3. Теперь Тит перенес свой лагерь за стену, к так называемому Ассирийскому стану, расположив его до самой Кидронской долины, но на таком расстоянии от второй стены, чтобы быть недосягаемым для снарядов, и немедленно повел наступление. Разделившись, евреи упорно отстаивали стену — люди Йоханана вели бой с Антонии, северной колоннады Храма и с места, что перед гробницей царя Александра, тогда как части Шимона, заняв проход у гробницы первосвященника Йоханана, укрепились по всей линии до ворот, через которые подвозилась вода к башне Гиппик. Часто они выскакивали за ворота и завязывали рукопашный бой, но всегда терпели поражение и, преследуемые римлянами, едва успевали спастись бегством на стену: несведущие в военном искусстве римлян, они проигрывали в рукопашной, но зато в битве за стены преимущество было на их стороне. И если римляне располагали силой в сочетании с опытом, то на стороне евреев были отчаянная отвага, которую питали страх и врожденная стойкость перед лицом бедствий; кроме того, они все еще надеялись на спасение, точно так же, как римляне — на скорую победу. Ни те ни другие не знали усталости: нападения, стычки у стен, вылазки отдельных отрядов не прекращались в течение целого дня, и не было такого вида ведения боя, который бы остался неиспробованным. Начинали с рассвета, и даже ночь почти не приносила передышки — она проходила без сна как с той, так и с другой стороны и переносилась даже еще тяжелее, чем день, ведь и евреи, и римляне проводили ее в непрестанном страхе: первые боялись, что неприятель вот-вот захватит стену, вторые же все время ожидали нападения на лагерь. И потому обе стороны проводили ночи в боевой готовности и с первыми лучами солнца были готовы к сражению.
Между евреями было постоянное соперничество в том, чтобы выказать большую отвагу и тем самым снискать благоволение своих начальников. Но ни к кому они не относились с таким почтением и страхом, как к Шимону: его подчиненные были столь преданы ему, что по его приказанию каждый с величайшей готовностью наложил бы на себя руки. Что же касается римлян, то их мужество было вызвано как привычкой к победам и непривычкой к поражениям, так и постоянными походами и непрерывными упражнениями и величием империи, но более всего прочего причиной их мужества был Тит, появлявшийся повсюду и всегда бывший на виду у воинов. Выказать слабость в присутствии Цезаря, сражавшегося вместе со всеми, считалось ни с чем не сравнимым позором, зато для тех, кто отличался в бою, Цезарь был одновременно и свидетелем, и награждающим, ибо уже одно то, что Цезарь признал чьи-то заслуги, было само по себе большой выгодой. И потому многие выказывали рвение, зачастую превышавшее их силы. Так, например, как раз в эти дни перед стеной однажды выстроились большие силы евреев, и оба строя обменивались выстрелами на далеком расстоянии. Один из римской конницы, по имени Лонгин, вдруг вырвался из строя и, врезавшись в самую середину еврейских рядов, рассеял их своим нападением. Им были убиты двое еврейских бойцов из самых отборных — одного, выступившего против него, он поразил ударом в лицо, а другому, обратившемуся в бегство, пронзил бок вырванным из рук первого копьем. Совершив все это, он невредимым умчался из гущи врагов назад в свой лагерь. Подвиг прославил его имя, и многие в рядах римлян стремились подражать его доблести.
Евреи, со своей стороны, пренебрегали потерями и стремились только нанести урон римлянам. Они не ставили ни во что даже самое смерть — лишь бы только, умирая, увлечь за собой кого-либо из врагов. Зато Цезарь заботился о безопасности своих воинов не менее, чем о самой победе, он всегда называл неосмотрительную отвагу безумием и видел доблесть только в таких действиях, которые совершались обдуманно и не влекли за собою потерь. Потому он наказывал своим людям быть мужественными, не подвергая себя опасности.
4. Наконец он подвел таран к средней башне северной стены. Здесь притаился один мошенник-еврей по имени Кастор вместе с десятью другими ему подобными, в то время как все остальные бежали перед стрелами римских лучников. Некоторое время они сидели неподвижно, спрятавшись за защитными валами; когда же башня начала раскачиваться, они поднялись, и Кастор, простирая руки наподобие умоляющего, стал взывать к Цезарю и жалобным голосом молить его о пощаде. Тит по своему прямодушию поверил ему и в надежде, что евреи уже образумились, приостановил работу тарана, запретив своим лучникам стрелять в молящих, он велел Кастору говорить. Когда же тот пообещал спуститься и сдаться на милость победителя, Тит ответил, что приветствует его благоразумие, надеется, что все в городе уже пришли к подобному решению, и он, со своей стороны, готов взять на себя соответствующие обязательства перед городом. Пятеро из десяти вместе с Кастором лицемерно молили о пощаде, тогда как остальные пятеро кричали, что, пока у них есть возможность умереть свободными, они никогда не согласятся стать рабами римлян. Так они долгое время препирались друг с другом. Между тем наступление было приостановлено, Кастор же послал передать Шимону, что тот может пока спокойно совещаться о том, что ему следует предпринять, так как он еще долго будет водить за нос главу римлян.
