3. Таково было послание, доставленное Агриппой. Сенаторы ответили, что они больше полагаются на военную силу и собственную мудрость и не собираются по своей воле подчиниться рабству. Когда Клавдий услыхал этот ответ, он снова послал Агриппу сообщить им, что никогда не согласится предать тех, от кого получил столь единодушную поддержку, и потому будет вынужден, хотя и против собственной воли, вступить в войну с теми, кого он хотел бы видеть своими лучшими друзьями. Однако им должно выбрать место сражения за пределами города, ибо было бы святотатством осквернить урны предков кровью их соотечественников. Агриппа, выслушав это послание, передал его сенаторам.
4. Тем временем один из воинов, бывших на стороне сената, вдруг обнажив свой меч, воскликнул: «Соратники! Для чего нам идти за убийство своих же братьев и выступать против себе подобных только потому, что они поддерживают Клавдия? Есть ведь у нас император, против которого мы ничего не имеем, а с теми, против которых нас ведут воевать, мы связаны теснейшими узами». Произнеся эти слова, он прошел через сенат, и все его соединение последовало за ним.
Покинутые таким образом патриции были охвачены ужасом; не имея возможности к бегству, они последовали примеру войска и поспешили перейти к Клавдию. Однако у самых стен города их встретили обнаженные мечи тех, кто скорее, нежели они, догадался присоединиться к победившей стороне. Пока Клавдию не было известно о буйстве легионеров, тем из сенаторов, кто шел впереди, угрожала серьезная опасность; однако Агриппа поспешил к Клавдию, чтобы объяснить всю серьезность положения: он сказал, что если тот не сдержит буйство своих людей, пылавших ненавистью к патрициям, то потеряет граждан, способных прославить его правление, и останется властителем над пустыней.
5. Вняв этим словам, Клавдий положил конец натиску войска и принял сенат в своем лагере; здесь он оказал сенаторам радушный прием и сразу же вслед за этим вышел вместе с ними совершить благодарственные приношения Богу за восхождение на престол. Агриппе же он тут же пожаловал все царство предков, прибавив еще и внешние области, затем Трахон и Хавран, пожалованные Августом Ироду, и, наконец, еще одно царство, называемое царством Лисания. Народу он сообщил об этом своем даре указом, а магистратам приказал выбить постановление на бронзовых таблицах, чтобы выставить его на Капитолии. Кроме того, он пожаловал брату Агриппы Ироду (бывшему также и его зятем, ибо его женой была Береника) Халкидское царство.
6. Очень скоро богатства, поступавшие от таких обширных владений, рекой полились в казну Агриппы, однако тот быстро опустошил ее. Ведь он начал возводить вокруг Иерусалима укрепления столь мощные, что, будь они завершены, сделали бы всякую осаду города римлянами тщетной. Но еще до того, как стена достигла своей настоящей высоты, Агриппа скончался в Кесарии; он царствовал три года и три года до этого был тетрархом. Он оставил после себя трех дочерей от Кипры — Беренику, Мирьям и Друзиллу, и одного сына от той же жены — Агриппу.
Поскольку Агриппа был еще ребенком, Клавдий вновь подчинил царство прямому управлению Рима, назначив прокуратором Куспия Фада, впоследствии смененного Тиберием Александром. При них в стране сохранялось спокойствие, так как они ни в чем не задевали обычаев народа. Затем умер Ирод, царь Халкиды, оставив после себя двух сыновей от своей племянницы Береники — Беренициана и Гиркана, и одного сына от своей прежней жены Мирьям — Аристобула. Третий брат, Аристобул, который был рядовым гражданином, тоже умер, оставив дочь Иотифей. Как я уже говорил, эти три брата были сыновьями Аристобула и внуками Ирода; Аристобул же и Александр были сыновьями Ирода от Мирьям, которых казнил их отец Ирод. Что касается потомков Александра, то они основали царскую династию в Великой Армении.
XII
1. После смерти Ирода, царя Халкиды, Клавдий передал царство его племяннику Агриппе, сыну первого Агриппы. В других же областях, находившихся под прямым римским управлением, прокуратор Александр был сменен Куманом, управление которого ознаменовалось беспорядками и новыми несчастьями для евреев. Однажды, когда народ собрался в Иерусалим на праздник Пасхи, а римская когорта стояла по верху колоннады и наблюдала за порядком (ведь вооруженные войска всегда несут стражу во время праздников, чтобы предотвратить любую попытку к возмущению со стороны огромного стечения народа), один воин, подтянув вверх свою одежду и неприличным образом нагнувшись, обратил к евреям свой зад и издал звук столь же непристойный, как и вся его поза. Толпа пришла в ярость и с криками стала требовать от Кумана его наказания: менее сдержанные из молодежи и те, кто по своей природе склонен к беспорядкам, устремились в схватку и, хватая камни, стали швырять их в войска. Куман же в страхе перед тем, чтобы весь народ не набросился на него, послал за тяжеловооруженным подкреплением. Когда те со всех сторон ринулись в колоннаду, на евреев напал неудержимый страх и, повернув вспять, они врассыпную бросились из Храма в город. И с такой силой густая толпа устремилась к выходу, что было растоптано и раздавлено насмерть свыше 30 тысяч человек. Так праздник обернулся бедствием для всего народа и плачем в каждом доме.
