Жнец Алигьери с минуту подумал над сказанным. Он все еще не до конца был убежден, но в его взгляде уже не было того презрения, которое он демонстрировал поначалу.
– Что мне нужно, – сказал он, наконец, – так это новая щетка.
Я – Жнец Данте Алигьери, когда-то живший в ЕвроСкандии, ФранкоИберии, ТрансСибири и Византии, а нынче проживающий постоянно в Британнии, хотя и не связанный профессиональными узами с каким-либо конкретным сообществом.
Я делаю это сообщение не только по просьбе Жнеца Анастасии, но и по собственной воле, чтобы открыть столь долго скрываемую правду.
Некоторое время назад я принимал участие в организации и реализации плана массовой жатвы, объектом которой стало значительное количество людей. Да, это была массовая жатва, но необычного рода. Я играл ключевую роль в уничтожении орбитальной колонии на станции «Новая Надежда».
Как жнец я имел полное право совершить это действие. Я с гордостью вспоминаю о своей роли в этой массовой жатве и не чувствую ни малейших угрызений совести.
Тем не менее я не вполне справился со своими обязанностями жнеца, и это обстоятельство висит на мне тяжелым бременем. Как вам известно, в наши обязанности входит наделять иммунитетом родственников подвергнутых жатве людей. Это ясно и недвусмысленно прописано в третьей заповеди жнеца. Тем не менее в силу деликатного характера операции мы не исполнили своего долга по отношению к родственникам подвергнутых жатве и не наделили их иммунитетом.
Я не стану ссылаться на свое неведение или наивность – мы все прекрасно знали, что делаем. Наша высокая цель – вести мир к состоянию максимального благополучия. Защищать от неопределенности. Если бы колонизация внеземного пространства стала успешным проектом, не было бы необходимости прореживать население Земли, отпала бы нужда в жнецах. Люди жили бы вечно, не опасаясь жатвы. Вы сами видите, насколько противоестественной была бы жизнь на планете, лишенной жнецов. Защищая самих себя и наши великие цели, мы защищаем естественный порядок вещей.
Естественно, мы должны были сделать так, чтобы катастрофа на станции выглядела как результат несчастливого стечения обстоятельств. Зачем было беспокоить обычных людей, посвящая их в то, насколько непросто нам далось наше решение? Жнецы, участвовавшие в операции, были настолько преданы нашему общему делу, что двое из них добровольно пожертвовали собой. Жнецы Хатшепсут и Кафка взяли на себя управление шаттлом, который врезался в орбитальную станцию и подверг жатве всех ее обитателей. В высшей степени благородное деяние! Моя задача сводилась к тому, чтобы и шаттл, и соответствующие отсеки станции были в достаточной мере снабжены взрывчаткой, дабы ни один человек не выжил.
Чтобы добиться сходства с несчастным случаем, жнец, ответственный за операцию, потребовал, чтобы мы нарушили третью заповедь и не наделяли иммунитетом родственников погибших. Так как эти люди были колонистами, то, как рассуждал этот жнец, третья заповедь к ним была неприменима, ибо оставшиеся на Земле члены их семьей уже не были их ближайшими родственниками, и таковыми следовало считать тех, кто погиб с ними на станции.
Принятое нами решение привело к нарушению основополагающих законов нашего бытия, и память об этом тяжким грузом лежит на моем сердце. Поэтому я предлагаю жнеческому сообществу взять на себя ответственность за наш проступок и даровать годичный иммунитет всем ныне живущим родственникам подвергнутых жатве обитателей станции. Помимо этого мы обязаны публично признать Жнеца Хасшепсут и Жнеца Кафку героями, сознательно принесшими себя в жертву нашей операции.
Я сообщил то, что знаю об этом событии. Все дальнейшие вопросы относительно него прошу адресовать Жнецу Роберту Годдарду, который командовал всей операцией.
Глава 40Звездное ложе
Суперлезвие Годдард стоял в своих покоях, глядя на синее шелковое покрывало широкой постели. Покрывало было того же цвета и той же материи, что и его мантия. Но если мантия была просто украшена бриллиантами, постель была ими завалена. Десятки тысяч драгоценных камней лежали на покрывале – галактика сияющих звезд столь тяжелая, что матрас прогнулся под их тяжестью.
Годдард разложил их, чтобы успокоить свою встревоженную душу.
Конечно, созерцание этого великолепия не просто вернет ему утраченный покой, но и возвысит над обыденностью. Возвысит настолько, что он перестанет обращать внимание на обвинения и упреки, которые неслись в его адрес из разных источников и от разных людей. Улицы Фалкрум-Сити были переполнены толпами, которые громко протестовали против политики, которую проводил Годдард и жнецы новой генерации. Таких демонстраций города Мидмерики не видели со времен Эпохи смертных. Все это время люди были вполне удовлетворены тем, что для них делает Гипероблако, а жнецы почти никогда не переступали норм, предписанных заповедями. Поэтому обычным гражданам не нужно было, рискую жизнью, выходить на улицы и протестовать. Вплоть до настоящего момента.
