Иудейская война — страница 54 из 115

3. Однако жители города не только не были в состоянии ответить на предложения, но даже не могли подняться на стену: вся она была уже занята разбойниками, а на воротах стояли часовые, следившие, чтобы никто не попытался принять предложенный мир или же впустить кого-либо из всадников в город. Титу отвечал сам Йоханан, сказавший, что он с радостью принимает все и убеждением или силой заставит несогласных подчиниться. Однако (так он сказал) из уважения к еврейскому закону Тит должен дать им этот день (ибо как раз была суббота), в который евреям запрещается как браться за оружие, так и заключать мир: ведь даже римлянам известно, что с наступлением седьмого дня евреи не принимаются ни за какую работу, а если они нарушают этот закон, то тот, кто принудил их к этому, считается не меньшим нечестивцем, чем они сами. «Отсрочка, — продолжал он, — не причинит вам никакого вреда, ибо что, кроме бегства, можем мы предпринять в течение одной ночи? Бегство же невозможно, ибо вы стоите лагерем вокруг города и охраняете все выходы. Для нас же чрезвычайно важно не нарушать ни одного отеческого обычая, и тому, кто дарит нам столь неожиданный мир, подобает почитать законы тех, чьи жизни он пощадил».

Этими доводами Йоханану, который беспокоился не столько о субботе, сколько о собственном спасении, удалось перехитрить Тита; на самом же деле он боялся, что сразу же после взятия города сам он будет схвачен, и возлагал все свои надежды на ночь и бегство. Нет сомнения, что Бог хранил Йоханана затем, чтобы тот послужил орудием гибели Иерусалима, и потому сделал так, чтобы Тит не только принял его предлог и согласился на отсрочку, но и разбил свой лагерь подальше от города, в Кедеше (это хорошо укрепленная деревня тирийцев, которые всегда вели с галилеянами непримиримую борьбу; однако многочисленность жителей и сила укреплений деревни позволяли ей держаться во враждебном окружении).

4. Ночью Йоханан, не видя вокруг города римских часовых, улучил подходящее время и, взяв с собой не только собственных бойцов, но и множество мирных жителей с семьями, бежал в Иерусалим. На протяжении первых двадцати стадиев пути ему удавалось вести за собой толпу женщин и детей, хотя страх перед тюрьмой и смертью и гнал его вперед. Однако по мере его продвижения они оставались позади. Отставшие разражались душераздирающими стенаниями, ибо чем дальше каждый из них оказывался от своих близких, тем ближе представлялся ему враг. Думая, что преследователи уже рядом, они совершенно потеряли голову и оборачивались на звук шагов товарищей, словно это были шаги римлян. Многие сбились с пути, и, хотя они шли по большой дороге, не один был раздавлен в борьбе за то, чтобы пробиться в передние ряды. Горестная участь детей и женщин достойна жалости, и некоторые из них даже отваживались окликать своих мужей и близких, с воплями и плачем умоляя их подождать. Однако победило требование Йоханана, который громко призывал мужчин спасаться самим и искать убежища в таком месте, где они смогут отомстить римлянам за оставшихся позади, если те будут схвачены. Итак, поскольку каждый продвигался в меру собственных сил, колонна беженцев сильно растянулась.

5. Тит же с наступлением дня приблизился к стене с намерением заключить мир. Народ отворил перед ним ворота и вместе с семьями вышел ему навстречу, приветствуя его как благодетеля, избавившего город от гнета. Они рассказали ему о побеге Йоханана и умоляли пощадить их, наказав только оставшихся в городе мятежников. Отложив пока рассмотрение их просьб, Тит послал в погоню за Йохананом подразделение конницы, которому, однако, не удалось захватить его, так что он благополучно добрался до Иерусалима. Однако 6 тысяч человек из тех, кто вышел из города вместе с ним, было убито, и около трех тысяч женщин и детей захвачено и возвращено назад.

Тит был раздосадован тем, что ему не удалось немедленно покарать Йоханана за обман, однако множество убитых и взятых в плен служило некоторым утешением за совершенный промах. Итак, вступив в город под приветственные возгласы, он приказал воинам разобрать небольшой участок стены в знак того, что город взят. Против нарушителей спокойствия он использовал скорее угрозы, нежели наказание; ведь если бы он попытался найти тех, кто заслуживает наказания, многие из личной ненависти и взаимной вражды охотно оговорили бы невиновных, и потому предпочтительнее было оставить виновных в неизвестности и страхе, нежели погубить вместе с ними кого-то невинного. В самом деле, ведь из страха перед наказанием и из благодарности за прощение прошлых преступлений виновный еще может образумиться, однако ничто уже не возвратит к жизни безвинно казненного. Однако Тит обеспечил спокойствие в городе, поставив гарнизон, благодаря которому можно было держать в повиновении смутьянов и позволить свободно жить тем, кто желал мира. Так Галилея, закалив римлян в многих тяжких упражнениях перед грядущим наступлением на Иерусалим, была наконец полностью покорена.

