уществует от Бога и для Бога. Самая же внутренняя часть имела в себе 20 локтей и тоже была закрыта занавесом, отделявшим ее от внешней части. Здесь не было совершенно ничего: это место сохранялось недоступным, неприкосновенным и невидимым для всех, и называлось оно Святая Святых.
Еще по сторонам нижнего отделения святилища имелось много сообщавшихся между собой трехэтажных помещений, в которые можно было проникнуть как с той, так и с другой стороны входа. В верхнем отделении такие помещения отсутствовали, поскольку оно было уже нижнего; кроме того, оно было выше нижнего на 40 локтей и гораздо скромнее отделано. Таким образом, если прибавить эти 40 локтей к 60 локтям нижнего отделения, то получается, что общая высота составляла 100 локтей.
6. Что же касается наружного вида святилища, то он являл все, что может поразить взор и душу. Святилище было обложено со всех сторон толстыми золотыми пластинами, и блеск, излучаемый им при восходе солнца, казался столь нестерпимым, что тот, кто пытался взглянуть, отворачивался, словно от солнечных лучей. Приближающимся же к Иерусалиму чужестранцам Храм представлялся издали горой под снежным покровом, потому что в тех местах, где не было позолоты, он был ослепительно белого цвета. На верхушке святилища находились острые золотые шпицы, предназначенные для того, чтобы птицы не могли садиться на Храм и загрязнять его. Из пошедших на строительство камней некоторые достигали 45 локтей длины, пяти локтей высоты и шести локтей ширины.
Перед святилищем был расположен жертвенник, имевший 15 локтей в высоту, тогда как ширина и длина его были равны и составляли по 50 локтей каждая. Он был четырехугольной формы, и каждый угол выдавался вперед наподобие рога, а с юга к нему вел довольно пологий подъем. Жертвенник был сооружен без всякого участия железа, и железо никогда не касалось его. Святилище и жертвенник были окружены красивым каменным выступом в 2 локтя высотой, по внешнюю сторону которого находился народ, а по внутреннюю — священники. Гноеточивым и прокаженным нельзя было вступать да же просто в город; доступ в Храм был закрыт перед женщинами во время месячных, — впрочем, даже после очищения они не допускались далее вышеупомянутого предела. Что же касается мужчин, то, если они не были совершенно чисты, им не дозволялось вступать во внутренний двор, и запрет этот распространялся равным образом и на не прошедших очищение священников.
7. Тот, кто происходил из рода священников, но вследствие какого-либо увечья не допускался до несения службы, находился вместе со священниками, не имевшими телесных недостатков, по внутреннюю сторону выступа и получал причитавшуюся ему в силу его происхождения долю, хотя и носил обыкновенную одежду (ведь облачаться в священные одежды мог только тот, кто совершал богослужение). К жертвеннику же и к святилищу могли восходить только священники, лишенные телесных пороков: они облекались в виссоновые одежды и из благоговения к священным обрядам строжайшим образом воздерживались от несмешанного вина, чтобы невзначай не допустить какого бы то ни было нарушения обряда.
Вместе с ними всходил и первосвященник, но не во всякий день, а только по субботам и новолуниям или в те дни года, на которые приходился какой-нибудь еврейский праздник или всенародное торжество. Для совершения службы он надевал пояс покрывавший ему бедра вплоть до чресел, и нижнюю одежду из льна, а сверху облекался в облегающую тело и спускающуюся до самых пят гиацинтовую одежду, обшитую кистями. На этих кистях висели, чередуясь друг с другом, золотые колокольчики и гранатовые яблоки: первые долженствовали служить символом грома, а вторые — молниями. Верхняя одежда прикреплялась к груди разноцветной повязкой, сплетенной из пяти лент тех же самых материалов — золота, пурпура, багряницы, виссона и гиацинта, — из которых, как мы уже рассказывали, были сотканы храмовые занавески. Из них же было сделано и наплечное одеяние, но золота в нем было больше, чем остальных материалов. Видом своим оно походило на панцирь и скреплялось двумя золотыми застежками, в которые были вправлены выдающиеся своей красотой и величиной сардониксы с вырезанными на них именами колен [еврейского] народа. С другой же стороны к нему четырьмя рядами прикреплялись двенадцать других камней по три в каждом ряду: сердолик, топаз и смарагд в первом ряду, карбункул, яшма и сапфир — во втором, агат, аметист и лигирион — в третьем, оникс, берилл и хризолит — в четвертом. Здесь тоже на каждом камне было вырезано имя одного из колен. Голову покрывала тиара: она была из виссона, а сверху увенчивалась гиацинтовой тканью; вокруг нее шел еще один венец, золотой, с вырезанными в нем священными буквами, именно, четырьмя гласными. Однако это облачение он надевал не во всякое время (обыкновенно он носил более простые одежды), а лишь тогда, когда вступал в Святая Святых. Только он один мог входить туда, и это случалось единственный раз в году, в день, когда все евреи постятся в честь Бога. О городе и Храме и касающихся их обычаях и законах мы еще будем говорить более подробно, так как немало осталось такого, что можно было бы рассказать об этих предметах.