Но Годдарда больше занимали бриллианты. Он видел в них ценность не материальную. Они не были для него признаком или основанием богатства. Такой жнец, как он, выше этих мелких людских интересов. Богатство не значит ничего, ибо жнец уже имеет все, что пожелает. Любой материальный объект, ставший предметом желания жнеца, моментально переходит в его собственность.
Но бриллианты, являвшиеся составной частью жнеческого кольца, – это нечто совсем другое. Для Годдарда они были символами. Ясными и недвусмысленными свидетельствами его жизненного успеха. И он не успокоится, пока в его распоряжении не окажутся все имеющиеся в мире четыреста тысяч бриллиантов.
Сейчас он владеет почти половиной – тем, что добровольно отдали ему Высокие Лезвия тех регионов, которые таким образом захотели выказать Годдарду уважение и подтвердить свою приверженность союзу, за которым будущее. Будущее глобального жнеческого сообщества. Будущее мира.
Но как будет обстоять дело после этих передач Жнеца Анастасии? Не иссякнет ли поток бриллиантов, которыми регионы одаривали Годдарда? Простые люди по всему миру открыто выступали против него, не боясь, что их подвергнут жатве. Регионы, которые вступили с ним в союз, ограничили или вообще прекратили свою поддержку, словно он – какой-то впавший в немилость деспот Эпохи смертных.
Разве они не видят, что он ведом чувством долга и ясным осознанием цели, которое взращивал в себе долгие, долгие годы? Ради этой цели он пожертвовал всем. Он убил своих родителей вместе со всеми обитателями марсианской колонии, потому что знал – их смерть есть пустяк в сравнении с теми задачами, которые он наметил.
Будучи посвященным в жнецы, Годдард стал быстро продвигаться вверх. Людям он нравился, они с удовольствием слушали его. Пользуясь своим красноречием, мудрейших из мудрых он убедил обратить внимание на ту радость, которую жнецу приносит жатва.
– В совершенном мире любая работа должна приносить удовольствие – даже наша! – говорил он.
То, что ему удалось убедить самых мудрых, говорило о том, что он был мудрее их.
И вот, наконец, он привел их к вратам лучшего мира. Мира, где не будет ни тоновиков, ни генетических отщепенцев, ни ленивых паразитов, которые ничего не дают обществу. Мира, где убогие, уродливые и неисправимые будут уничтожены теми, кто знает, как должна быть устроена совершенная жизнь. Убивай! Так гласит первая заповедь! Годдард гордился собой и тем, что он делал. Он не позволит этим бунтовщикам помешать ему достичь цели, которая так близка! Он сломит им хребет, используя все имеющиеся в его распоряжении средства. Бриллианты, лежащие перед ним, говорили ему о том, чего он достиг и на что способен.
И вместе с тем от их вида ему не становилось лучше.
– Хотите на них поваляться?
Годдард обернулся и увидел в дверях Жнеца Рэнд. Она неторопливо подошла к постели и взяла с покрывала бриллиант. Повертела его в пальцах, рассматривая грани.
– Хотите поваляться на них и покататься, как это делает поросенок в грязной луже? – спросила она.
У Годдарда не было сил, чтобы на нее разозлиться.
– У меня черная полоса, Эйн, – пожаловался он. – Все больше и больше людей поддерживают Жнеца Анастасию и ее обвинения.
Он протянул руку к постели и провел ладонью по бриллиантам, чувствуя, как их острые грани царапают кожу. Затем, повинуясь импульсу, он схватил их целую пригоршню и сжал так крепко, что между пальцев появилась кровь.
– Почему я всегда являюсь для кого-то жертвой? Почему люди считают, что их долг – рвать меня на куски? Не я ли свято чтил заповеди и делал все, что должен делать хороший жнец? Не я ли стараюсь всех объединить в наши смутные времена?
– Да, Роберт, – согласилась Эйн. – Просто именно мы сделали эти времена смутными.
Годдард не мог отрицать справедливости сказанного, но, как известно, цель оправдывает средства.
– То, что сказал Алигьери, правда? – спросила Рэнд.
– Правда ли это? – усмехнулся Годдард. – Конечно, правда. И, как сказал этот вечно прихорашивающийся старый хорек, мы защищали наш мир, наш способ существования.
– Вы защищали себя, – сказала Рэнд.
– И тебя, Эйн, – произнес Годдард. – Каждый жнец – и живущий, и тот, который только появится на Земле, – должен быть благодарен нам за то, что мы удержали человечество в границах нашей прекрасной планеты.
Рэнд ничего не сказала – ни в поддержку слов Годдарда, ни в пику ему. И ему было непонятно, согласна ли она или же ей все равно.
– Константин примкнул к техасцам, – произнесла Рэнд наконец.
Ситуация была столь абсурдной, что Годдард рассмеялся.
– Хорошо, что мы от него избавились, – сказал он. – Он был совершенно бесполезен.
И посмотрел на Рэнд.
– А ты тоже нас покидаешь?
– Не сегодня, – ответила она.
– Отлично! – провозгласил Годдард. – Потому что я назначаю тебя своим третьим помощником, вместо Константина. Давно нужно было так поступить. Ты верна мне, Эйн. Ты прямо говоришь, что думаешь, но ты мне верна.