III

1. С прибытием в Иерусалим Йоханана весь народ высыпал на улицы, и вокруг каждого из его товарищей по бегству собралась огромная толпа, жаждавшая известий о событиях вне города. Их еще тяжелое и прерывистое дыхание выдавало всю тяжесть перенесенного, однако, кичась даже в несчастье, они заявляли, что не бежали от римлян, но прибыли сюда чтобы вести с ними войну в более подходящих условиях. Они сказали, что безнадежно и бессмысленно было бы подвергать себя опасности в тщетной борьбе за Гуш-Халав и другие слабые и маленькие города, в то время как их оружие и силы должны послужить объединенной защите столицы. Затем они мимоходом упомянули о взятии Гуш-Халава, однако всем было очевидно, что отступление на самом деле является бегством. Когда же, наконец, стало известно о судьбе захваченных в плен, крайнее уныние охватило народ, видевший в этом безошибочное предзнаменование своей собственной судьбы. Однако участь захваченных по его вине людей нимало не смущала Йоханана, который расхаживал по городу и, возбуждая во всех и каждом ложные надежды, подбивал на войну против римлян. Он измышлял, что мощь римлян ослабла, и одновременно преувеличивал силы евреев и высмеивал невежество неопытных. «Даже если бы у римлян выросли крылья, — говорил он, — они все равно никогда не смогли бы одолеть стену Иерусалима после того, как столь жестоко пострадали при взятии галилейских селений и износили свои орудия на тамошних стенах».

2. Этими разговорами он завлек в свои сети большинство молодежи, возбудив в них жажду войны, однако среди здравомыслящих граждан старшего возраста не было никого, кто бы не предвидел надвигающегося несчастья и не оплакивал бы город, как если бы он уже погиб. Таково было смятение народа в Иерусалиме, однако остальная страна разрывалась в раздорах еще до того, как междоусобица подняла голову в столице. В это время Тит отошел от Гуш-Халава и прибыл в Кесарию, а Веспасиан выступил из Кесарии на Явне и Ашдод; покорив эти города и поставив в них гарнизоны, он возвратился с множеством евреев, добровольно сдавшихся в плен.

В каждом городе зрели беспорядки и гражданская война. Как только римляне дали евреям передышку, те тут же обратились друг против друга. Повсюду свирепствовал жестокий раздор между сторонниками войны и защитниками мира. Прежде всего борьба между приверженцами различных партий нарушила взаимное согласие внутри каждого дома, затем разорвались все узы, связывавшие до того близких людей, каждый прилепился к собственным единомышленникам, и весь народ разбился на два враждебных лагеря. Междоусобица господствовала повсюду, и смутьяны и горячие головы благодаря молодости и безрассудству сумели одержать верх над благоразумием старших. Они начали с разграбления собственных городов, а затем объединились в отряды и распространили свой разбой по всей стране, так что для соотечественников были ничем не лучше римлян и многие предпочли бы римский плен их жестокостям и разбою.

3. Гарнизоны же городов как из желания избежать неприятностей, так и из недоброжелательства к евреям не предпринимали ничего или почти ничего для защиты тех, кто подвергался нападениям.

Когда же наконец главари разбойничьих шаек насытились разграблением страны, они сошлись вместе и, образовав единое войско негодяев, стали просачиваться в Иерусалим, неся гибель и разрушение городу. Город не имел военного руководства, и по старинному обычаю каждый еврей мог войти в него без всякой предварительной проверки; в существующих же обстоятельствах все полагали, что желающие присоединиться к ним руководствуются благими побуждениями и приходят как союзники. И именно это, наряду с междоусобицей, впоследствии окончательно погубило город; ведь бесполезная и праздная толпа потребляла припасы, которых должно было хватить для пропитания бойцов, так что в придачу к войне они навлекли на себя еще и междоусобицу и голод.

4. В город влились еще и другие разбойники со всей страны, которые, объединившись с головорезами внутри стен, предались всевозможным преступлениям. Они не ограничивали своего беспутства воровством и грабежами, но дошли до смертоубийства — и не среди ночи, не тайно и не против случайных людей, но открыто и среди бела дня стали убивать самых видных граждан. Сначала они захватили и поместили в заключение Антипу, члена царской семьи и одного из наиболее влиятельных людей в городе, которому была доверена городская казна. За ним последовали Леви, один из первых граждан города, и Цофа, сын Реуэля, оба царской крови, а за ними и другие, пользовавшиеся влиянием в стране. Несказанное смятение охватило народ, и, как если бы город был застигнут войной, каждый не думал ни о чем другом, кроме как о собственном спасении.

5. Однако разбойники не удовлетворились лишь тем, что схватили этих людей: они считали небезопасным содержать длительное время в заключении столь влиятельных лиц, поскольку число их домашних было достаточно велико, чтобы предпринять попытку к освобождению, а беззаконное поведение разбойников в скором времени могло подвигнуть весь народ подняться на восстание. Поэтому они решили умертвить заключенных, избрав орудием самого кровожадного убийцу из своей среды, некоего Йоханана, прозванного «сыном газели» на языке местных жителей. Он и еще десять челове