Между тем римские воины были встречены угрозами своих начальников и гневом Цезаря. «В то время как евреи, — сказал он, — единственным военачальником которых является безрассудство, обдумывают свои действия заранее и ведут себя осмотрительно, устраивая против нас засады и козни, и уловки их увенчиваются успехом благодаря послушанию и их непоколебимой преданности друг другу, вы, римляне, всегда бывшие господами судьбы благодаря царившему в ваших рядах порядку и беспрекословному повиновению вышестоящим, на этот раз потерпели поражение от противника и были захвачены врасплох исключительно вследствие собственной невоздержанности и, что самое позорное, сражались без начальника в присутствии самого Цезаря! Сколь велик удар, нанесенный вами законам воинской службы! Сколь велик удар, нанесенный вами моему отцу, когда он узнает о вашем поражении! Ведь за всю свою проведенную в сражениях жизнь ему ни разу не пришлось испытать подобного провала. И законы, которые всегда карали смертью виновных за малейшее нарушение воинского строя, сегодня видят целое войско покинувшим строй! Впрочем, эти самонадеянные хвастуны скоро убедятся, что с римлянами даже победа, если она достигнута в отсутствие приказаний, не означает ровным счетом ничего!»
Так Тит распекал подчиненных, и казалось очевидным, что он расправится с нарушителями по всей строгости закона. Те потеряли всякую надежду и ожидали немедленной и заслуженной казни. Однако легионы столпились вокруг Тита и умоляли его пощадить товарищей, отнесясь снисходительно к опрометчивости меньшинства ввиду повиновения, выказанного всем остальным войском; они обещали, что провинившиеся воины искупят настоящую ошибку образцовым поведением в будущем.
5. Цезарь уступил — как из-за их просьб, так и из соображений собственной выгоды, поскольку он придерживался того мнения, что наказание одного человека следует всегда приводить в исполнение, напротив, наказание многих не должно идти дальше слов. Потому он простил воинов, но самым настоятельным образом предостерег их впредь быть более осмотрительными. Сам же он стал обдумывать, как предупредить новые уловки со стороны евреев.
Четыре дня были затрачены на то, чтобы разровнять почву до самых городских стен. Затем, с целью обеспечить безопасное прибытие обоза и остального войска, Тит развернул лучшие силы против стены с севера и с запада. Он выстроил их в семь рядов: три ряда пехоты выдвинул вперед, три ряда конницы разместил сзади, седьмой же, срединный ряд, образовывали лучники. Столь глубокий строй положил конец вылазкам евреев, и обоз из трех легионов и пополнения прошел совершенно спокойно. Сам Тит находился в лагере, отстоявшем всего на два стадия от стены, там, где она делает угол против башни Псефин и где кольцо стен меняет направление, поворачивая с севера на запад. Другая часть войска возвела укрепления у башни под названием Гиппик, тоже в двух стадиях от города; Десятый же легион оставался на прежнем месте, на Масличной горе.
IV
1. За исключением тех мест, где Иерусалим окружен непроходимыми обрывами и где потому было достаточно всего одной стены, город защищали три стены. Иерусалим расположен на двух обращенных друг к другу холмах, разделенных долиной, прямо над которой кончаются сплошные ряды городских домов. Один из этих холмов, тот, на котором расположен Верхний город, гораздо выше и круче другого; ввиду этой-то своей неприступности он и назывался Твердыней царя Давида (Давид был отцом Соломона, первого строителя Храма), в наше же время он известен как Верхний рынок. Второй же холм, на котором расположен Нижний город, имеет форму серпа и называется Кремлем (Акра). Напротив него находился третий холм, по природе более низкий, чем Акра, и первоначально отделенный от нее широкой лощиной. Однако позднее, во времена правления Хасмонеев, эта лощина была засыпана, чтобы соединить город с Храмом; кроме того, верхушка Акры была срыта и холм понижен настолько, чтобы за ним был виден Храм. Долина же Сыроделов, которая, как было сказано, разделяет холмы Верхнего и Нижнего города, спускается до Шилоаха — так называли мы этот пресноводный и обильный источник. С наружной стороны оба холма, на которых стоит город, окружены глубокими лощинами, а крутые обрывы с обеих сторон делали город неприступным отовсюду.
2. Первая из трех стен, Старая стена, была почти неприступна благодаря ущельям внизу и высоте холма, на котором она выстроена; в придачу к преимуществам расположения она была еще и очень мощной, ибо Давид и Соломон, равно как и их преемники, стремились превзойти друг друга в этом строительстве. Она начиналась на севере у башни Гиппик и шла до Газита, затем соединялась с зданием совета и кончалась у западной колоннады Храма. Отходя от той же самой башни с другой, западной, стороны, она тянулась вниз через место под названием Бет-Цо до Ессейских ворот, а там заворачивала с юга, огибая источник Шилоах, откуда вновь подымалась по восточной стороне к купальням Соломона, доходя до места под названием Офел, где соединялась с восточной колоннадой Храма.
