равил империей в продолжение 13 лет, 8 месяцев и 20 дней, умер, оставив престол Нерону. Ведь жена Агриппина хитростью убедила его усыновить Нерона и сделать своим наследником, хотя у него был и собственный сын, от его прежней жены Мессалины, Британник, и дочь Октавия, которую он выдал за Нерона. Кроме того, от Петины у него была дочь Антония.
XIII
1. Я не буду останавливаться на том, как из-за избытка процветания и богатства Нерон лишился здравомыслия и впал в безумную гордыню; как он предал смерти сначала брата, затем жену и, наконец, мать и как после этого обратил свои дикие наклонности против лучших из своих подданных; как, наконец, безумие привело его на театральный помост, — ведь рассказы об этом успели уже всем наскучить. Поэтому я прямо перехожу к описанию того, что происходило с евреями во время его правления.
2. Нерон сделал сына Ирода Аристобула царем над Малой Арменией, а к царству Агриппы прибавил еще четыре города вместе с их топархиями: Авел и Юлиаду в Перее, Тарихеи и Тибериаду — в Галилее. Над всей остальной Иудеей он поставил Феликса. Феликс изловил главаря разбойников Эльазара, разорявшего страну в течение 20 лет, и многих из его людей и послал их в оковах в Рим. А сколько разбойников он распял и сколько их соучастников из местных жителей изловил и подверг наказанию, просто не поддается исчислению.
3. После того как страна была очищена, в Иерусалиме возник другой род разбойников, так называемые сикарии, которые при свете дня и среди самого города совершали многочисленные убийства. Их любимым приемом было смешаться с праздничной толпой, скрывая под одеждой маленькие кинжалы, которыми они закалывали своих противников. Когда жертва падала бездыханной, они присоединялись к возмущенной убийством массе, своей внешней благопристойностью полностью предотвращая разоблачение. Первым, кого они таким образом закололи, был первосвященник Йонатан; вслед за ним ежедневно были умерщвляемы многие. Но даже ужаснее, чем сами их преступления, был внушаемый ими страх, ибо ежечасно каждый, словно на войне, ожидал своей гибели. Люди издалека следили за своими врагами и держались в отдалении даже от друзей. Но, несмотря на всю осторожность и предусмотрительность, смерть все равно настигала их: таковы были внезапность нападений заговорщиков и их искусство избегать разоблачения.
4. В придачу к этим образовалась и другая категория негодяев, хотя и менее преступных в действиях, но по намерениям еще более порочных, ибо они причиняли благополучию города не меньший вред, нежели убийцы. Эти лжецы и мошенники, притворявшиеся боговдохновенными, на самом деле готовили планы переворота. Они приводили народ в исступление и выводили его за пределы города в пустынную местность под тем предлогом, что там Бог явит им знамения приближающейся свободы. Феликс, который увидел в этом первый признак мятежа, послал на них конницу и тяжелую пехоту, истребившие великое множество народа.
5. Еще большее бедствие навлек на евреев лжепророк из Египта. Этот мошенник, выдававший себя за пророка, по прибытии в страну собрал около 30 тысяч простаков и провел их пустынной местностью к Масличной горе, откуда намеревался силой войти в Иерусалим, подавить римский гарнизон и захватить верховную власть, сделав соучастников своими телохранителями. Однако Феликс предупредил его намерения и вышел навстречу с тяжелой римской пехотой; все население города тоже принимало участие в обороне. После стычки египтянин с горсткой людей спасся бегством, а большинство его последователей были убиты или взяты в плен; остатки же толпы рассеялись и потихоньку разошлись по домам.
6. Когда и эта горячка утихла, в стране, словно в пораженном болезнью теле, возник еще один гнойник. Мошенники-заклинатели и главари разбойников объединили свои силы и совместно толкали народ на восстание. Они подстрекали нанести удар во имя свободы и угрожали смертью тем, кто подчиняется римскому правлению: они говорили, что те, кто по своей воле выбирает рабство, должны быть освобождены насильно. Затем, разбившись на отряды, они разошлись по всей стране, предавая грабежу дома зажиточных людей, убивая их обитателей и поджигая селения до тех пор, пока их яростное безумие не проникло в каждый уголок Иудеи. Так с каждым днем война разгоралась все с большей силой.
7. Другое волнение возникло по поводу Кесарии, где столкнулись еврейские и сирийские жители города. Евреи утверждали, что город принадлежит им, поскольку он был построен евреем — царем Иродом. Сирийцы же хотя и соглашались, что основателем города был еврей, тем не менее настаивали, что Кесария принадлежит грекам, ведь если бы город предназначался Иродом для евреев, он не воздвиг бы здесь изваяний и храмов. Таковы были доводы, выдвигавшиеся с обеих сторон, и в конце концов и те и другие взялись за оружие. Между горячими головами каждый день завязывались стычки, в то время как ни еврейские старейшины не были в состоянии удержать своих людей, ни греки не могли снести позор поражения от евреев. Евреи превосходили греков деньгами и телесной силой, зато греки опирались на поддержку войска: ведь большая часть местного римского войска набиралась в Сирии, так что оно охотно готово было оказать помощь единоплеменникам. В надежде прекратить беспорядки римские префекты неоднократно брали под стражу наиболее задиристых, наказывая их кнутом и заключением. Однако страдания заключенных не смогли сдержать или запугать остальных, и те с еще большим неистовством предавались бесчинствам. Однажды, когда евреи одерживали победу, на форум явился Феликс и с угрозами приказал им отступить. Когда же те отказались, он выслал против них воинов, которые многих убили, а заодно и разграбили их имущество. Тем не менее беспорядки не прекращались; тогда Феликс собрал с каждой стороны знатных граждан и отправил их послами к Нерону, чтобы и те и другие привели доводы в свою пользу.
