у, и язык его не щадил тех, кого пощадила рука.
В разгар постигшего Александра несчастья прибыл Антипатр, который с помощью своих пособников стал оговаривать брата всеми возможными способами. Его хитроумные измышления и искусная ложь довели страх Ирода до такой крайности, что он был уверен, что Александр уже занес над ним свой меч. Поэтому он внезапно задержал его и заключил в тюрьму, продолжая одновременно с этим пытать его придворных. Многие из них умерли, так и не произнеся ни слова, другие рассказали о том, чему сами были свидетелями, но третьи, не в состоянии переносить пытки, лгали, будто бы Александр и его брат Аристобул состояли в заговоре против царя и ожидали только удобного случая, чтобы убить его во время охоты и бежать в Рим. Царь легко принял на веру неправдоподобный рассказ, так как теперь, когда заключение сына в тюрьму стало выглядеть оправданным, он почувствовал облегчение.
XXV
1. Когда Александр понял, что вера отца в его виновность непоколебима, он решился выйти навстречу опасности и составил обвинение своих врагов в четырех книгах, где признавал существование заговора, но объявлял большинство своих врагов его соучастниками, и в первую очередь Ферору и Шломит; он утверждал даже, что Шломит однажды ночью проникла в его спальню и против его воли заставила его сожительствовать с ней. Эти книги, полные чудовищных разоблачений против первых людей страны, попали в руки Ирода, а вскоре в Иудею спешно прибыл встревоженный судьбой дочери и зятя Архелай. Стремясь помочь им, он выказал замечательную предусмотрительность и искусно свел на нет все угрозы Ирода. При первой же встрече он воскликнул: «Где мой негодник-зять? Дайте мне этого отцеубийцу и я собственными руками спущу с него шкуру и так же поступлю с собственной дочерью! Даже если она и не замешана, она его жена, а значит, под стать ему. Не могу понять, как это ты, ставший жертвой заговора, можешь принимать это с таким спокойствием — если только это правда, что Александр еще жив. Я-то полагал, что он давно уже расплатился за свое преступление, и примчался сюда из Каппадокии лишь затем, чтобы посоветоваться с тобою по поводу дочери, которую выдал за этого негодяя только из-за твоего славного имени. Но сейчас мы должны сообща поразмыслить о них обоих, и, если ты слишком нежный отец и у тебя не хватает духа воздать сыну так, как он того заслуживает, нам следовало бы обменяться местами и каждому выполнить приговор другого».
2. Этими разглагольствованиями ему удалось провести Ирода, хотя тот и был настороже, и Ирод дал ему прочесть составленные Александром книги. Пока они совместно изучали содержание каждой главы, в голове Архелая зародился план, и он стал направлять чтение таким образом, что постепенно стало ясно, что истинным виновником заговора является не кто иной, как Ферора. Видя, что и царь стал склоняться к этому мнению, Архелай воскликнул: «Смотри! А не кажется ли тебе, что не столько мальчик составил против тебя заговор, сколько толпа негодяев составила заговор против мальчика?» И добавил, что не видит причины, по которой Александр мог бы ринуться в пучину такого позора; ведь он уже вкушал царские почести и даже мог надеяться на наследование престола; дурные советники и неразборчивость юности — только это могло сбить его с правильного пути, ведь таким образом впадали в соблазн не только юноши, но и старики, и блестящие дома и целые царства разрушались из-за этого.
3. Убежденный его словами Ирод постепенно переместил свои гнев с Александра на Ферору, который во всех четырех книгах был представлен главным зачинщиком заговора. Ферора, заметив внезапную перемену в настроении царя и растущее влияние на него Архелая и не видя надежды спасти себя достойными средствами, прибег к подлинному бесстыдству: оставив Александра, он воззвал к Архелаю. Тот ответил, что не представляет, как он сможет ходатайствовать за того, кто замешан в столь сомнительном деле (тем самым он делал очевидным участие Фероры в заговоре против царя и переносил на него все нынешние беды Александра), если только Ферора не отбросит все свои увертки и запирательства и не признает себя виновным во вменяемых ему преступлениях и лишь затем попросит прощения у брата, который все еще любит его, — если только Ферора поступит так, то он, Архелай, со своей стороны, готов способствовать ему всеми возможными средствами.
4. Ферора принял его совет и, тщательно приготовившись к тому, чтобы иметь как можно более удрученный вид, облаченный во все черное, распростерся, обливаясь слезами, у ног Ирода и стал взывать к его милосердию — точно таким же образом как он уже проделывал успешно несколько раз в прошлом при сходных обстоятельствах. Он признал себя грязным негодяем виновность которого не подлежит сомнению, он приписал свои поступки тому неуравновешенному и безумному состоянию в какое ввергла его любовь к той женщине. Архелай же, который сам подвел Ферору к тому, чтобы тот стал обвинять и свидетельствовать против себя, сейчас стал заступаться за него и приводить примеры из жизни собственной семьи. Так, например, он задавался вопросом, отчего он сам, терпевший от своего брата гораздо худшее обращение, все-таки никогда не допустил, чтобы месть ослабила связывавшие их узы крови; еще он говорил, что царства подобны тучным людям, у которых из-за избыточного веса то один, то другой из членов всегда бывает воспален, но тем не менее в таких случаях следует прибегать не к ножу хирурга, но к лекарству.