2. За этим бедствием последовало другое волнение, причиной которого были разбойники. Именно: однажды раб Цезаря, по имени Стефан, перевозил какую-то утварь по большой бет-хоронской дороге; на него напали разбойники и все разграбили. Тогда Куман выслал людей с приказанием привести к нему в оковах обитателей соседних селений, которых он обвинял в том, что они не преследовали и не отловили грабителей. Какой-то воин обнаружил в одном из селений священную книгу Закона и, разорвав, бросил в огонь. Евреи, как если бы вся страна была вдруг охвачена пламенем, стали стекаться в одно место и, влекомые благочестием словно неким орудием, по одному только призыву все бросились в Кесарию к Куману. Здесь они стали молить его не оставить безнаказанным того, кто так чудовищно оскорбил их Бога и Его Закон. Куман, видя, что только умиротворительный ответ сможет успокоить толпу, приказал вывести этого воина и подвергнуть его смертной казни, проведя сквозь гущу обвинителей. После этого евреи разошлись по домам.
3. Однако немедленно вслед за этим разгорелся раздор между галилеянами и самаритянами. Когда толпы евреев шли в Иерусалим на праздник, в деревне Гена, что на Большой Самарийской равнине, был убит один галилеянин. По этой причине туда устремилось множество галилеян, чтобы напасть на самаритян. Разумные же галилеяне бросились к Куману, прося его, пока еще не поздно, прибыть на место и наказать виновников убийства, ибо только таким образом можно рассеять толпу и предотвратить войну. Куман, однако, предпочел заниматься текущими делами и отложил их прошение, просителей же без ответа отослал назад.
4. Когда известие об убийстве достигло Иерусалима, народ пришел в волнение и, оставив празднество, устремился, никем не предводительствуемый, в Самарию, не внимая призывам своих руководителей, пытавшихся его удержать. Всеми мятежниками и смутьянами, что были среди них, предводительствовали некий Эльазар, сын Диная, и Александр. Эти люди нападали на своих соседей в топархии Акрабатена, убивали их, не щадя ни стариков, ни детей, и предавали селения огню.
5. Куман, взяв из Кесарии один отряд конницы, так называемых себастийцев, выступил на помощь ограбленным; многих последователей Эльазара он окружил и взял в плен и еще больше умертвил. Что же касается остальной толпы, вышедшей сражаться с самаритянами, то перед ними явились первые люди Иерусалима, в рубище и с посыпанными пеплом головами, и умоляли их возвратиться назад, чтобы своей местью самаритянам не подать римлянам повода к нападению на Иерусалим; они умоляли их пощадить свою страну, Храм и собственных жен и детей, которые из-за отмщения за смерть одного галилеянина оказались перед опасностью истребления. Эти призывы склонили евреев разойтись. Однако многие обратились к разбою из-за полной безнаказанности последнего. Грабежи продолжались по всей стране, и горячие головы брались за оружие.
Видные представители самаритян отправились в Тир к Нумидию Квадрату, легату Сирии, и требовали от него наказать тех, кто разоряет их земли. Одновременно перед ним предстали и видные евреи, в том числе первосвященник Йонатан, сын Ханана, заявлявшие, что зачинщиками беспорядков были совершившие убийство самаритяне, но что вина за последующие события лежит на Кумане, отказавшемся предпринять какие-либо меры против убийц.
6. Квадрат отослал оба посольства с обещанием при посещении их мест разобрать все обстоятельства дела, а сам тут же отправился в Кесарию. Здесь он приказал распять всех, кого Куман захватил в плен, а затем отправился в Лод, где вновь выслушал рассказ самаритян. Потом послал за 18 евреями, которые, по сообщениям, принимали участие в войне, и приказал их обезглавить, двух же других видных евреев, вместе с первосвященниками Йонатаном и Хананьей, сыном последнего Хананом и некоторыми другими знатными гражданами, он отправил в Рим к Цезарю. Точно такие же распоряжения были отданы им и в отношении самых знатных самаритян. Наконец, он приказал Куману и военному трибуну Целеру отплыть в Рим и доложить Клавдию о происшедшем. Сделав эти распоряжения, он отправился из Лода в Иерусалим и, найдя, что праздник Пасхи не сопровождается никакими волнениями, возвратился в Антиохию.
7. В Риме Цезарь выслушал то, что имели сказать ему Куман и самаритяне. Тут же присутствовал Агриппа, горячо выступавший в поддержку евреев; впрочем, и Куман имел много влиятельных заступников. Клавдий нашел самаритян виновными и приказал казнить их предводителей. Кумана он отправил в изгнание, а Целера послал в оковах в Иерусалим, распорядившись предать его в руки евреев для пыток, протащить по всему городу и затем обезглавить.
8. После этого он послал прокуратором в Иудею Феликса, брата Паллада, присоединив к его области Самарию, Галилею и Перею. Агриппу он передвинул из Халкиды в более обширное царство, дав ему область Филиппа, включавшую Трахон, Башан и Голан, вместе с царством Лисания и бывшей тетрархией Вара. Сам же он, после того как п