намерены уйти от этого мира. Никто не препятствует им, а, напротив, каждыйсчитает их счастливыми и дает им поручения к умершим родственникам. Так твердои незыблемо веруют они в общность жизни душ. По выслушании этих поручений онипредают свое тело огню для того, чтобы как можно чище отделить от него душу, иумирают, прославляемые всеми. Близкие им люди провожают их к смерти с болеелегким сердцем, чем другие своих сограждан в далекое путешествие: оплакиваютсамих себя, умерших же они считают блаженными, так как те уже приняты в сонмбессмертных. Не стыдно ли нам будет, если мы покажем себя ниже индусов, если мысвоей нерешительностью посрамим наши отечественные законы, служащие предметомзависти для всего мира? Но если бы даже нас издавна учили как раз противному, аименно, что земная жизнь – высочайшее благо человека, а смерть есть несчастье,то ведь настоящее наше положение требует, чтобы мы ее мужественно перенесли,ибо и воля божия, и необходимость толкают нас на смерть. Бог, по-видимому, ужедавно произнес этот приговор над всей иудейской нацией. Мы должны потерятьжизнь, потому что мы не умели жить по его заветам. Не приписывайте ни самимсебе вины, ни римлянам заслуги в том, что война с ними ввергла нас всех впогибель. Не собственное могущество их довело нас до такого положения, новысшая воля, благодаря которой они только кажутся победителями. Разве отримского оружия погибли иудеи в Кесарии? В то время, когда последние и непомышляли об отпадении от римлян, среди субботнего праздника на них напалакесарийская чернь, которая избила их вместе с женами и детьми, не встречая нималейшего сопротивления [445] и не робея даже перед римлянами,которые только отпавших, подобно нам, объявили врагами. Мне, пожалуй, возразят,что кесарияне всегда жили в разладе с иудеями и, дождавшись удобного момента,выместили лишь старую злобу. Но что можно сказать об иудеях в Скифополисе? Вугоду эллинам они подняли оружие против нас вместо того, чтобы в союзе с намибороться с римлянами. Помогла ли им эта дружба и преданность эллинам? Вместе ссемействами своими они были беспощадно умерщвлены ими. Так их отблагодарили запомощь. То, чего они не допускали нас причинять эллинам, постигло их самих, какбудто они замышляли против них зло. Однако слишком долго пришлось бы говорить,если бы я хотел перечислить все в отдельности. Вы знаете, что нет города вСирии, где не истребляли бы иудеев, хотя последние были более нас враждебны,чем римляне. Дамаскины, например, не имея даже возможности выдумать какой-либоблаговидный повод, запятнали свой город ужасной резней, умертвив 18 000 иудееввместе с женами и детьми (II, 20, 2). Число замученных насмерть в Египтепревысило, как мы узнали, 60 000. 0 всех этих случаях можно по крайней мересказать, что иудеи, живя в чужой стране, не находили того, что нужно дляуспешной борьбы против врага, но разве те, которые в своей собственной страневели войну с римлянами, не обладали всеми средствами, которые в состояниисулить несомненную победу? Оружие, стены, непобедимые крепости и мужество,бесстрашно смотревшее в глаза всем опасностям борьбы за освобождение, всесильнее воодушевляло всех на отпадение. Но все это, исполнявшее нас гордыхнадежд, выдержало лишь очень короткое время и послужило причиной величайшихнесчастий. Ибо все завоевано и досталось врагам, как будто оно былоприготовлено для того, чтобы придать больше блеска их победе, а не для того,чтобы содействовать спасению тех, которые обладали всем этим. Счастливы еще те,которые пали в бою, ибо они умерли, сражаясь и не изменив свободе. Но кто небудет жалеть тех многих людей, которые попали в руки римлян? Кто для избавлениясебя от такой же участи не прибегнет к смерти? Одни из них умирали подпытками, мучимые плетьми и огнем, другие, полусъеденные дикими зверьми,сохранялись живыми для вторичного пира на потеху и издевательство врагов. Нобольше всех достойны сожаления те, которые еще живут: они каждый час желаютсебе смерти и не могут найти ее. А где великий город, центр всей иудейскойнации, укрепленный столь многими обводными стенами, защищенный столь многимицитаделями [446] и столь исполинскими башнями, – город,который еле окружила вся масса военных орудий, который вмещал в себебесчисленное множество людей, сражавшихся за него? Куда он исчез, этот город,который Бог, казалось, избрал своим жилищем? До самого основания и с корнем онуничтожен! Единственным памятником его остался лагерь опустошителей, стоящийтеперь на его развалинах, несчастные старики, сидящие на пепелище храма, инекоторые женщины, оставленные для удовлетворения бесстыдной похоти врагов.