– Увидимся на той стороне, – были последние слова, которые произнес Супер перед тем, как отключить робота, из чего Роун сделал вывод, что ему суждено дожить до момента, когда он доберется до места назначения. Это и удержало его от побега, потому что, чтобы ни ждало его на той стороне, на этой все было во много раз хуже. Проведя бок о бок с мертвецами несколько часов, которые показались ему вечностью, Роуэн наконец услышал, как скобы его контейнера цепляет кран, почувствовал, как контейнер, вращаясь, поднимается в воздух и, наконец, опустившись на твердую поверхность, застывает. Над ним, на крыше контейнера, началась суета. Роуэн закрыл глаза, как будто это имело какое-то значение в темноте, его окружавшей.
Разве не странным было то, что, оставшись в полной темноте с мертвыми, он испытывал ужас? Он представлял, как мертвые восстанут, чтобы отомстить ему, единственному среди них живому существу, за то, что он жив, а они – нет. Почему, думал Роуэн, людям свойственен этот иррациональный страх?
Но никто не стал открывать люк. Напротив, Роуэн почувствовал легкую качку и понял, что контейнер просто перегрузили на другой корабль. Он не знал, куда его отправили из Токио, не знал, куда везут на этот раз. Кому принадлежали безжизненные тела, лежавшие рядом с ним, он также не представлял, равно как и то, почему он оказался в их компании. Но в конечном итоге это не имело никакого значения. Корабль, мерно покачиваясь на волнах, шел вперед, назад дороги не было, и, кроме того, Роуэн понемногу привык к темноте.
Когда люк контейнера был открыт, Роуэн схватился за рукоятку лезвия, но не обнажил его. Если ему и суждено воспользоваться оружием, то только для самообороны. Странно было представить такое – оружие, но лишь для самообороны! Какая роскошь! Когда люди увидели Роуэна, на причале возникли шум и суета, к чему он был готов, а потому он появился в свете прожекторов, освещавших причал, лишь тогда, когда люди успокоились.
– С вами все в порядке? – спрашивали его. – Как вы туда попали? Кто-нибудь, дайте ему одеяло!
Грузчики были добры, заботливы – пока кто-то не узнал его. Раздались крики, люди отшатнулись от контейнера, а Роуэн выхватил лезвие – на тот случай, если кто-то нападет. После долгого путешествия в адском холоде тело его затекло, но навыки владения оружием он не растерял. И, кроме того, с лезвием в руках он мог гораздо быстрее получить ответ на многие вопросы.
Но вдруг на ближайшем фонарном столбе ожил и заговорил динамик.
– Роуэн, прошу вас, уберите оружие, – произнес голос из динамика. – Это только осложнит ваши обстоятельства.
И, обратившись к людям, столпившимся на причале, голос сказал:
– А вас прошу прекратить рассматривать этого человека и продолжить работу, потому что чем дольше вы будете тянуть, тем более сложной станет ваша задача.
– Супер? – произнес Роуэн, узнавший голос, который говорил с ним в Токио.
– Добро пожаловать в никуда, Роуэн, – произнес Супер. – Здесь есть кое-кто, кого вы должны увидеть, и чем скорее, тем лучше. Двигайтесь за моим голосом.
И Супер, перепрыгивая из одного динамика в другой, повел Роуэна вглубь острова.
– Это по-итальянски, – сказала Мунира. – А судя по почерку, писал да Винчи.
Работы на острове велись вовсю, но Мунира отказалась быть частью всеобщей активности. Когда в ее дверь постучали, она решила, что это Сикора или еще какой-нибудь бодрячок, который пришел агитировать ее за участие в общем трудовом подвиге. Но когда она увидела, кто пришел, то открыла дверь, о чем теперь жалела.
– И что тут написано? – спросила Анастасия. Мунира поняла, что не может смотреть на нее – боится, что ярость будет написана у нее на лице языком, который Анастасия легко поймет.
Как они могли так поступить? Открыли стальную дверь, зашли внутрь, и сделали это без нее, Муниры! Только потому, что она не была жнецом!
– Чтобы перевести, мне нужно некоторое время, – сказала она.
– У нас нет времени.
– Тогда пусть это сделает Гипероблако.
Что, конечно, было невозможно.
Да, Мунира чувствовала, что ее предали, и тем не менее такой мудрый человек, каким был Фарадей, не видел этого. Потому что, когда речь шла об обычных людях, мудрость оставляла Фарадея. А ведь он мог прийти за ней, взять с собой, вместе с ней открыть дверь – они же ждали этого момента целых три года! Но нет, он этого не сделал.
Мунира понимала, что ее гложет мелочное самолюбие, что ведет себя как ребенок, но тем не менее ей было невыразимо больно. Это было больнее, чем тогда, когда Фарадей много раз пытался прогнать ее со своего маленького дурацкого острова. Она и согласилась-то сопровождать Фарадея сюда, на Кваджалейн, только потому, что должна была помочь ему найти эту чертову комнату. А они использовали ее и вышвырнули, как ненужную вещь.
– Я очень рада, что вы нашли друг друга, – сказала она. – И рада, что нашли то, что искали. Но уже поздно, я устала и не могу ничего сделать. Приходите утром.
Она взяла принесенные страницы, ушла в спальню и закрыла за собой дверь. И только когда удостоверилась в том, что Фарадей с Анастасией ушли, принялась читать страницы из журнала Жнеца да Винчи.
