родственников, карались, как и перебежчики, смертью, так что каждый, кто предавал погребению другого, в скором времени нуждался в нем сам. Короче говоря, ни одно из человеческих чувств не истребилось среди ужасов того времени до такой степени, как сострадание, ибо как раз то, что заслуживало сострадания, распаляло более всего преступников, переносивших свою ярость с живых на убитых и с мертвых опять на живых.
Пораженные ужасом, живые завидовали покою умерших, а те, кого истязали в тюрьмах, заявляли, что в сравнении с ними даже непогребенные могут считаться счастливцами. Все человеческие установления были попраны, Божьи законы подверглись осмеянию, над предсказаниями пророков издевались словно над измышлениями мошенников. Ибо пророками было многое сказано о законах добродетели и порока, преступив которые зелоты исполнили их предсказание о гибели отечества. Ведь по старинному слову боговдохновенных мужей, когда город будет поражен междоусобной борьбой и руки евреев первыми осквернят священные пределы Бога, город будет взят и Святая Святых предана огню по обычаям войны. Зелоты, не подвергавшие сомнению истинность этого предсказания, превратили себя самих в орудия его осуществления.
VII
1. К тому времени Йоханан, который не был удовлетворен своим положением равного среди равных и стремился к единоличной власти, понемногу окружил себя приверженцами худшего разбора и перестал считаться с остальными заговорщиками. Он и раньше не обращал никакого внимания на их распоряжения, теперь же, подобно правителю, стал издавать свои собственные, сделав совершенно очевидным, что его целью является единоличное правление. Одни уступали ему путь из страха, другие потому, что действительно были расположены к нему (ведь он был непревзойден в искусстве вести за собой людей хитростью или обманом), большинство же считало, что для них самих безопаснее, если вина за все уже совершенные преступления будет возложена на одного, а не на многих. Итак, пуская в ход то голову, то руки, он уже окружил себя немалым числом телохранителей.
Вместе с тем он был оставлен значительной группой противников, отчасти подвигнутых на это завистью и нежеланием находиться в подчинении у того, кто раньше был равен им, но более всего из опасения перед единоличным правлением. Ведь после того, как он захватит власть, свергнуть его будет уже нелегко и он безусловно найдет способ расправиться с теми, кто противостоял ему с самого начала, и потому каждый предпочитал претерпеть что угодно на войне, нежели добровольно подчиниться и умереть смертью раба. Итак, они раскололи лагерь мятежников, однако Йоханан правил, несмотря на сопротивление. Впрочем, обе стороны вели себя с осторожностью и дело почти никогда не доходило до вооруженного столкновения: вся борьба шла за счет народа, и они соревновались, кто принесет больше добычи.
Сейчас, когда терзаемый бурями город был отдан на произвол трех величайших несчастий — войны, тирании и междоусобицы, граждане чувствовали, что в сравнении с остальными двумя война была меньшим из зол. Не останавливаясь ни перед чем, они бежали от соотечественников и искали пристанище среди чужеземцев, обретая в лагере римлян ту безопасность, которую отчаялись найти в родном городе.
2. Однако на них надвигалось четвертое несчастье, призванное окончательно погубить народ.
Неподалеку от Иерусалима расположена неприступная крепость, построенная в старину царями, чтобы в ненадежное военное время хранить сокровища и скрываться самим. Крепость называлась Масада и находилась в руках так называемых сикариев. До сих пор сикарии ограничивались лишь набегами на близлежащие области с целью обеспечить себя припасами и страх удерживал их от более крупных грабежей. Но когда им стало известно, что римское войско стоит на месте, а евреи в Иерусалиме раздираемы междоусобной борьбой и местной тиранией, они стали пускаться и на более крупные предприятия. Во время праздника Опресноков (отмечаемого евреями как день спасения с тех самых пор, как они бежали из египетского рабства и пришли в землю отцов) сикарии, проскользнув незаметно мимо тех, кто мог им помешать, совершили ночной набег на городок под названием Эйн-Геди. Те, кто мог оказать сопротивление, были рассеяны и выброшены из города еще до того, как успели взяться за оружие и собраться; те же, кто не смог бежать, женщины и дети, числом более семисот, — вырезаны. Затем они очистили дома и все собранное зерно отправили в Масаду. Так они грабили все деревни вокруг крепости и опустошали всю область, и число их с каждым днем возрастало благодаря притоку новых людей со всех концов страны.
В других областях Иудеи точно так же поднял голову до того дремавший разбой, и как в теле при воспалении главного органа заражаются все остальные, так и здесь, когда в столице стали свирепствовать междоусобица и беспорядки, негодяи по всей стране беспрепятственно предались разбою. После опустошения собственных селений они удалялись в пустыню и там объединяли свои силы и образовывали отряды — меньшие, чем войско, но более крупные, чем просто вооруженная шайка, — которые совершали налеты на храмы и города. Те, кто подвергался их нападениям, страдали не меньше, чем если бы были захвачены войском неприятеля, и не были в состоянии отразить удар, ведь налетчики, подобно всем разбойникам, убирались сразу же после того, как получали, что хотели. Короче говоря, не было в Иудее уголка, который не влекся бы к гибели вслед за столицей.