XIV
1. Следующий прокуратор, Фест, принялся за искоренение главной язвы, поражавшей страну: он уничтожил значительное количество разбойников, а еще больше взял в плен. Сменивший его Альбин вел себя совсем иначе, и не было ни одного преступления, в котором он не был бы виновен. Ибо он не только расхищал государственное достояние и грабил частную собственность и не только отяготил народ непосильными налогами, но и стал за выкуп от родственников выпускать на свободу разбойников, осужденных местными судами или его собственными предшественниками, так что только тот, кто не был в состоянии выкупиться на свободу, продолжал оставаться в заключении.
Из-за этого подняли голову те в Иерусалиме, кто жаждал перемен; их предводители подкупили Альбина, чтобы тот закрыл глаза на поджигательскую деятельность, и все те в народе, кому не было дела до мира и покоя, присоединялись к сообщникам Альбина. Каждый негодяй, образовавший собственную шайку, возвышался над своими приспешниками словно главарь разбойников или тиран и через их посредство грабил порядочных граждан. Вследствие этого их жертвы молчали о том, чем следовало бы возмущаться, а те, кто еще не пострадал, боясь подвергнуться той же участи, льстили тем, кого следовало бы покарать. Короче говоря, свобода речи была совершенно подавлена и тирания господствовала повсюду. Так были заронены семена будущей погибели.
3. Таков Альбин, но в сравнении со своим преемником Гессием Флором он был просто воплощением справедливости. Ведь Альбин творил зло преимущественно тайно и под личиной лицемерия, Гессий же похвалялся чинимыми им народу беззакониями и, как если бы он был палачом, посланным казнить осужденных преступников, испытывал на народе все средства грабежа и насилия. Когда происходили вещи, достойные жалости, он выказывал себя самым бессердечным из людей, когда же случалось что-то неподобающее, никто не мог сравниться с ним в бесстыдстве. Никогда еще никто не испытывал такого презрения к истине и не изобретал более тонких способов злодеяния. Наживаться на отдельных людях он считал слишком мелким для себя занятием: он опустошал целые города, губил целые общины и едва ли не велел всему народу выйти разбойничать, лишь бы только самому иметь долю в добыче. Следствием его алчности было то, что вся его область опустела и многие покинули родные места и переселились в другие области.
3. Пока Цестий Галл управлял страной из Сирии, никто даже и не осмеливался отправить к нему посольство с обвинениями против Флора. Но когда в канун Пасхи он сам появился в Иерусалиме, вокруг него собралась трехмиллионная толпа, умолявшая сжалиться над доведенным до крайности народом и выкрикивавшая обвинения против Флора, пагубы всей страны. Флор был тут же и, стоя рядом с Цестием, только насмехался над их криками. Цестий, однако, успокоил разгоряченную толпу обещанием обеспечить в будущем более умеренное поведение со стороны Флора и вслед за этим возвратился в Антиохию. Однако Флор, сопровождавший его до Кесарии, сумел ввести его в заблуждение: он уже замыслил навязать народу войну, что было его единственной надеждой отвлечь внимание от своих собственных преступлений. Он предвидел, что, если в стране будет мир, евреи смогут обвинить его перед Цезарем, но если ему удастся толкнуть их на восстание, то это большее зло предотвратит расследование более мелких преступлений. И поэтому он, словно имея целью поднять против себя весь народ, с каждым днем только увеличивал бедствия.
4. Между тем кесарийские греки, выиграв перед Нероном тяжбу за власть над городом, возвратились с письменным подтверждением этого решения. Война разразилась в месяце Артемисии, на двенадцатом году правления Нерона и семнадцатом году царствования Агриппы. В сравнении с величиной бедствий, к которым она привела, ее повод был совсем незначительным.
У евреев в Кесарии была синагога, граничившая с землей одного грека. Они не раз пытались приобрести эту землю, многократно предлагая владельцу настоящую цену. Однако тот пренебрег их просьбами и в насмешку над ними стал еще и застраивать этот участок, начав возводить на нем мастерские и оставив евреям узкий и невыносимо тесный проход. Тогда горячие головы из молодежи ворвались к нему на участок и помешали строительству. Когда их насильственное вторжение было подавлено Флором, влиятельные евреи, в том числе сборщик налогов Йоханан, за неимением иного вы