4. Сабин в Риме, получив известие о приближении Антония, почувствовал себя настолько уверенно, что вместе с отрядами ночной стражи под покровом темноты занял Капитолий. На рассвете к нему присоединились многие из знати, в том числе и сын его брата Домициан, главный залог его упований на победу. Вителлий же не столько беспокоился из-за Прима, сколько кипел гневом на тех, кто отложился вместе с Сабином: его врожденная свирепость возбудила в нем жажду благородной крови, и он бросил против Капитолия ту часть своего войска, которая возвратилась с ним в Рим. Обе стороны выказали в сражении незаурядное мужество, однако в конце концов сказался численный перевес, и войска из Германии заняли холм. Домициану и многим из первых римских граждан удалось чудесным образом бежать, однако все остальные были убиты. Сабин был доставлен к Вителлию и казнен, сокровища храма разграблены воинами, и само святилище предано огню.
На следующий день в город вступил Антоний с войском. Вышедшие ему навстречу воины Вителлия завязали сражение в трех частях города и все до одного были убиты. Тут из дворца вышел пьяный Вителлий, который, словно на исходе бесчинного пиршества, жадно поглощал какую-то еду. Он был протащен через толпу, подвергнут всевозможным оскорблениям и истязаниям и заколот посреди Рима после восьми месяцев и пяти дней правления — я думаю, что если бы ему довелось прожить дольше, то всей империи недостало бы на удовлетворение его похоти. Число остальных погибших превышало 50 тысяч. Все это произошло в 3-й день месяца Апеллея.
На следующий день в город вступил Муциан с войском и положил конец убийствам, совершаемым людьми Антония: ведь они все еще обыскивали дома и предавали смерти воинов Вителлия вместе с многочисленными гражданами, подозреваемыми в сочувствии к нему, позволив своему гневу предупредить тщательное разбирательство каждого дела. Он вывел вперед Домициана и представил его народу как главу государства до тех пор, пока не прибудет его отец. Свободный теперь от страха народ славословил Веспасиана как императора, празднуя одновременно как его воцарение, так и свержение Вителлия.
5. Добрые вести из Рима достигли Веспасиана по его прибытии в Александрию. Со всех концов империи сошлись сюда посланники, чтобы разделить его радость, так что город, по величине уступавший только Риму, не был в состоянии вместить такого наплыва народа. Сейчас, когда он утвердился во всей империи и Рим был столь неожиданным образом спасен, мысли Веспасиана вновь обратились на завершение иудейского похода. Поскольку, однако, он желал по окончании зимы самолично отправиться в Рим, а пока был занят спешным приведением в порядок дел в Александрии, то на завоевание Иерусалима он послал своего сына Тита в сопровождении отборных войск. Тит прошел сушей до Никополя, отстоящего от Александрии на 20 стадиев, здесь поместил войско на военные суда и поднялся вверх по Нилу через область Мендес до города Тмуис. Высадившись здесь, он совершил переход до городка Танис, где разбил лагерь; следующей его стоянкой был Гераклеополь, третьей — Пелусий. Здесь он сделал двухдневную передышку, на третий же день пересек Пелусийские устья и после дневного перехода по пустыне разбил лагерь у храма Зевса Касийского. На следующий день он выступил к Остракину — на этом переходе не было воды, так как даже тамошние жители доставляют ее из других мест. Следующая стоянка была в Ринокоруре, откуда он продвинулся к Рафиаху — городу, находящемуся в пределах Сирии, где сделал четвертую стоянку. В пятый раз он разбил лагерь в Газе, оттуда продвинулся в Ашкелон, из Ашкелона — в Явне, из Явне — в Яффу, а из Яффы — в Кесарию, где решил собрать все свои остальные силы.
Книга пятая
I
1. Итак, Тит, прошедши описанным образом пустыню от Египта до Сирии, прибыл в Кесарию, где было решено предварительно собрать все силы. Но в то время, когда он находился в Александрии, помогая отцу в утверждении только что вверенной ему Богом власти, междоусобная борьба в Иерусалиме обострилась еще более. На сей раз в ней были замешаны три стороны, ибо в одной из партий произошел раскол — вне всякого сомнения, лучшее и наиболее справедливое из событий, могущих произойти в столь злополучных обстоятельствах. Мы уже описали ранее нападение зелотов на горожан, ознаменовавшее начало гибели города, в точности изложив его истоки и бедственные последствия; что же касается этого нового раздора, то мы будем недалеки от истины, если назовем его междоусобицей внутри междоусобицы, подобием того, что случается с взбесившимся хищником, который, за неимением другой пищи, начинает пожирать собственную плоть.