3. Все это Веспасиан узнавал от перебежчиков. Ведь хотя мятежники и охраняли все выходы и убивали всякого, кто приближался к выходам по какой бы то ни было причине, все же были и такие, которым удавалось ускользнуть и перебежать к римлянам. Здесь они умоляли главнокомандующего защитить город и спасти остатки народа, поскольку из-за расположения к Риму многие уже лишились жизни, а жизнь остальных находится в опасности. Тронутый их несчастьями, Веспасиан поднял войска — по видимости затем, чтобы осадить Иерусалим, но на самом деле с намерением оттянуть осаду. Ведь сначала он должен был покорить неусмиренные места, чтобы не оставить за пределами Иерусалима ничего, что могло бы помешать осаде. Потому он выступил на Гдор, хорошо укрепленную столицу Переи, и вошел в город в 4-й день месяца Дистра.
Дело в том, что знатным людям Гдора удалось втайне от мятежников выслать к Веспасиану посольство с предложением сдать город: они стремились к миру и боялись за свое имущество, так как многие гдоряне были богатыми людьми. Их противники ничего не знали о посольстве, а когда узнали — Веспасиан был уже рядом. Мятежники отказались от мысли удержать Гдор — как из-за множества врагов в самом городе, так и ввиду приближения римского войска — и решили бежать. Однако они не хотели бежать, не совершив кровопролития и не отомстив тем, кто был причиной такого оборота событий. Потому они схватили Долеса — по рождению и по имени первого человека в городе, считавшегося инициатором посольства, убили его, в ярости набросились на мертвое тело и обезобразили его и лишь тогда бежали из города. Тут подошло римское войско. Народ Гдора встретил Веспасиана славословиями и получил от него ручательства защиты и гарнизон из всадников и пехоты, чтобы отражать налеты беженцев. Они снесли стены города еще до того, как римляне потребовали сделать это, чтобы самая невозможность их участия в войне, даже если бы они того и пожелали, послужила ручательством миролюбия.
4. В погоню за теми, кто бежал из Гдора, Веспасиан послал Плацида с пятьюстами всадниками и тремя тысячами пехоты, сам же с остальным войском возвратился в Кесарию. Когда беглецы неожиданно увидели преследующих их всадников, они, прежде чем вступить в сражение, ворвались в селение под названием Бет-Нимра, где нашли много молодых людей, которых, кого по доброй воле, а кого и насильно, заставили взяться за оружие. Затем они с полным безрассудством бросились из деревни, чтобы встретить отряд Плацида. При первом натиске люди Плацида, замышлявшие отвлечь неприятеля подальше от стен, немного отступили, когда же им удалось заманить мятежников в удобное для себя место, они окружили их и разбили наголову. Те, кто пытался бежать, были отрезаны конницей, тех же, кто продолжал сражаться, прикончила пехота. Все что оставалось евреям в этой схватке, — это погибать, являя свою отвагу; бросаясь на сплошной строй римлян, прикрытых доспехами как стеной, они не находили ни цели для своих снарядов, ни средства прорвать ряды неприятеля. Пронзаемые римскими снарядами, они, подобно самым диким из зверей, бросались на железо и погибали или под ударами мечей, или под копытами всадников.
5. Главной заботой Плацида было не дать им прорваться в деревню, и потому его люди двигались так, чтобы обойти их с этой стороны. Затем они развернулись и метким залпом поразили близстоящих и обратили в бегство тех, кто находился в задних рядах, тогда как наиболее храбрые прорвали ряды римлян и бросились к стене. Стража на стене оказалась в безвыходном положении: они не были в состоянии не пускать в город гдорян, среди которых находились их собственные сограждане, но и не могли впустить их, ибо в таком случае сами погибли бы вместе с ними. Именно это и произошло в конце концов: когда евреи протиснулись вовнутрь, части римской конницы удалось прорваться вместе с ними, так как перед ними не успели закрыть ворота. Плацид повел наступление и после ожесточенной схватки, длившейся до самого вечера, овладел стеной и селением. Менее проворные были уничтожены, более сильным удалось бежать, дома были разграблены, и вся деревня предана огню.
Беглецы подняли окрестности на ноги: они преувеличивали собственные бедствия и рассказывали, что за ними движется все римское войско. Их рассказы заставили местных жителей в ужасе бежать во все стороны, но большая часть устремилась к Иерихону. Это был единственный город, где еще можно было рассчитывать на спасение, ибо стены его были крепки, а население многочисленно. Полагаясь на свою конницу и воодушевленный прежними успехами, Плацид преследовал их до самого Иордана, убивая всякого, кого удавалось настигнуть. Наконец он согнал их всех к реке, где им пр