5. Эти и другие доводы такого же свойства смягчили гнев Ирода против Фероры. В то же время Архелай продолжал кипеть от гнева на Александра, настаивая на том, что он должен развести с ним свою дочь и забрать ее к себе. В конце концов он довел Ирода до того, что тот стал заступаться перед ним за сына и вновь просить для него руки дочери Архелая. Архелай же с видом самой обезоруживающей искренности дал ему позволение выдать ее за кого угодно из своей семьи, но только не за Александра, так как превыше всего он ставит сохранение родственных уз с Иродом. Царь ответил, что если Архелай воздержится от расторжения этого брака, то сможет получить его сына в дар; кроме того, мальчик страстно привязан к жене и у них уже есть дети; если бы она осталась с ним, то способствовала бы тому, чтобы он стыдился своих проступков, однако если их разлучат, отчаянию его не будет предела, ибо его безрассудство укрощается лишь тогда, когда он обращен к семейным привязанностям. После долгих колебаний Архелай наконец уступил, примирился с зятем и примирил того с отцом. Он посоветовал, однако, послать Александра в Рим, чтобы там его принял Цезарь, которому уже был послан подробный отчет о случившемся.
6. Итак, уловка, при помощи которой Архелай хотел спасти своего зятя, полностью удалась. После примирения они проводили время в пирах и взаимных приемах, пока наконец Архелай не распрощался с ними. На прощание Ирод подарил ему 70 талантов, усыпанный драгоценными камнями золотой трон, евнухов и наложницу по имени Паннихис. Он одарил также и свиту Архелая, каждого соответственно его положению. По распоряжению царя все его приближенные тоже поднесли Архелаю богатые подарки. Наконец, Ирод и его придворные сопровождали его на протяжении всего пути до Антиохии.
XXVI
1. В скором времени, однако, в Иудею явился человек, способный на гораздо большее, нежели уловки Архелая, человек, который не только положил конец устроенному Архелаем примирению, но и стал причиной погибели Александра. По происхождению он был спартанец и носил имя Эврикл. Он прибыл в страну, влекомый жаждой денег, ибо Греция уже более не удовлетворяла его алчности. Чтобы вернее достигнуть намеченной цели, он преподнес Ироду богатые подарки, немедленно получив взамен гораздо больше того, что дал сам. Однако он не видел пользы в честных дарах, если ему не удавалось через кровопролитие извлечь выгоду из государства. Он очаровал царя славословиями, тонкой лестью и лживыми речами. Быстро постигнув все слабости Ирода, он использовал их во всем, что говорил или делал, и очень скоро превратился в одного из ближайших друзей царя. Ирод же и его двор с радостью выказывали всевозможные знаки внимания этому спартанцу из уважения к его стране.
2. Скоро Эврикл проник во все тайны царского двора, узнал о раздорах между братьями и об отношении отца к каждому из них. И хотя он более всего был в долгу у Антипатра за проявленное тем гостеприимство, он притворился другом Александра, солгав ему, что он давний приятель его тестя Архелая. Вследствие этой лжи он был без колебаний принят Александром как проверенный союзник; Александр ввел его и к своему брату Аристобулу. Так, играя то одну, то другую роль, Эврикл различными путями добился всеобщего доверия; однако излюбленными из его ролей были роль наемника Антипатра и предателя Александра.
Именно: с одной стороны, Эврикл стыдил Антипатра за то, что тот, старший сын, безучастно смотрит, как другие намереваются занять его место; с другой — он порицал Александра, который, будучи сыном и мужем царских дочерей, допускает, чтобы власть досталась сыну простой подданной, тем более что он располагает поддержкой такого влиятельного человека, как Архелай. После того как Эврикл объявил себя другом Архелая, Александр считал его своим советником и доверялся во всем: так, совершенно не таясь, он жаловался спартанцу на Антипатра и на то, что Ирод, убивший их мать, вполне может лишить его с братом ее царства. Отзывчивый Эврикл всем своим видом выказывал сочувствие жалобам. Затем он подстроил так, чтобы Аристобул рассказал ему то же самое, а после того, как ему удалось заставить обоих братьев высказаться против отца, он пошел к Антипатру и пересказал ему весь этот разговор, прибавив еще от себя, будто братья жаждут его, Антипатра, крови и вот-вот бросятся на него с мечом. Поскольку его старания хорошо оплачивались, он постоянно расхваливал Антипатра перед отцом. В конце концов договорились об условиях, на которых Эврикл был согласен погубить Аристобула и Александра, обвинив их перед отцом.