аждане уже давно страдали от нужды, и недостаток во всем самом необходимом был причиной смерти многих из них. Однако мятежники видели в гибели людей только облегчение для самих себя: ведь они считали, что достоин жизни лишь тот, кто не ищет мира и живет только для битв с римлянами, и потому радовались, видя, как несогласное с ними большинство постепенно вымирает. Это они считали освобождением от лишнего бремени. Так они относились к жителям города.
Что же касается римлян, то те вновь пытались пробиться в город, и мятежники отражали их натиск, закрывая брешь своими телами. Так, благодаря отчаянному сопротивлению, они сумели продержаться в течение трех дней. Однако на четвертый день доблестный натиск Тита превозмог их сопротивление, и они вынуждены были отступить на прежние позиции. Тит вновь овладел стеной и на этот раз приказал немедленно разрушить всю северную ее часть. В башнях же южной стены он разместил гарнизон и стал готовиться к наступлению на третью стену.
IX
1. Вместе с тем он решил временно приостановить осаду, чтобы дать мятежникам время на размышление: он надеялся, что взятие второй стены вместе с угрозой голода (ведь запасы, пополняемые грабежами, должны были скоро иссякнуть) склонят их к сдаче. Этой передышкой он распорядился следующим образом. Поскольку наступил срок выдачи жалованья воинам, он приказал военачальникам выстроить войско на виду у противника и отсчитать каждому причитающуюся сумму. Согласно принятому обычаю, воины снимали с оружия обыкновенно прикрывавшие его чехлы и выходили в полном боевом облачении, всадники выводили лошадей в полном убранстве. Все пространство перед городом засверкало золотом и серебром, для римлян не было ничего восхитительнее этого зрелища, для их врагов — ничего ужаснее. Вся Старая стена и северная сторона Храма были переполнены зрителями, люди высовывались из домов, чтобы лучше видеть, и во всем городе не было такого места, где бы ни толпились люди.
Вид собравшегося в одном месте римского войска, красота его вооружения и царивший в его рядах порядок повергли в неописуемый ужас даже самых отважных. И я думаю, что если бы изобилие совершенных ими против народа злодеяний не лишало их всякой надежды на прощение со стороны римлян, то это зрелище заставило бы мятежников переменить свой образ действий. Теперь же они знали, что даже в случае прекращения борьбы им уготована мучительная смерть, и потому предпочитали смерти под пытками смерть в бою. Кроме того, и судьбой уже было решено так, что вместе с виновными погибнут невинные и вместе с междоусобицей — весь город.
2. Выдача жалованья римским легионам продолжалась четыре дня. На пятый день Тит, видя, что нет никаких признаков того, чтобы евреи склонились к миру, разбил легионы на две части и приступил к строительству насыпей — одной против Антонии, а другой у гробницы Йоханана (отсюда он намеревался взять Верхний город, а со стороны Антонии Храм, обладание которым обеспечивало и власть над городом). У каждого из этих мест велись работы по возведению двух насыпей, по одной на каждый легион. Работам у гробницы пытались помешать вылазками идумеяне и отряды Шимона, а люди Йоханана и толпа зелотов нападали на тех, кто занимался строительством у Антонии. На их стороне было теперь преимущество не только в ручном метании снарядов (ведь они посылали снаряды сверху вниз), но и в стрельбе из орудий, которыми они к тому времени научились пользоваться, ежедневными упражнениями понемногу приобретя опыт в этом деле. У мятежников было 300 скорострелов и 40 камнеметов, с помощью которых они существенно затрудняли римлянам строительство валов.
Вместе с тем Цезарь, знавший, что как спасение, так и погибель города зависят именно от него, вместе с продолжением осады не переставал заботиться и о том, чтобы склонить евреев к изменению образа действий. Хорошо понимая, что зачастую словами можно достичь большего, чем силой оружия, он сочетал военные действия с благими советами, лично призывая евреев сдаться и тем спасти и без того уже взятый римлянами город. Кроме того, он послал Йосефа поговорить с ними на их родном языке, рассчитывая, что они скорее поддадутся на речи соотечественника.
3. Обойдя стену, чтобы отыскать такое место, где бы он был недосягаем для снарядов и одновременно хорошо слышим защитниками, Йосеф простер к ним руки и стал умолять не быть более равнодушными, чем даже чужеземцы, и пощадить как самих себя и народ, так и родной город и Храм. «Даже римляне, — сказал он, — которым и дела нет до вражеских святынь, даже римляне принимают близко к сердцу их судьбу и до сих пор воздерживаются посягнуть на них, тогда как вы, взращенные в их лоне, вы, которым, если только они сохранятся, эти святыни будут безраздельно принадлежать, делаете все, чтобы привести их к гибели! Разве вы не видите, что самые сильные стены уже пали, те же, что остались, гораздо слабее взятых? Или вы не знаете, что ничто не может одолеть римской мощи? Да ведь и нельзя сказать, чтобы вы не были знакомы с подчинением римлянам! Но вы возразите, что воевать за свободу прекрасно, — однако в таком случае следовало поступить так с самого начала, ибо если кто уже однажды склонился под ярмом и нес его долгое время и вдруг потом захотел это ярмо сбросить, то не любовью к свободе следует это называть, но самоубийственным стремлением к смерти! И если даже правда, что не должно считаться со слабыми властителями, то это никак не может относиться к тем, которым подвластно все. Назовите мне хоть одно место, которое избегло бы римской власти, за исключением разве что тех, которые ввиду своего слишком жаркого или же слишком холодного климата не могут представлять никакой пользы. Повсюду судьба сопутствует им, и Бог, передающий власть от народа к народу, ныне обитает в Италии.
