5. Итак, весь город превратился в поле брани заговорщиков и их приспешников, и оказавшийся между ними народ был растерзываем ими на части, словно огромный труп. Не видя спасения от охвативших город бедствий, старики и женщины молились о приходе римлян и с надеждой ожидали нападения извне, которое освободило бы их от свирепствовавших внутри города ужасов. Исконные жители города пребывали в неописуемом смятении и страхе, но они не располагали возможностью изменить положение, равно как и не имели надежды на мирное соглашение или бегство, если они желали этого. В самом деле, повсюду была расставлена стража, и главари разбойников, бывшие в раздоре друг с другом относительно всего прочего, предавали казни, как общих врагов, всех стремившихся к миру с римлянами или подозревавшихся в намерении к бегству, соглашаясь, таким образом, только в одном — убийстве тех, кто заслуживал жизни. Выкрики сражающихся не прекращались ни днем ни ночью, но еще более ужасны были непрестанные стенания страждущих. Несчастья доставляли им все новые и новые поводы для плача, который не мог излиться открыто из-за поглощавшего их страха, и так, боясь дать выход своей боли, они корчились в муках, издавая исступленные стоны. Почитание умерших близких уже более ничего не значило для живущих, и никто не заботился о погребении мертвых. Причиной того и другого была потеря надежды на спасение. Те, кто не принадлежал ни к одной из враждующих партий, перестали стремиться к чему бы то ни было, хорошо зная, что так или иначе им предстоит умереть.
Топча ногами груды мертвых тел, мятежники сцепились в смертельной схватке, и безумие, вдыхаемое ими от лежащих под их ногами трупов, делало их еще более свирепыми. Они не уставали изобретать все новые и новые средства собственной погибели и, бестрепетно приводя в исполнение любое свое решение, не оставили неиспытанным ни одного вида жестокости или дикости. Так, Йоханан даже расхитил священный лес и пустил его на строительство военных приспособлений. Однажды народ и священники приняли решение подвести под Храм подпоры, чтобы благодаря этому увеличить его высоту на 20 локтей, а царь Агриппа с величайшими трудами и затратами доставил из Ливана необходимый для этого лес, бревна поразительной прямизны и величины. Однако работы были приостановлены из-за войны, и теперь Йоханан распилил эти бревна и построил из них башни, поскольку нашел бревна достаточно длинными, чтобы с их помощью достичь своих врагов, засевших наверху в Храме. Он установил башни, выведя их за внешним двором Храма, напротив западной галереи, в единственно возможном для этого месте, так как все остальные стороны были отрезаны лестницами.
6. При помощи этих-то столь нечестивым образом сооруженных приспособлений он надеялся одолеть врагов, однако Бог свел на нет все его усилия, наслав на него римлян прежде, чем он успел выставить на своих башнях хотя бы одного человека. Ведь как раз к этому времени Тит, собрав часть своих сил, приказал остальным сойтись с ним под Иерусалимом, а сам выступил из Кесарии. За ним следовали те самые три легиона, которые еще прежде под началом его отца опустошили Иудею, а также Двенадцатый — этот легион однажды потерпел поражение под началом Цестия, но вообще отличался своей доблестью и теперь, хорошо помня о случившемся, рвался вперед, чтобы отомстить за поражение. Пятому легиону Тит приказал соединиться с ним, пройдя через Эммаус, Десятый же должен был подняться к Иерусалиму через Иерихон. Сам он двигался с остальными легионами в сопровождении еще более многочисленных союзных войск царей и множества сирийских наемников. Кроме того, поскольку часть людей из четырех пришедших с Титом легионов была отобрана Веспасианом и отправлена с Муцианом в Италию, этот недостаток восполнялся двумя тысячами отборных людей из александрийских войск и тремя тысячами воинов из гарнизонов на Евфрате. Вместе с Титом прибыл также его друг, человек испытанной преданности и ума, Тиберий Александр. Еще недавно он управлял Египтом, а теперь был сочтен достойным возглавить войска — такова награда за то, что он первым приветствовал появление нового императорского рода и со столь великолепной верностью связал свою судьбу с теми, чье будущее было еще столь неопределенно. Итак, он, обремененный годами и опытом, следовал за Титом в качестве советника в затруднительных обстоятельствах, могущих возникнуть в ходе войны.
