – сказал он. – А я не был уверен, что ваши передачи – это ваши передачи!
– Так вы что, тоже знакомы? – спросил жнец в зеленой мантии.
– Еще с прошлой жизни, – ответила Анастасия.
Подошел еще один из спутников Анастасии. Или спутниц? И начал смеяться. Или начала?
– Момент исторический! Великое воссоединение воскресших!
Грейсон задержался взглядом на смеявшемся. Или смеявшейся? Было в нем нечто завораживающее. Или все-таки в ней? Солнце то показывалось из-за туч, то скрывалось, мешая толком разглядеть, что и как.
Мендоза, пытаясь сохранить хоть какую-то протокольность события, прокашлялся и своим лучшим сценическим голосом провозгласил:
– Его Сонорность, Набат, приветствует вас и предоставляет вам право на аудиенцию.
– Личную аудиенцию, – тихо подсказал Грейсон.
– Личную аудиенцию! – прогудел Мендоза, но и шагу не сделал, чтобы покинуть сцену.
– И это означает, что в аудиенции участвуем лишь я и Жнец Анастасия, – сказал Грейсон.
Мендоза повернулся к нему, глаза его были испуганны.
– Мне кажется, это неправильно, – сказал он. – Возьмите с собой в качестве охраны хотя бы Жнеца Моррисона.
Но Моррисон вдруг поднял руки, словно сдаваясь.
– Избавьте меня от этого, – сказал он. – Я не стану сражаться со Жнецом Анастасией.
Камеры Гипероблака зажужжали, и Грейсон мог поклясться, что слышит в их шуме смех.
– Пригласите наших гостей в пещеру, – обратился он к Мендозе, – и приготовьте что-нибудь поесть. Они наверняка умирают с голода.
И, повернувшись к тоновикам, которые во все глаза смотрели на это странное воссоединение таких разных людей, проговорил:
– Все в порядке.
Обратившись же к Анастасии, предложил:
– Не откажите мне в любезности! Давайте прогуляемся!
И они вошли под сень густых деревьев.
– Любезность! Прогуляемся, – сказала, усмехнувшись, Анастасия, когда они отошли на расстояние, откуда их было не услышать. – Не слишком ли претенциозно?
– Это часть спектакля, – ответил Грейсон.
– Так вы признаете, что это спектакль?
– В том, что касается моей роли пророка, – да, – признался Грейсон. – Но все остальное вполне реально. Я – не фрик, и я – единственный из людей, с кем говорит Гипероблако.
Он усмехнулся и продолжил:
– Не исключено, что это – награда за то, что я бросился под вашу машину и таким образом спас вашу жизнь.
– Это была не моя машина, – сказала Анастасия. – Она принадлежала Жнецу Кюри. Я просто училась водить.
– И хорошо, что так вышло. Если бы вы были опытным водителем и объехали меня, мы бы все сгорели.
Помолчав, он задал вопрос:
– Так, выходит, Жнец Кюри тоже жива?
Сердце Анастасии сжалось – ей придется вслух сказать горькую правду. Непонятно, что легче – держать ее в себе или с кем-нибудь поделиться.
– Мари умерла, спасая меня. Она устроила так, чтобы меня могли восстановить.
– Восстановить, – задумчиво произнес Грейсон. – Вот почему вы выглядите так же, как и три года назад. Ничуть не изменились.
Анастасия внимательно посмотрела на Грейсона. А вот он изменился, и не только потому, что носил этот странный наряд. Черты лица его стали строже, походка более уверенной, а взгляд – проницательным. Он отлично научился играть свою роль – так же, как она – свою.
– Последнее, что я слышала, – так это то, что вы отказались от убежища, которое я вам приготовила в Амазонии, – проговорила Анастасия. – И вместо этого ушли к тоновикам.
Во вгляде Грейсона она увидела глубину, которой в нем раньше не было. Это был взгляд Гипероблака – не меньше.
– Спрятаться у тоновиков – в этом была ваша идея. Или вы забыли? – спросил он.
– Нет, я помню, – ответила Анастасия. – Но я не думала, что вы останетесь с ними так надолго. Да еще и станете их пророком.
Она еще раз осмотрела его одеяние.
– Не могу понять, как все-таки вы выглядите – нелепо или царственно?
– И так, и так, – ответил Грейсон. – Фокус в том, что, одеваясь странно, вы убеждаете людей в своей неординарности. Но вы это знаете лучше меня.
