против нарушения законов и ниспровержения легального порядка. Если бы даже одначасть и была склонна к прощению, то она исчезла бы в массе жаждущих мщения».
Глава четвертая
Идумеяне, призываемые зелотами, быстро являются в Иерусалим, но не будучивпущены, проводят ночь вне города. – Речь первосвященника Иешуи и ответная речьидумеянина Симона.
1. Такой коварной ложью он навел панику на всю толпу. Что именно онподразумевал под помощью извне, он хотя и не [280] решалсявысказывать ясно, но намекал на идумеян. Для того, чтобы разжигать еще вожаковзелотов каждого в отдельности, он представил им ложное описание жестокостиАнана и прибавил, что его угрозы, главным образом, направлены лично против них.Эти вожаки были Элеазар, сын Симона, славившийся в особенности своейизобретательностью и умением осуществлять задуманное; далее Захария, сынФалека, – оба из рода священников. Последние, услышав об угрожающей ихсобственной личности опасности и что, кроме того, партия Анана, чтобы завладетьвысшей властью, хочет призвать себе на помощь римлян (и эта ложь былаприсовокуплена Иоанном), некоторое время находились в нерешительности насчеттого, что им предпринять в столь короткий срок, оставшийся еще в ихраспоряжении. Они думали, что народ готовится уже к нападению и что близостьосуществления этого намерения почти уже отрезала от них всякую внешнюю помощь,ибо еще прежде, чем кто-либо из их союзников узнает об их положении, оно можетсделаться крайне опасным. Ввиду этого было решено призвать идумеян. Онинаписали им краткое письмо следующего содержания: «Анан обманывает народ ихочет предать столицу римлянам; они (зелоты – Ред.) сами, отделившиесяот него во имя спасения свободы, осаждены в храме. Времени для спасенияосталось мало. Если идумеяне не поспешат к ним на помощь, тогда они попадут вруки Анана и своих врагов, а город в руки римлян». Подробности о положении делпоручено было послам изложить на словах предводителям идумеян. Посольствосостояло из двух лиц, опытных в подобных предприятиях, одаренных даром слова исилой убеждения и, что особенно важно, отличавшихся быстротой ног. Зелоты былиуверены, что идумеяне скоро склонятся на их предложение, ибо это буйный,необузданный народ, всегда падкий к волнениям и переворотам, народ, которомустоит только сказать несколько слов, чтобы поставить его на вооруженную ногу,который идет на войну, точно на торжество. Требовалось только быстроеисполнение возложенного на послов поручения, а последние, оба носившие имяАнания, в этом отношении ничего больше желать не хотели. Таким образом, онивскоре прибыли к предводителям идумеян.
2. Содержание письма и устные сообщения послов произвели на них потрясающеевпечатление: как бешеные они бегали в толпе и проповедовали войну. Еще преждечем люди узнали, в чем дело, они уж были в полном сборе. Все[281] подняли оружие якобы за освобождение столицы и,выстроившись в числе около двадцати тысяч, они появились под стенамиИерусалима, имея во главе четырех предводителей: Иоанна и Иакова, сыновей Сосы,Симона, сына Кафлы, и Финеаса, сына Клусофа.
3. Отбытие послов осталось скрытым как от Анана, так и от стражи; но не тобыло с приходом идумеян. О нем Анан заранее узнал и запер поэтому перед нимиворота, а на стене расставил караульные посты. Однако он отнюдь не намеревалсясейчас же вступить с ними в битву, а хотел, прежде чем прибегнуть к силеоружия, привлечь их на свою сторону добрыми словами. Старейший изпервосвященников после Анана, Иешуа, взошел на башню, находившуюся на видуидумеян, и произнес: «Из всех бед, стрясшихся над нашим городом, ничто так необъяснимо, как то, что злым неизвестно, откуда каждый раз является помощь.Ведь вы именно хотите оказать поддержку отщепенцам против нас и прилетели сюдас такой готовностью, какую не проявили бы даже в том случае, если бы столицапризвала бы вас на помощь против варваров. Если бы хоть ваше войско было похожена тех людей, которые вас призвали, то я бы еще мог объяснить себе вашеусердие; ибо ничто так быстро не создает дружбы, как родство характеров. Новедь если разбирать их поодиночке, то каждый из них окажется тысячу раззаслуживающим смерти; ведь они выродки и позорище всей страны; люди,промотавшие свое собственное состояние, истощившие свою преступную энергию вдеревнях и городах окрестностей и в конце нахлынувшие, как воры, в священныйгород; разбойники, которые в своей разнузданности покрывают позором дажесвященную землю, которые без стыда напиваются теперь пьяными в святилище инаграбленным у убитых наполняют свои ненасытные утробы. Ваши же ополчения иваши доспехи имеют такой доблестный вид, точно столица по всеобщему согласиюсозвала вас в качестве союзников против чужеземцев. Не насмешка ли судьбы, чтоцелая нация связывается с шайкой злодеев? Уже давно представляется мнезагадкой: что именно вас так быстро подняло на ноги? Должен же бытькакой-нибудь веский повод, который заставил вас поднять оружие за разбойниковпротив