2. Дело в том, что Эльазар, сын Шимона (тот самый, который еще в самом начале отвел зелотов из города в храмовые пределы), стал выражать свое якобы негодование по поводу ежедневно творимых Йохананом бесчинств (тот и в самом деле не прекращал своих кровопролитий). В действительности же Эльазар не мог снести подчинения тирану, появившемуся в городе после него, сам стремился к неограниченной власти и жаждал единоличного правления. Потому-то он и откололся, увлекши за собой Йехуду, сына Хелкии, и Шимона, сына Хецрона (оба влиятельные люди), вместе с Хизкией, сыном Ховри, тоже не безвестным человеком. Поскольку за каждым из них последовало значительное число зелотов, они смогли захватить внутренние пределы Храма и выставить вооруженных людей на фронтоне святилища над Святыми Вратами. Они были вполне уверены в себе, так как запасов было в изобилии (ведь для тех, в чьих глазах ничто не являлось нечестивым, здесь имелось неограниченное количество священных припасов), однако из-за своей небольшой численности опасались двигаться с занятого места и по большей части не предпринимали ничего. Йоханан же, напротив, хотя и располагал численным преимуществом, не мог использовать его из-за неудобств расположения: пока враги находились прямо над ним он не был в состоянии ни напасть наверняка, ни бездействовать ввиду душившей его ярости. Итак, он нес большие потери, чем был в состоянии причинить Эльазару и его людям, и тем не менее не мог отступиться, и потому взаимные вылазки и перестрелка не прекращались, и каждый уголок Храма был осквернен убийством.
3. Шимон же, сын Гиоры, тот самый, которого в своем отчаянии призвал народ, надеявшийся на помощь, но получивший в нем еще одного тирана, господствовал в Верхнем городе и большой части Нижнего. Сейчас, когда люди Йоханана стали подвергаться нападениям сверху, он стал предпринимать против них более дерзкие вылазки: он наступал на них снизу, точно так же, как делали они сами в отношении тех, кто находился над ними. И так выходило, что теснимый с обеих сторон Йоханан вынужден был терпеть то же самое, что он сам причинял другим, и ровно столько, сколько проигрывал из-за того, что находился под Эльазаром, он выигрывал, находясь над Шимоном. Потому нападения снизу он легко отражал при помощи легкого оружия, тяжелые же орудия использовал против тех, кто сверху засыпал его снарядами.
В его распоряжении было большое число скорострелов, катапульт и камнеметов, посредством которых он не только отражал нападения неприятеля, но и умертвил многих, приходивших в Храм для совершения жертвоприношения. Ведь зелоты, хоть и дошли в своем неистовстве до всевозможного святотатства, допускали в Храм тех, кто желал совершить обряды, — местных жителей с подозрением и после тщательного обыска, пришельцев же с меньшими предосторожностями. Однако те, после того, как добивались допуска в Храм благодаря тому, что заставляли зелотов стыдиться собственной дикости, зачастую сами становились жертвой междоусобицы. Ведь снаряды выпускались из орудий с такой силой, что достигали алтаря и святилища, падая на священников и на людей, приносивших жертвы. Многие, кто спешил со всех концов земли посетить это прославленное и священное для всех людей место, прежде жертвы падали сами, окропляя своей кровью почитаемый как эллинами, так и варварами алтарь. Трупы местных жителей и чужеземцев, священников и мирян громоздились друг на друга, и кровь жертв всякого рода образовывала озера в священных пределах.
О несчастнейший из городов! Что из того, что ты претерпел от римлян, может сравниться с этим? Ведь они вступили в твои пределы лишь затем, чтобы очистить тебя от снедавшей изнутри скверны, ибо ты уже более не был обиталищем Бога. И как бы ты мог оставаться им теперь, превратившись в могилу своих собственных сыновей, теперь, когда самый Храм стал кладбищем братоубийственной войны?! Но еще и тогда ты мог быть возвращен к жизни, если бы только ты совершил искупление перед разрушившим тебя Богом! Впрочем, должно подавить страсти и подчиниться законам сочинения, ибо нет места моим собственным сетованиям там, где следует описывать события. Приступаю к изложению дальнейшего хода восстания.
4. Итак, мятежники, злоумышлявшие против города, были сейчас разделены на три партии: Эльазар, удерживавший за собой священные первины, обрушивал пьяное безумие на Йоханана; Йоханан и его люди грабили горожан и с новыми силами ополчались против Шимона; тот же в своей борьбе с соперничающими партиями зависел от городских запасов. Всякий раз, когда Йоханан подвергался нападению с обеих сторон, он разворачивал свои силы в двух направлениях: с колоннад, засыпая камнями тех, кто поднимался со стороны города, и ведя стрельбу из орудий против тех, кто обстреливал его со стороны Храма. Когда же натиск сверху ослабевал (а он зачастую прерывался из-за опьянения и усталости), Йоханан предпринимал более дерзкие и обширные вылазки против людей Шимона. Впрочем, к какой бы части города ни обращался, он никогда не упускал случая поджечь дома, полные зерном и всякого рода припасами; когда же отступал, то продвигавшийся на его место Шимон следовал его примеру. И так они играли на руку римлянам, разрушая все накопленное городом на случай осады и подрывая собственные силы. В итоге строения вокруг Храма были сожжены до основания, город превратился в пустыню служившую ареной междоусобной борьбы, и все зерно, которого бы достало на то, чтобы продержаться в течение многолетней осады, сгорело. И в самом деле, они потерпели поражение именно из-за голода, чего бы никогда не случилось, если бы они сами не навлекли на себя этой беды.