Если кто подумает обо всем этом, как он может еще смотреть на дневной свет,если бы даже он мог жить в безопасности? Кто в такой степени враг отечества,кто так труслив и привязан к жизни, чтобы не жалеть о том, что еще живет насвете? О, лучше мы все умерли бы прежде, чем увидели святой город опустошеннымвражеской рукой, а священный храм так святотатственно разрушенным! Но насвоодушевляла еще не бесславная надежда, быть может, нам удастся за все этоотомстить врагу. Теперь же, когда и эта надежда потеряна, и мы так одинокостоим лицом к лицу с бедой, так поспешим же умереть со славой! Умилосердимсянад самими собою, над женами и детьми, пока мы еще в состоянии проявить такоемилосердие. Для смерти мы рождены и для смерти мы воспитали наших детей. Смертине могут избежать и самые счастливые. Но терпеть насилие, рабство, видеть, какуводят жен и детей на поругание, – не из тех это зол, которые предопределенычеловеку законами природы; это люди навлекают на себя своей собственнойтрусостью, когда они, имея возможность умереть, не хотят умереть прежде, чемдоживут до всего этого. Мы же в гордой надежде на вашу мужественную силу отпалиот римлян и только недавно отвергли их предложение сдаться им на милость.Каждому должно быть ясно, как жестоко они нам будут мстить, когда возьмут насживыми. Горе юношам, которых молодость и свежесть сил обрекают напродолжительные мучения; горе старикам, которые в своем возрасте не способныперенести страдания. Тут один будет видеть своими глазами, как уводят его женуна позор; там другой услышит голос своего ребенка, зовущего к себе отца, а он,отец, связан по рукам! Но нет! Пока эти руки еще свободны и умеют держать меч,пусть они сослужат нам прекрасную службу. Умрем, не испытав рабства врагов, каклюди свободные, вместе с женами и детьми расстанемся с жизнью. Это повелеваетнам закон{46}, об этом нас умоляют наши женыи дети, а необходимости этого шага ниспослана нам от Бога. Римляне желаютпротивного: они только опасаются, [447] как бы кто-нибудь изнас не умер до падения крепости. Поспешим же к делу. Они лелеют сладкую надеждузахватить нас в плен, но мы заставим их ужаснуться картине нашей смерти иизумиться нашей храбрости».
Глава девятая
Каким образом жители крепости, убежденные словами Элеазара, все убили другдруга, за исключением двух женщин и пятерых детей.
1. Элеазар хотел еще продолжать свою речь, как они в один голос прервалиего, бурно потребовали немедленного исполнения плана и, точно толкаемыедемонической силой, разошлись. Всеми овладело какое-то бешеное желание убиватьжен, детей и себя самих; каждый старался предшествовать в этом другому, всякийхотел доказать свою храбрость и решимость тем, что он не остался в числепоследних. При этом ярость, охватившая их, не ослабела, как можно было быподумать, когда они приступили к самому делу, – нет! До самого конца ониостались в том же ожесточении, в какое привела их речь Элеазара. Родственные исемейные чувства у них хотя сохранились, но рассудок брал верх над чувством, аэтот рассудок говорил им, что они таким образом действуют для блага любимых имисуществ. Обнимая с любовью своих жен, лаская своих детей и со слезамизапечатлевая на их устах последние поцелуи, они исполняли над ними своерешение, как будто чужая рука ими повелевала. Их утешением в этих вынужденныхубийствах была мысль о тех насилиях, которые ожидали их у неприятеля. И ни одинне оказался слишком слабым для этого тяжелого дела – все убивали своихближайших родственников одного за другим. Несчастные! Как ужасно должно былобыть их положение, когда меньшим из зол казалось им убивать собственной рукойсвоих жен и детей! Не будучи в состоянии перенесть ужас совершенного ими дела исознавая, что они как бы провинятся перед убитыми, если переживут их хотя одномгновение, они поспешно стащили все ценное в одно место, свалили в кучу, сожгливсе это, а затем избрали по жребию из своей среды десять человек, которыедолжны были заколоть всех остальных. Расположившись возле своих жен и детей,охвативши руками их [448] тела, каждый подставлял свое горлодесятерым, исполнявшим ужасную обязанность. Когда последние без содроганияпронзили мечами всех, одного за другим, они с тем же условием метали жребиймежду собой: тот, кому выпал жребий, должен был убить всех девятерых, а в концесамого себя. Все, таким образом, верили друг другу, что каждый с одинаковыммужеством исполнит общее решение как над другам, так и над собой. Идействительно, девять из оставшихся подставили свое горло десятому. Наконецоставшийся самым последним осмотрел еще кучи павших, чтобы убедиться, неостался ли при этом великом избиении кто-либо такой, которому нужна его рука, инайдя всех уже мертвыми, поджег дворец, твердой рукой вонзил в себя весь меч дорукояти и пал бок о бок возле своего семейства. Так умерли они с уверенностью,что не оставили ни одной души, которая могла бы попасть во власть римлянам.Однако одна старуха, равно и родственница Элеазара, женщина, которая по своемууму и образованию превосходила большинство своего рода, вместе с пятью детьмиспрятались в подземный водопроводный канал в то время, когда всех остальныхувлекла мысль об избиении своих близких. Число убитых, включая и женщин, идетей, достигло 960. Это ужасное дело совершилось в 15-й день ксантика.
2. Рано утром римляне, в ожидании вооруженного сопротивления, приготовились