родственной вам нации. Мы слышали здесь что-то о римлянах и измене – этиименно слова были только что произнесены некоторыми из вас, заявившими с шумом,что они пришли для освобождения столицы. Но такой вымысел нас поражает больше,чем другие дерзости, проявленные теми гнусными людьми. Конечно, свободолюбивыхпо [282] природе своей людей, всегда готовых ополчиться из-занее против внешнего врага, ничем другим нельзя было восстановить против нас,как тем, чтобы нас заклеймить именем предателей столь желанной свободы. Но выже должны думать – от кого исходит эта клевета и против кого она направлена; выдолжны искать подтверждения в общем положении вещей, а не верить голословномувымыслу. Что могло нас побудить теперь предаться римлянам, когда от нас всецелозависело или с самого начала не отпадать совсем, или сейчас же после отпадениявновь перейти на их сторону, когда страна кругом нас еще не была опустошена. Нотеперь, если бы мы и желали, нам было бы трудно помириться с римлянами, так какзавоевание Галилеи сделало их гордыми, а преклониться перед ними теперь, когдаони уже так близки, было бы для нас позором страшнее смерти. Я, правда, личнопредпочел бы мир смерти. Однако раз война объявлена и находится в полномразгаре, я также охотно предпочитаю славную смерть жизни военнопленника. А ктоже, говорят, тайно послал к римлянам? Одни ли мы, представители народа, иливместе с нами также и народ по общему решению? Если только мы, – то пусть женам назовут друзей, которых мы послали, прислужников, способствовавших измене!Был ли кто-нибудь пойман на пути к римлянам или схвачен на возвратном пути?Быть может, напали на следы письма? И каким образом мы могли это скрыть отстоль многих граждан, с которыми находимся в постоянном общении? Каким образомслучилось, что только тем немногим людям, которые вдобавок осаждены и даже немогут выходить из храма в город, сделалось известным то, что тайно происходиловнутри страны? И узнали они об этом именно теперь, когда их ожидает кара засовершенные ими преступления; раньше же, когда они находились в безопасности,никто из нас не навлекал на себя подозрения в измене. Если же взваливают винуна народ, в таком случае должно было состояться публичное совещание, изкоторого никто не мог быть исключен, тогда достоверный слух об этом должен былбы дойти до вас еще гораздо раньше формального донесения. Да и как тогда неизбирали бы послов для заключения договора? Если же все было так, то пустьскажут, кто был назначен для этой миссии? Но все это только уловка людей,борющихся со смертью и стремящихся отвратить от себя наказание. Если толькогороду суждено будет пасть от измены, то на это способны только нашиклеветники, злодеяниям которых недостает только одного – предательства. Вы же,раз вы уже явились сюда с оружием в руках, [283] должны былибы теперь – и это было бы самое справедливое – оказать поддержку столице ипомочь истребить тиранов, уничтоживших право, топтавших закон ногами и носящихсвои приговоры на острие меча. Ведь они знатных людей, на которых никто нежаловался, схватили на улице, грубо обращались с ними в темнице и, наконец,невзирая ни на воззвания, ни на моления, казнили. Вы можете, если только хотитевступить в наш город не как враги, убедиться собственными глазами в том, что ясказал: вы увидите вконец разграбленные дома, жен и детей убитых – в чернойтраурной одежде, вопли и слезы во всем городе. Ибо нет человека, который неиспытывал бы на себе насилий этих безбожников; они в своем безумии зашли такдалеко, что свою разбойничью отвагу принесли с собой из деревень и городов нетолько в самое сердце{15} всей нации –Иерусалим, но и отсюда – в самый храм. Последний они превратили теперь вкрепость, в место убежища и укрепленный пункт против нас. Место, святопочитаемое на всем земном шаре, даже иноземцами, обитателями окраин мира,знающими о нем только понаслышке, эти чудовища, здесь же родившиеся, топчутногами. Но верх их наглости – это то, что они в своем теперешнем отчаянномположении вооружают племена против племен, государства против государств ивызывают нацию на борьбу против собственной же крови. Ввиду этого, как я ужесказал, вам больше всего подобало бы в союзе с нами истребить преступников,наказать их именно за этот обман, за то, что они дерзали призвать в качествесоюзников вас, которых они, напротив, должны были бояться как мстителей. Еслиже хотите оказать честь приглашению таких людей, так вам предоставляется, какнашим соплеменникам{16}, сложив оружие,войти в город и занять место, лежащее в середине между союзниками и врагами, –место судей. Посудите при этом сами, какое это для них преимущество, если им запризнанные столь великие преступления будет предоставлено через вас формальноесудопроизводство, между тем как они невинным не давали даже слова защиты.Однако ради вашего появления мы готовы оказать им эту милость. Если же вы нежелаете разделить наше негодование и отказываетесь также от роли судей, так