Возвращаясь к роли сатаны в евангельской трагедии, мы невольно приходим к мысли (если, конечно, предположить, что сатана действительно вошёл в сердце одно из учеников), что «князь мира сего» принял самое деятельное участие в исполнении пророчеств как ветхозаветных пророков, так и самого Иисуса: ведь одним из исполнителей пророчеств стал Иуда, действующий по указке сатаны! Мог ли сатана, вечный, непримиримый враг Сына Человеческого, оказать столь неоценимую услугу Иисусу и тем самым укрепить его авторитет провидца? Могло ли это хитрейшее и коварнейшее олицетворение Зла, лелеявшее мечту о неограниченном владычестве над душами человеческими и над всем миром, ещё более возвеличить имя Иисуса, и без того уже гремевшее по всей земле древнего Израиля? Вряд ли. Сатана был тонким психологом (вспомним сорокадневное пребывание Иисуса в пустыне и искушения, которым сатана подверг его) и потому отлично понимал, какой негативный резонанс у единоверцев произведёт неисполнение пророчеств, произнесённых самим Иисусом — при таком развитии событий галилейский пророк наверняка прослыл бы среди израильтян лжецом и авантюристом. Следует полагать, что для сатаны важна была не столько смерть Иисуса, сколько чёрное, несмываемое пятно на его святом и чистом имени — это позволило бы ему заработать несколько очков в борьбе с силами Добра, более того, могло бы (как знать!) серьёзно повлиять на исход извечного противостояния Бога и сатаны и даже решить его судьбу. Не способствовать исполнению пророчеств, а всячески препятствовать ему — вот что логично было бы для сатаны, отвечало бы его интересам и целям.
Таким образом, использование Иуды в качестве инструмента для физического устранения Иисуса было не только нецелесообразно, но и прямо противоречило бы замыслам сатаны[89].
8
Ещё один нюанс. Вспомним слова Петра из Деяний апостолов об Иисусе, «по определённому совету и предведению Божию преданного» (Деян. 2:23). Не кажется ли явно противоречивым, что одну и ту же мысль, мысль предать Иисуса, вложили в сердце Иуды одновременно и дьявол, и Господь Бог? Вполне очевидно, что, если эту мысль вложил в Иуду Бог-Отец, то дьявол (сатана) сделать этого уже не мог — и наоборот. Где же истина? На одной чаше весов свидетельство Петра, которого цитирует Лука, автор Деяний; на второй утверждение Иоанна о том, что «диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его [Иисуса]» (Ин. 13:2).
Однако никакого противоречия здесь нет. Мы уже установили, как следует понимать слова «один из вас диавол» — именно: как аллегорию, иносказание. По крайней мере, такое толкование слов «сатана», «диавол», «веельзевул» в новозаветных писаниях используется не раз. Однако имя Бога, Господа, Отца в качестве аллегории не встречается никогда и используется исключительно в буквальном, прямом смысле. Аллегория — это всегда некое сравнение, параллель с чем-то и кем-то, своего рода уподобление кому-то. Если мы называем человека «дьяволом», то подразумеваем в нём определённые черты и свойства характера, родственные «дьявольским». Напротив, Господь Бог никаким сравнениям не подлежит — хотя бы потому, что Он не сравним ни с кем и ни с чем по определению: Он выше любых сравнений и аллегорий. Вряд ли кто-либо будет оспаривать это. Отсюда следует, что не дьявол руководит помыслами Иуды, а Бог-Отец.
9
Итак, мы приходим к выводу, что свидетельства евангелистов о вхождении сатаны в сердце Иуды не соответствуют действительному положению вещей. Как же понимать эти свидетельства? Ответ может быть только один: иносказательно. Вероятно, Иуда, готовясь к решительным действиям, испытывал сильную душевную борьбу (шутка ли! предать на мученическую смерть самого Учителя), и следы этой борьбы наверняка отражались на его поведении, в выражении его лица, в репликах и жестах. Скрыть своё состояние Иуда не мог — ведь он был обычным человеком, подверженным сомнениям и угрызениям совести. Свидетельства евангелистов относятся как раз к тем моментам времени, когда Иуда предпринимает решительные шаги (сговор с первосвященниками и ночь накануне ареста) — именно в эти моменты Иуде приходилось испытывать страшные душевные муки. От взоров евангелистов не укрылось его состояние, которое они описали в меру своего понимания, использовав при этом аллегорию.
Мотивы «преступления» Иуды, основанные на благих намерениях. Вера в Иисуса
1
Выше мы попытались дать оценку деянию Иуды в контексте его влияния на исполнение миссии Иисуса, на становление христианства и, в конечном итоге, на ход всей мировой истории. Мы пришли к однозначному выводу: деяние Иуды было богоугодно, а сам апостол полностью оправдан Богом. Логично в этом случае было бы допустить, что при совершении богоугодного деяния Иуда руководствовался благими намерениями, а в основе его поступков лежали искренняя любовь и вера в священное дело и слово Учителя, стремление к самопожертвованию во имя торжества миссии Иисуса, чистые, безгрешные, незамутнённые корыстью, завистью и злым умыслом мысли и желания — одним словом, позитивные мотивы.