8. Что же касается Антонии, то она была расположена на пересечении двух колоннад первого храмового двора, западной и северной, и построена на обрывистой со всех сторон скале, возвышавшейся на высоту пятидесяти локтей. Это произведение царя Ирода более всех остальных делало явным прирожденное величие его замыслов. Прежде всего, начиная от самого основания скала была покрыта гладкими каменными плитами, служившими как для украшения, так и для того, чтобы всякий, кто попытается подняться по ней, соскальзывал вниз. Далее, уже перед самым зданием башни находилась стена высотой в три локтя, и лишь за ней вздымалась во всю свою высоту 40 локтей Антония. Внутренность ее по размерам и устройству ничем не отличалась от дворца: она разделялась на покои всевозможного вида и назначения, были в ней и дворы с колоннадами, и бани, и обширные площади для размещения войск, так что если судить по тому, что она заключала в себе все необходимое для жизни, она могла бы считаться городом, если же принять в расчет всю ее пышность — царским дворцом. По общим своим очертаниям являясь башней, Антония имела еще по башне на каждом из своих четырех углов; три из них имели по пятидесяти локтей высоты, а та, что стояла на юго-восточном углу, была семидесяти локтей, так что с нее можно было обозревать весь Храм. Там, где Антония соприкасалась с колоннадами Храма, с обеих сторон шли вниз лестницы, по которым спускались воины римского гарнизона (ведь здесь всегда стояла римская часть, и во время праздников воины в полном вооружении растягивались вдоль колоннад, чтобы предупреждать проявления возмущения в народе). Ибо точно так же, как Храм господствовал над городом, Антония господствовала над Храмом, и потому здесь размещался гарнизон всех троих; Верхний же город имел свою собственную крепость, именно дворец Ирода. Что же касается холма Бет-Зета, то он, как я уже сказал, был отделен от Антонии; на этом, самом высоком из холмов располагалась часть Нового города, и он единственный закрывал с севера вид на Храм. Впрочем, поскольку о городе и его стенах я еще собираюсь говорить более подробно в будущем, то сказанного пока достаточно.
VI
1. Что же касается войска мятежников внутри города, то людей Шимона, не считая идумеян, было 10 тысяч; над ними главенствовали 50 начальников, а Шимон главенствовал над всеми. Союзные же ему 5 тысяч идумеян подчинялись десяти начальникам, из которых первыми признавались Яаков, сын Сосы, и Шимон, сын Катлы. У занимавшего Храм Йоханана было 6 тысяч тяжеловооруженных бойцов, над которыми стояло 10 начальников; кроме того, к тому времени с ним снова соединились покончившие с прежней враждой зелоты, 2400 числом, возглавлявшиеся своим прежним начальником Эльазаром и Шимоном, сыном Ари. Все то время, пока эти партии враждовали между собой, их жертвой был, как мы уже рассказывали, народ, ибо та часть населения, которая не принимала участия в бесчинствах, подвергалась грабежу как с той, так и с другой стороны.
Шимон удерживал за собой Верхний город и Большую стену до Кидронской долины, включая восточный отрезок Старой стены от того места, где она заворачивает у Шилоаха, и вниз до дворца Монобаза (этот Монобаз был царем Адиабены, что за Евфратом), равно как и самый источник Шилоах и Акру, она же Нижний город, а также всю местность до дворца Елены, матери Монобаза. Йоханан же господствовал над Храмом и большей частью его окрестностей, а также над Офелом и Кидронской долиной. Всю ту местность, что лежала между ними, они выжгли дотла, расчистив пространство для междоусобной войны, — ведь война внутри города не прекращалась даже тогда, когда римляне уже стояли лагерем под стенами Иерусалима. Очнувшись ненадолго после первой вылазки, они очень скоро вновь погрузились в прежнее безумие и, вновь разделившись на две партии, возобновили прежнюю борьбу, словно бы задавшись целью во что бы то ни стало угодить осаждавшим город римлянам. Что и говорить — ни сами они не претерпели от римлян ничего хуже того, что причинили друг другу, ни город после них не перенес ни одной муки, с которой он не был бы знаком, ибо самые тяжкие страдания были испытаны им еще до того, как он пал, так что взявшие его даже в некотором отношении исправили положение к лучшему. И потому мое мнение таково, что город пал от междоусобицы; междоусобица же, бывшая гораздо сильнее городских стен, пала от римлян, так что все тяжелое и неприглядное должно быть отнесено на счет обитателей самого города, тогда как все справедливое следует заслуженно отнести на счет римлян. Впрочем, пусть каждый составит себе мнение соответственно ходу событий.
2. В то время, когда дела в городе обстояли таким образом, Тит в сопровождении отборных всадников объехал город кругом с целью наметить места, подходящие для нападения на стены. Повсюду он столкнулся с трудностями, так как если со стороны лощин стена была и вовсе неприступной, то в остальных местах первая стена казалась слишком мощной для осадных орудий. Наконец он решил начать нападение от гробницы первосвященника Йоханана: здесь первое укрепление было ниже и второе не смыкалось с ним, поскольку в тех местах, где Новый город не был густо заселен, его укре