Вторая стена брала начало от Геннатских ворот первой стены; она огибала только северный подступ к городу, поднимаясь вверх вплоть до Антонии. Третья же стена, начинаясь у башни Гиппик, тянулась на север до башни Псефин, потом продолжалась против Елениных могил (эта Елена была царицей Адиабены, матерью царя Изата), тянулась мимо Царских пещер и, загибаясь угловой башней у так называемой Могилы Сукновала, обрывалась у Кидронской долины, где она сходилась со Старой стеной. Эта стена была построена Агриппой вокруг новых частей города, бывших совершенно незащищенными. Дело в том, что население города так разрослось, что он постепенно расползся за пределы стен, а люди, селившиеся по северному склону холма, на котором стоял Храм, отошли от него так далеко, что застроили еще один, четвертый, холм, называемый Бет-Зетой. Этот холм расположен напротив Антонии, но отсечен от нее глубоким рвом, вырытым с той целью, чтобы основание Антонии не соединялось с холмом и вследствие этого не было бы легко доступным и слишком низким; теперь же, разумеется, высота башен была увеличена соответственно глубине рва. Новозаселенная местность называлась жителями Бет-Зетой, что может быть переведено на греческий язык как «Новый город». Поскольку ее жители нуждались в защите, отец нынешнего царя, также носивший имя Агриппа, приступил к строительству вышеупомянутой стены. Однако, испугавшись, что мощность укреплений возбудит в Цезаре Клавдии подозрения в подготовке отложения и мятежа, он прекратил строительство, успев заложить одно только основание. Если бы эта стена была завершена так же, как начата, город никогда не был бы взят, ибо она была сложена из камней по 20 локтей в длину и по 10 локтей в ширину каждый, которые нелегко подрыть железными орудиями или сотрясти осадными приспособлениями. Сама стена была толщиной в 10 локтей и, без всякого сомнения, вздымалась бы гораздо выше, если бы воодушевление ее основателя не имело препятствий. Позднее, хотя евреи и возводили ее в большой поспешности, она поднялась в высоту на 20 локтей, а если прибавить зубцы в два локтя и насыпь в три локтя высотой, то общая ее высота достигала 25 локтей.
3. Над стенами возвышались четырехугольные, цельные, как сами стены, башни по 20 локтей в ширину и 20 локтей в высоту; по слаженности же и красоте камней они ничуть не уступали самому Храму. На этих цельнокаменных, высотой в 20 локтей, башнях находились роскошные покои, а над ними — верхние помещения с многочисленными хранилищами для сбора дождевой воды, к каждому из которых вела широкая лестница. Таких башен, отстоявших друг от друга на 200 локтей, на третьей стене было 90; на средней стене стояло 14 башен, а число башен на Старой стене доходило до шестидесяти. Общая же длина окружавших город стен составляла 33 стадия.
Вся третья стена была достойна удивления, но самым удивительным в ней была стоявшая на ее северо-западном углу башня Псефин, против которой расположился лагерем Тит. Она поднималась в высоту на 70 локтей, и при восходе солнца с нее можно было видеть как Аравию, так и окраины надела евреев до самого моря. Эта башня была восьмиугольной формы. Напротив нее находился Гиппик, а рядом с ним — еще две башни, и эти три башни, возведенные в Старой стене царем Иродом, не имели себе подобных в целом мире по своей величине, красоте и мощи. Превосходство этих сооружений объясняется тем, что здесь к природной щедрости Ирода и его рвению ко всему, что касалось великолепия города, присоединились еще и родственные чувства, так как эти башни были воздвигнуты им в память трех самых дорогих ему людей — брата, друга и жены — и названы их именами. (Жену свою, как мы уже сообщали, он убил из ревности, брат же и друг пали на войне смертью храбрых.)
Гиппик, башня, названная по имени друга, была четырехугольной и имела 25 локтей в ширину и длину и 30 локтей в высоту, и в ней не было ни одного полого места. На этом со ставленном из вплотную пригнанных друг к другу каменных глыб основании находился водоем для хранения воды глубиной в 20 локтей, над ним — двухэтажное жилое помещение высотою в 25 локтей, разделенное на всякого рода покои, а еще выше — кольцо башенок в 2 локтя с насыпями в 3 локтя высотой, так что общая высота башни достигала 80 локтей.
Вторая башня, названная по имени брата Ирода Фацаэлем, имела по сорока локтей в ширину и длину, и высота ее цельнокаменного основания также равнялась сорока локтям. Верх ее был опоясан колоннадой высотой в 10 локтей, защищенной насыпями и выступами. Посреди колоннады возвышалась другая башня, разделенная на великолепные покои, среди которых была даже баня, так что эта башня ни в чем не уступала настоящему царскому дворцу. Верх же ее увенчивался насыпями и башенками еще более многочисленными, чем в предыдущей. Общая высота ее достигала девяноста локтей, и по общему виду она была подобна Фаросскому маяку, указывающему путь плывущим к Александрии, хотя и значительно превосходила его по площади. Во время же, о котором идет речь, в ней располагался Шимон, сделавший ее своим дворцом.