Даже отправляя это послание, он продолжал оставаться на виду у римлян и уговаривать несогласных сдаться. Наконец, те, словно будучи вне себя от негодования, воздели над валами обнаженные мечи и, ударив ими по своим щитам, упали, словно пронзенные насмерть. Решимость этих людей поразила Тита и всех, кто был с ним, изумлением — не будучи в состоянии видеть снизу все подробности происходящего, они восхищались их отвагой и сожалели об их участи.
Тут кто-то пустил стрелу, ранившую Кастора в лицо у носа; немедленно вынув стрелу, он показал ее Титу и стал жаловаться, что он-де страдает несправедливо. Сделав выговор стрелявшему, Тит послал находившегося тут же Йосефа пожать Кастору руку, закрепив тем самым его обязательство перед ним. Однако Йосеф, подозревавший недоброе, отказался идти и удерживал своих друзей, желавших пойти вместо него. Наконец вызвался один перебежчик, по имени Эней, а так как Кастор еще и приглашал кого-нибудь принять от него бывшие при нем деньги, то тот еще с большей готовностью подбежал и подставил свой плащ. Тогда Кастор поднял камень и бросил им в Энея, но, поскольку тот был настороже, не попал в него самого, а ранил одного приблизившегося вместе с ним воина. И тут Цезарь проник в его обман и понял, что жалость к врагу не приносит ничего, кроме вреда, тогда как суровость предохраняет от опасности стать жертвой козней. В гневе на то, что с ним проделали подобную шутку, он приказал еще более усилить удары тарана. Когда башня стала поддаваться, Кастор и его люди подожгли ее, а сами спрыгнули сквозь пламя в бывшее под ней тайное убежище, вновь поразив своей храбростью римлян, думавших, что они и в самом деле бросились в огонь.
VIII
1. Это и было то место, где, на пятый день после взятия первой стены, Тит завладел и второй. Евреи бежали от нее, и он в сопровождении тысячи тяжеловооруженных воинов, а также своего собственного отборного отряда вступил в ту часть Нового города, где жили торговцы шерстью и кузнецы, где находился платяной рынок и где улицы косо отходили от стены. И если бы он сразу по вступлении разрушил большую часть стены или, следуя закону войны, разграбил занятую часть города, то, мне думается, никакая неудача не омрачила бы победы. Но он тогда еще надеялся усовестить евреев тем, что не причиняет им зла, какой мог бы причинить, и потому не расширил проема в стене настолько, чтобы обеспечить себе беспрепятственное отступление. Ведь он и не подозревал, что те, кому он благодетельствует, будут строить против него козни! Более того — при вступлении в город он распорядился, чтобы его люди не убивали схваченных евреев и не поджигали домов, дал мятежникам возможность вести войну при том условии, что они не будут причинять вреда мирным гражданам, а последним обещал неприкосновенность их имущества. И все это он сделал потому, что более всего остального желал спасти для себя город, а для города — Храм.
Что касается народа, то он и прежде, и сейчас был готов на любые условия, однако те, кто участвовал в войне, принимали человеколюбие за слабость. Тит, думали они, предлагает это только потому, что не в состоянии взять весь город. Они угрожали горожанам смертью за одно упоминание о сдаче и убивали на месте всякого, кто произносил слово «мир». Одновременно они набросились на вступавших в город римлян: одни нападали в узких переулках, другие выскакивали из домов, третьи же совершали из верхних ворот налеты на тех, кто находился за стеной. Вылазки этих последних повергли поставленную при стене охрану в такое смятение, что они попрыгали с башен и убежали к лагерю. По обе стороны стены раздавался громкий крик римлян: находившиеся внутри кричали оттого, что были со всех сторон окружены врагами, находившиеся снаружи от страха за судьбу оставшихся позади товарищей.
Между тем евреи все прибывали. Знакомство с городскими улицами давало им значительное преимущество перед римлянами, и потому они не переставали теснить их, ранив при этом многих. Римляне же не имели другой возможности, кроме как продолжать сопротивляться, так как узкий проход в стене не позволял бежать всем одновременно. Можно полагать, что все, кто вошел в город, были бы перебиты, если бы им на помощь не явился Тит. Расставив на концах улиц лучников, он сам встал в том месте, где скопление было наиболее густым, и стрелами отбивал неприятеля; вместе с ним сражался Домиций Сабин, доблестный муж, особенно проявивший себя в этой битве. Цезарь не двигался с места и сдерживал своей стрельбой натиск евреев до тех пор, пока все его воины не отступили.
2. Таким образом, римляне были отброшены от второй стены, уже овладев ею. Это подняло дух тех, кто желал войны; успех вскружил им голову, и они уже думали, что римляне больше не осмелятся вступить в город, а если и попытаются сделать это, то наверняка будут разбиты. Не иначе как Бог в наказание за беззакония помрачил их рассудок, и они не видели ни того, что разбитый ими отряд составлял лишь ничтожную часть римских сил, ни того, как к ним приближается голод. Еще бы — ведь они все еще могли питаться несчастьями граждан и пить кровь города! Между тем порядочные гр