Анастасия должна была признать правоту Грейсона. Мир относится к вам не так, как к обычным людям, и определяет вас не так, как обычных людей, когда вы носите мантию или иные знаки отличия.
– Но это все до той поры, пока ты сам не начинаешь верить в свою неординарность, – усмехнулась Анастасия.
– Когда я снимаю этот наряд, я вновь становлюсь Грейсоном Толливером, – проговорил он.
– А я, когда сбрасываю мантию, – Ситрой Терранова.
Грейсон широко улыбнулся.
– Никогда не слышал вашего настоящего имени. Ситра. Мне оно нравится.
Услышав свое имя из уст Грейсона, Ситра почувствовала неожиданный прилив ностальгии. Тоску по прошлым временам, когда все было так просто и определенно.
– Осталось очень немного людей, которые меня так зовут, – сказала она.
Грейсон внимательно посмотрел на Анастасию.
– Странно, – сказал он. – Но раньше мне было очень трудно с вами говорить. А сейчас – проще, чем с кем бы то ни было. Наверное, это потому, что мы стали во многом очень похожи.
Анастасия рассмеялась словам Грейсона. Не потому, что они были смешными, а потому, что в них была правда. Весь мир видел в них фигуры символические. Неосязаемый свет, способный вывести человечество из мрака. Она поняла, почему древние люди превращали имена своих героев в имена созвездий.
– Вы не сказали мне, зачем вам нужна аудиенция у Набата, – сказал Грейсон.
– Жнец Поссуэло думает, что вы знаете безопасное место, где Годдарду нас не найти, – ответила Анастасия.
– Если Гипероблако и знает подобные места, мне оно про них не говорит. Но оно о многом мне не говорит.
– Ничего страшного, – сказала Анастасия. – Это Поссуэло хочет меня обезопасить. Но я прятаться совсем не хочу.
– А что вы хотите?
Что она хочет? Ситра Терранова хочет сбросить свою мантию, вернуться домой и поболтать с младшим братом, поспорить с ним о каких-нибудь вещах, не имеющих значения. Но у Жнеца Анастасии иные желания и иные цели.
– Я хочу разоблачить и низложить Годдарда, – сказала она. – Мне удалось обнаружить, что он был на Марсе во время тамошней катастрофы. Но то, что он там был, не есть доказательство того, что он был ее причиной.
– Он выжил на Марсе, и он же выжил в Стое, – кивнул Грейсон. – И это подозрительно. Хотя подозрения не могут быть основанием для обвинения. Нужны доказательства.
– Именно, – согласилась Анастасия. – А потому мне нужно найти кое-что еще. Вы слышали о Жнеце Алигьери?
Поссуэло вынужден был покинуть их и возвратиться в Амазонию.
– Тарсила дала мне почти полную свободу действий, особенно после того, как мы нашли и спасли вас, – сказал он Анастасии. – Но когда распространились слухи, что я привез в Мидафрику нашего друга, художника, Тарсила потребовала, чтобы я вернулся домой, чтобы нас не обвинили в союзе с тоновиками.
Он вздохнул и продолжал:
– Мы у себя в Амазонии достаточно терпимы. Но после нападения на дворец Тенкаменина даже самые толерантные регионы остыли к тоновикам. Так что наше Высокое Лезвие хочет избежать дурных разговоров.
Несколько тоновиков прошли в пещеру вслед за ними. Тоновики низко поклонились, произнеся слова «ваша честь», при этом голоса их звучали несколько глуховато, поскольку эти люди еще не привыкли к своим новым языкам. Трудно было поверить, что это были те самые жестокие убийцы, которые сокрушили дворец Тенкаменина. Грейсон, то есть Набат, обратил их и спас от полного обесчеловечивания. Простить их Анастасия не могла, но она нашла в себе способность сосуществования с ними.
– Люди – как сосуды, – философски заметил Джерико. – Что в них нальешь, то они и будут нести.
Джерико был прав – Грейсон вылил из Шипящих то, что налил в них их бывший викарий, и наполнил чем-то более качественным.
Поссуэло попрощался со всеми у входа в пещеру.
– Это место достаточно уединенно, и если Набат действительно пользуется поддержкой Гипероблака, вы с ним будете в безопасности, – сказал он Анастасии. – Конечно, это не то убежище, о котором я бы мечтал, но кто знает, существует ли подобное место. Верить непроверенным слухам бессмысленно, проверять их – пустая трата времени и сил.