– Прошу вас, – умоляла Астрид. – Если есть в вас хоть доля милосердия, вы этого не сделаете!
Все ушли. Отправились размышлять по поводу того, что сказал Супер, и принимать то или иное решение. Супер пригласил их стать частью команды на любом из кораблей, которые стояли, готовые к взлету. Силой на корабли никого не загоняли, но, с другой стороны, любому нашлось бы на кораблях место.
– Дело не в милосердии, – спокойным тоном объяснял Супер. – А в том, чтобы предоставить человечеству оптимальные шансы для выживания.
Астрид не понимала, от чего ей было хуже – от спокойного, взвешенного тона, с которым говорил Супер, или от его логики.
– Некоторые вещи более важны, чем оптимальные шансы для выживания, – сказала она.
– Подумайте, что вы говорите, Астрид, – продолжал Супер. – Вы собираетесь сознательно уменьшить шансы всего человечества, чтобы смягчить собственные страдания, вызванные нашим решением. Можно ли быть столь эгоистичной?
– Эгоистичной? – возмутилась Астрид. – Да я всю свою жизнь посвятила Тону! Для себя я не делала ничего! Ничего!
– А это ненормально, – сказал Супер. – Для человеческого существа исключительно важен баланс между альтруизмом и заботой о собственных интересах.
Астрид едва не зарычала от отчаяния, хотя и понимала, что это не поможет. Гипероблако никогда не проигрывало в споре, если не хотело. Супер – он такой же. Нужно было сделать так, чтобы Супер захотел проиграть.
– Один корабль, – взмолилась Астрид, и в ее голосе отчаяние смешалось со страстью. – Лишь один – вот и все, о чем я прошу. Я понимаю, что Гипероблако все знает лучше меня, что его решения – самые правильные. Но я также знаю, что всегда существует не одно правильное решение.
– Так и есть, – согласился Супер.
– Все вступает в резонанс со всем – вы сами это говорили. А это значит, что и мы резонируем. Тоновики резонируют. То, во что мы верим, то, что мы считаем истинным, имеет право на существование.
– Успокойтесь, Астрид, – проговорил Супер. – Гонения на тоновиков закончатся. Наш прогноз состоит в том, что ваша вера широко утвердится на Земле, несмотря на все попытки жнецов ее уничтожить.
– Но разве мы не имеем права на нашу долю присутствия на небесах, среди звезд? Вы правы – мы с трудом сотрудничаем с обычными людьми. Но нам и не нужно будет этого делать, если у нас будет колония, состоящая из одних только тоновиков. Вспомните историю: чтобы обрести религиозную свободу, люди переплывали океаны, сталкивались со смертельной опасностью. Почему Гипероблако отказывает нам в этом? Пусть мертвые хотя бы на одном корабле сохранят свою идентичность. И тогда ваш поступок вступит в резонанс с историей.
Супер надолго замолчал. Астрид пыталась успокоить свое дыхание, но безуспешно. Наконец, Супер сказал:
– То, что вы сказали, нужно обдумать. Я проконсультируюсь с Гипероблаком.
От избытка волнения Астрид едва не потеряла сознания.
– О, спасибо! – сказала она. – Я вас не буду торопить. Обдумайте все хорошенько и взвесьте…
– Я проконсультировался, – сказал Супер, – и мы пришли к решению.
Жнец Моррисон стоял над обрывом под смотровой башней и наблюдал, как грузчики перетаскивают тела с корабля на поданный под погрузку транспорт. Набат и Джерико отправились искать Анастасию, Супер разговаривал с Астрид, которая рыла перед ним землю, а Моррисон вынужден был бороться с самим собой. Этого дела он не любил, потому что в себе видел слишком сильного соперника. Как быть? Отправиться к далеким звездам или остаться на Земле?
Сказать, что Моррисон был человеком нерешительным – это не сказать почти ничего. Нет, со стороны он выглядел вполне в себе уверенным, но, по правде говоря, редкое решение, принятое им, не заставляло его пожалеть о результатах, а потому он предпочитал, чтобы решения принимались за него.
Правда, одно из принятых им решений не вызывало у Моррисона чувства сожаления, а именно решение бросить мид-мериканских жнецов и стать личным охранником Набата. Он стал уважаемым человеком – то, чего ему не хватало большую часть жизни. Странно – пока не найдешь что-нибудь, не узнаешь, как ты в этом нуждаешься.
В течение всех последних лет Моррисон время от времени общался со своими родителями. Они хотели знать, когда он наконец вернется к ним, в «Тетеревиный ток». Что такого важного он делает, что мешает ему припасть к родительской груди?
– Скоро приеду, – неизменно говорил он, и это было, как всегда, отговоркой.
Он давно уже решил для себя, что домой не вернется. Потому что он научился любить игры с неопределенным исходом.
Открылась дверь, и вошла Астрид. Вид у нее был самый торжествующий.
– Будет своя планета для тоновиков! – провозгласила она. – Кеплер-186f, но мы назовем ее Арией. В списке это самая дальняя планета, и она находится от нас на расстоянии пятисот шестидесяти одного светового года. Ситра рассчитала, что наши шансы долететь туда составляют сорок четыре процента. И мы долетим, если не случится катастрофы или, как это предписано одним из сценариев, нам не придется уничтожить себя.