Исходя из данного допущения, подвергнем анализу мотивы этой группы. Как и мотивы первой группы, их также следует рассматривать во взаимосвязи; возможно, все они сосуществуют одновременно и представляют собой различные грани одного сложного многогранного мотива, приведшего Иуду к содеянному.
Что же это за мотивы?
2
Каким бы неожиданным не показалось следующее утверждение, но именно истинная, глубокая вера в Иисуса, его учение, пророчества, священную миссию Спасителя, божественную сущность — всё то, на чём зиждется христианство и Церковь вот уже две тысячи лет, могло побудить Иуду Искариота на такой отчаянный шаг, как предание Иисуса в руки иудейских первосвященников. Аргументы в пользу этого умозаключения можно найти в текстах синоптиков, к которым и обратимся за помощью.
Итак, Матфей свидетельствует:
С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть (Мф. 16:21).
И восходя в Иерусалим, Иисус дорогою отозвал двенадцать учеников одних и сказал им: вот, мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят Его на смерть; и предадут Его язычникам на поругание и биение и распятие и в третий день воскреснет (Мф. 20:17-19).
…сказал ученикам Своим: вы знаете, что через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие (Мф. 26:1-2).
Во время пребывания их в Галилее, Иисус сказал им: Сын Человеческий предан будет в руки человеческие, и убьют Его, и в третий день воскреснет. И они весьма опечалились (Мф. 17:22-23; см. также: Мф. 17:9).
Марк:
Ибо учил Своих учеников и говорил им, что Сын Человеческий предан будет в руки человеческие, и убьют Его, и по убиении в третий день воскреснет. Но они не разумели сих слов, а спросить Его боялись (Мк. 9:31-32; см. также: Мк. 8:31, 10:33-34).
Когда же сходили они с горы, Он не велел никому рассказывать о том, что видели, доколе Сын Человеческий не воскреснет из мертвых. И они удержали это слово, спрашивая друг друга, что значит: воскреснуть из мертвых (Мк. 9:9-10).
И, наконец, Лука:
…Он сказал ученикам Своим: вложите вы себе в уши слова сии: Сын Человеческий будет предан в руки человеческие. Но они не поняли слова сего, и оно было закрыто от них, так что они не постигли его, а спросить Его о сем слове боялись (Лк. 9:43-45; см. также: Лк. 9:22).
Отозвав же двенадцать учеников Своих, сказал им: вот, мы восходим в Иерусалим, и совершится всё написанное через пророков о Сыне Человеческом: ибо предадут Его язычникам и поругаются над Ним, и оскорбят Его, и оплюют Его, и будут бить и убьют Его; и в третий день воскреснет. Но они ничего из этого не поняли: слова сии были для них сокровенны, и они не разумели сказанного (Лк. 18:31-34).
Как мы видим, в пророчествах Иисуса о собственной судьбе не было недостатка. Причём, несмотря на частые разночтения параллельных мест в Евангелиях, в данном вопросе Матфей, Марк и Лука выказывают удивительное единодушие и буквально слово в слово повторяют друг друга. На этом фоне заметно выделяется фигура четвёртого биографа Иисуса, чьё Благовествование как бы вносит свежую струю в однообразный пересказ событий, описанных синоптиками.
Итак, Иисус пророчествует о своей судьбе. Какие основные моменты его пророчеств можно выделить? Во-первых, он предсказывает своё пленение, избиение, поругание и смерть на кресте; во-вторых, Иисус заявляет о своём грядущем воскресении «в третий день»; в-третьих, он предрекает, что «Сын Человеческий предан будет» одним из его учеников; в-четвёртых, он конкретно указывает день, когда «предан будет в руки человеческие»; и в-пятых, хотя это и не имеет прямого отношения к пророчествам, ученики его «ничего из этого не поняли» и «не разумели сказанного». Таким образом, Иисус неоднократно свидетельствует о своём будущем, но ученики его остаются глухи к его словам; непонимание, в свою очередь, рождает неверие — иначе как ещё объяснить их смятение, граничащее с откровенной трусостью, вплоть до отречения (вспомним троекратное отречение Петра в ночь ареста Иисуса), внезапно охватившее их в канун Пасхи?
Не кажется ли странным, что многочисленные пророчества Иисуса о грядущей трагедии не были услышаны никем из его учеников? Не свидетельствует ли факт содеянного Иудой о том, что не все ученики остались глухи к словам Учителя? Возьмём на себя смелость и выскажем следующее предположение: Иуда был единственным из числа двенадцати апостолов, кто услышал Иисуса, кто горячо, искренне поверил ему и кто не предал забвению ни единого слова из его пророчеств. И именно вера толкнула его на так называемое «предательство».