Есть один непреложный закон, общий для животных и для людей, именно, что слабый всегда склоняется перед сильным и что победа всегда достается тому, кто располагает превосходством в оружии. Оттого-то и предки ваши, далеко превосходившие вас и духом и телом, равно как и во многих других отношениях, склонились перед римлянами: ведь они никогда бы не стерпели этого, если бы не были уверены, что на стороне римлян сам Бог. А вы? На что полагаетесь вы в своем сопротивлении? Ведь большая часть города уже взята, и даже если стены, за которыми вы укрываетесь, уцелеют, на стоящее ваше положение даже хуже, чем плен. Не думайте, что римлянам ничего не известно о голоде: пока он косит только народ, но в недалеком будущем распространится на все ваше войско. И потому, даже если римляне и остановят осаду и не будут вторгаться в город с мечами в руках, то все равно у вас внутри стана находится непобедимый противник, силы которого возрастают с каждым часом. Или и против него вы хотите, подняв оружие, выступить войной, доказав тем самым, что вы единственные из людей способны победить даже телесные недуги?
Но сколь прекрасно было бы одуматься еще до того, как совершится непоправимое несчастье, и, пока еще это возможно, обратить помыслы к спасению! Ведь если вы не будете упорствовать в самонадеянности, римляне, со своей стороны, не будут злопамятны и простят вам все происшедшее. Они по природе своей милосердны к побежденным и ставят собственную выгоду выше мести, а обезлюдевший город и опустошенная страна не находятся в согласии с их выгодой. Потому-то Цезарь даже сейчас готов предложить вам условия сдачи. Но если вы даже в крайней нужде, в которой находитесь, не последуете его призыву, то он, взяв город силой, не пощадит никого. А ручательством того, что третья стена вскоре будет взята, служат стены, взятые прежде, и даже если бы эта твердыня была несокрушима, то голод воюет против вас на стороне римлян».
4. Пока Йосеф увещевал их таким образом, многие из тех, кто был на стене, насмехались над ним, многие бранили, а некоторые даже бросали в него камнями. Увидев, что его доводы несмотря на их очевидность, не возымели действия, Йосеф перешел к событиям еврейской истории. «О несчастные! — воскликнул он. — Забывая о том, кто ваш единственный союзник, вы хотите побороть римлян силой рук и оружия? Но разве мы хоть раз победили кого-либо таким путем? И разве не Бог, Творец [всего сущего], бывал мстителем за евреев всякий раз, когда они подвергались несправедливости? Оглянитесь же назад и посмотрите, что подвигло вас на эту борьбу и сколь велик союзник, которого вы оскорбили! Вспомните о чудесах, свершавшихся во времена наших отцов, вспомните, сколько раз в былые времена это священное место повергало в прах наших врагов! И хотя мысль о том, что я повествую о деяниях Божьих столь недостойным слушателям, приводит меня в трепет, все же слушайте, слушайте затем, чтобы убедиться, что вы ведете войну не только против римлян, но и против самого Бога.
Некогда египетский царь Нехо, называвшийся также фараоном, пришел сюда с неисчислимым войском и похитил царицу Сарру, праматерь нашего рода. И как поступил тогда ее супруг Авраам, наш прародитель? Быть может, он взялся за оружие, чтобы отомстить обидчику, — ведь ему подчинялись триста восемнадцать полководцев, каждый из которых располагал несметным войском? Но нет! Для него все это было не более чем пустым местом в сравнении с помощью Бога, и потому он простер свои безгрешные руки к оскверненному вами нынче месту и заручился содействием непобедимейшего из союзников. И что же? На следующий же вечер царица была возвращена нетронутой к своему супругу, а египтянин, весь трепеща от ночных видений, преклонился перед местом, которое вы запятнали братской кровью, и бежал, одарив любезных Богу евреев серебром и золотом.
Говорить мне или же умолчать о переселении наших предков в Египет, о том, как они были угнетаемы чужеземными царями в продолжение четырехсот лет и, хотя и могли защищаться с оружием в руках, препоручили себя Богу? Кто не знает, как затем Египет наполнился всякого рода зверьем и стал гибнуть от всевозможных болезней, о том, как земля перестала плодоносить, а воды Нила иссякли, о череде десяти казней, о том, как наконец наши предки были отпущены в полной безопасности, без кровопролития, под охраной, — и все потому, что сам Бог вел их, чтобы они стали хранителям