II
1. Тит продвигался в глубь враждебной страны позади авангарда, составленного из царских войск и всех союзных соединений. За ними следовали прокладчики дорог и строители лагерей, за которыми под вооруженной охраной везли имущество военачальников. Далее двигался сам Тит в окружении своих копьеносцев и других отборных воинов и сопровождаемый конницей легионов. Сзади везли орудия, а за ними следовали трибуны и префекты когорт в сопровождении отборных воинов, за ними — Орел в окружении знамен и с трубачами впереди, за ними — основная колонна, растянувшаяся по шести человек в ряд. Далее везли обоз, за ним двигалась прислуга каждого легиона; наконец, позади всех шли наемники под защитой арьергарда. Ведя свои силы в образцовом, как принято у римлян, порядке, Тит быстро прошел через Самарию и вступил в Гофну, еще ранее взятую его отцом и сейчас занятую римскими гарнизонами. Он провел здесь ночь, а с рассветом выступил вперед и после дневного перехода разбил лагерь в лощине, издревле называемой евреями Терновой лощиной, неподалеку от селения Гиват-Шауль (что означает Холм Шауля), отстоящего от Иерусалима всего на тридцать стадиев. Отсюда он, взяв всего лишь 600 отборных всадников, прошел вперед, чтобы удостовериться в крепости стен города и настроении евреев и желая испытать, не будут ли они при виде его испуганы до такой степени, что сложат оружие еще до начала военных действий. Ведь он располагал достоверными сведениями, что находящийся под гнетом мятежников и разбойников народ жаждет мира и не поднимается на восстание только потому, что те сильнее его.
2. Все время, пока Тит двигался прямо по большой дороге, ведущей к городской стене, ни один человек не показался перед воротами. Однако когда он свернул с дороги и повел строй всадников наискось к башне Псефин, то у так называемых Женских башен, через ворота, что напротив Елениных могил, вдруг высыпало множество евреев. Они прорвались сквозь строй его конницы и, встав против тех, кто еще скакал по дороге, воспрепятствовали им соединиться с их свернувшими в сторону товарищами, отрезав таким образом Тита всего с горсткой людей. Тот не имел возможности пройти вперед, ибо вся земля от самой стены была изрыта канавами пригородных садов и изрезана поперечными стенками и множеством изгородей, но не мог и отступить к своим из-за многочисленности разделявшего их неприятеля. Более того, те, кто оставался на дороге, повернули вспять, так как большинство из них не подозревало об угрожавшей царю опасности: они думали, что он, как и они, повернул назад, и потому обратились в бегство.
Тит, видя, что его спасение заключается единственно в его собственной доблести, повернул лошадь и, крикнув своим людям, чтобы они следовали за ним, устремился в самую гущу неприятеля, полный решимости пробиться. И я полагаю, что именно здесь представился наилучший случай узнать, что Бог надзирает и за превратностями войны, и за судьбой царей. Ибо когда на Тита, не имевшего на себе ни шлема, ни щита (как я уже говорил, он вышел не в бой, а на разведку), посыпался град снарядов, ни один из них не коснулся его тела, но, словно преднамеренно направленные мимо цели, все они пролетали мимо, не причиняя никакого вреда. Своим мечом он без устали рассеивал тех, кто наседал сбоку, находившихся перед ним обращал в бегство и гнал коня вперед по трупам врагов. Воодушевленные мужеством Цезаря, его люди с громкими криками призывали друг друга следовать за ним, тогда как противник обращался в бегство повсюду, куда он ни направлял своего коня. Воины, вместе с Титом оказавшиеся в опасности, примыкали к нему вплотную, постоянно получая удары в спину и в бок, однако единственной надеждой на спасение для каждого из них было вместе с Титом прорваться сквозь ряды неприятеля прежде, чем кольцо вокруг них сомкнется. И в самом деле, как только двое из них отделились от остальных, один был окружен и убит вместе с лошадью, другой же, спешившийся, был тоже убит, а лошадь его уведена. Но Тит вместе с остальными благополучно достиг лагеря. Что же касается евреев, то перевес над римлянами в первом же нападении возбудил в них неумеренные надежды, и мимолетная улыбка случая наполнила сердца беспредельной уверенностью в будущем.
3. Ночью к Цезарю присоединился легион, который шел через Эммаус, и с наступлением дня они продвинулись к так называемому Скопосу, откуда уже был виден город и сияющая громада Храма (отсюда и имя Скопос — Обозреватель — у этого невысоко расположенного места, прилегающего к северному спуску в город). В семи стадиях от города он приказал разбить совместный лагерь для двух легионов, тогда как Пятый расположился в трех стадиях позади них (Тит дал ему возможность возводить свой лагерь в большей безопасности, так как считал, что воины, изнуренные ночным переходом, имеют право быть прикрытыми своими товарищами). Только они начали располагаться на месте, как из Иерихона подошел Десятый легион, оставивший там подразделение тяжеловооруженной пехоты для защиты еще прежде взятого Веспасианом прохода. Этот легион получил приказание разбить лагерь в шести стадиях от Иерусалима, на Масличной горе, прилегающей к городу с востока и отделенной от него глубокой лощиной под названием Кидрон.
4. Теперь, ввиду внезапно нависшей войны, враждующие партии внутри города впервые приостановили беспрестанную усобицу. Мятежники, со смятением наблюдавшие, как римляне строят три отдельных лагеря, пришли к не сулившему добра единодушию, обратившись друг к другу со словами: «Что будет с нами, если мы допустим сооружение этих трех укреплений, призванных задушить нас? Враг беспрепятственно строит их напротив нас, а мы, сложа руки и не поднимая оружия, сидим за стеной, словно зрители, наблюдающие за прекрасными и полезными деяниями! Неужели мы способны тольк