более усилили караульные посты на валах.
3. Войско Иоанна в Антонии, подумав об опасности, угрожающей им в случае,если бы стена была пробита, поспешило, еще прежде чем был установлен таран,сделать нападение на неприятельские сооружения. Но на этот раз дело их неудалось: бросившись с факелом в руках, они, не дойдя еще близко к валам,потеряли надежду на успех и потянулись назад. Видно было, что их план страдаетпрежде всего отсутствием единства; они выступили разрозненными партиями, робкои медленно, одним словом, совсем не в прежнем иудейском духе; не доставаловсего того, что всегда отличало иудеев, а именно: смелости, быстроты натиска,общности набега и искусства в прикрытии отступления. Кроме того, совершив наэтот раз вылазку с меньшей решимостью против обыкновенного, они встретились сболее твердым строем римлян, чем всегда; последние своими силами и вооружениямиприкрывали насыпи вплотную, не оставляя незащищенного места, куда можно было быбросить огонь, и стояли на своих постах с твердым намерением не давать прогнатьсебя живыми. Ибо, не говоря уже о сознании, что с сожжением этих укреплений всеих надежды [377] превратятся в ничто, солдатская честь уженачала в них возмущаться против того, что хитрость всегда берет верх надхрабростью, безумная отвага – над военным искусством, численность – надопытностью, иудеи – над римлянами. Были пущены в ход также и метательныемашины, стрелы которых долетали до нападавших. Каждый выбитый из строяобразовал препятствие для следовавшего за ним с тыла, да и, кроме того,опасность, с которой был сопряжен дальнейший натиск, лишала их решимости;находившиеся уже в районе выстрелов, отступили еще до боя – одни, устрашенныевидом выстроенных в образцовом порядке тесно сплоченных рядов неприятеля,другие – раненные метательными копьями. Так они, упрекая друг друга в трусости,все рассеялись, не достигнув никакого результата. Это нападение произошлопервого панема. После отступления иудеев римляне установили стенобитные машины.Тогда защитники Антонии начали метать в них обломки скал, горящие головни,куски железа и всевозможного рода стрелы, которые только попадались им подруки, ибо при своей уверенности в несокрушимости стен и при всем пренебрежениик римским машинам они все-таки хотели воспрепятствовать установке последних.Но римляне, напротив, приписывали рьяное усердие иудеев в защите Антонии отмашин слабости стен и, в свою очередь, удвоили рвение в надежде, что фундаментыподдадутся разрушению. Однако стена в местах нападения не поддавалась.Некоторое время римляне выдерживали беспрерывную стрельбу и, не обращаявнимания на все грозившие им сверху опасности, не переставали действоватьтаранами. Но, стоя снизу и подвергаясь ударам камней, беспрерывно бросаемыхсверху, часть солдат, образовав из своих щитов кровлю над собой, началиподкапывать руками и рычагами фундамент и, так настойчиво работая, выломали,наконец, четыре камня. Наступившая ночь положила конец борьбе с обеих сторон. Вту же ночь потрясенная тараном стена внезапно обрушилась на том месте, гдеИоанн прокопал мину под прежние валы. Произошло это вследствие обвала самоймины.
4. Это неожиданное происшествие произвело на воюющие стороны действие,обратное тому, какого можно было ожидать, Иудеи, которых непредвиденный инепредупрежденный ими обвал должен был привести в уныние, не потеряли все-такибодрости духа ввиду того, что сам замок Антония остался на месте. Радость жеримлян при внезапном разрушении стены была отравлена появлением другой стены,сооруженной людьми Иоанна позади первой. [378] Хотя приступпротив этой новой стены был, по-видимому, легче осуществим, чем против первой,так как развалины первой стены облегчали доступ ко второй, хотя и былоочевидно, что она гораздо слабее Антонии и, как вспомогательная стена, можетбыть легко разрушена; несмотря на это никто не осмеливался взойти на эту стену,ибо первые, которые попытались бы это сделать, шли бы на верную смерть.
5. Тит, убежденный в том, что боевое мужество в солдатах можно возбудитьпреимущественно воззванием и внушением надежды, что бодрящее слово в связи собещаниями учит солдат забыть опасность и даже презирать смерть, собрал вокругсебя храбрейших и для их испытания произнес: «Товарищи! Речь, имеющая цельювоодушевить людей на безопасное дело, равна оскорблению тех, к которым онаобращена. Такая речь изобличает также отсутствие достоинства в том лице,которое ее произносит. Слово поощрения необходимо, по-моему, только в опасныхслучаях, там, где требуется указание, как следует всякому в отдельностидействовать. А потому я сам говорю откровенно: тяжело вам взобраться на стену,но к этому хочу еще прибавить, что бороться с трудностями как раз и подобаеттому, который желает прославить себя, что геройская смерть заключает в себечто-то величественное и что тот, кто первый совершит храбрый подвиг, неостанется невознагражденным. Прежде всего вас должно воспламенить то именно,что иных, пожалуй, может охладить: я имею в виду терпение иудеев и их упорнуювыносливость в тяжелых обстоятельствах. Ведь было бы стыдно, если бы вы,римляне и мои воины, которые и в мирное время обучаетесь военному делу, а навойне привыкли побеждать, если бы вы давали иудеям превзойти себя в силе имужестве, и это когда – накануне победы, когда сам Бог являет вам своюпомощь.
Наши поражения только следствия отчаянного мужества иудеев; они же,напротив, обязаны своими все возрастающими несчастьями вашей храбрости,поддерживаемой Богом. В самом деле, междоусобная война, голод, осадноеположение, разрушение стен без участия машин – разве это не гнев божий на них,а нам божья помощь? Пусть же не попрекают вас в том, что вы были побежденыслабейшими себя и к тому же еще оттолкнули божественную помощь.
Если иудеи, для которых поражения не могут считаться особенным позором хотябы по тому одному, что они уже изведали иго рабства, однако, чтобы не впасть впрежнее [379] свое состояние, пренебрегают смертью и то и деловрываются прямо в наши ряды, даже без всяких видов на победу, а только лишь длятого, чтобы показать себя храбрыми воинами, то не стыдно ли нам, властелинампочти всех земель и морей, для которых не побеждать уже составляет позор,сидеть сложа руки, не предпринимая ничего энергичного, и ждать, пока голод инеблагоприятная им судьба не совершат начатого ими дела без того, чтобы мы хотьраз рискнули своей жизнью, в то время как одной маленькой ставкой мы можемвыиграть все. Раз только мы взберемся на Антонию – город будет наш. Ибо есливнутри еще и предстоит маленькая стычка, чего я, впрочем, не допускаю, товысокая и господствующая над городом позиция, которой мы овладеем, обеспечит занами быструю и полную победу. Не стану я теперь прославлять смерть в бою ибессмертие тех, которые падают во вдохновенной борьбе. Я, напротив, желаюмалодушным умереть в мирное время от болезни, чтобы души их с телами вместесгнили в гробах. Ибо кто из храбрых не знает, что души, разлученные с теломмечом в строю, внедряются в чистейшем эфирном элементе между звезд, откуда онисветятся потомкам, как добрые духи и покровительствующие герои, а те, которыечахнут в болезненных телах, хотя бы и чистые от грехов и пятен, погружаются вмрачное подземное царство, где их окружает глубокое забвение и где они сразутеряют и тело, и жизнь, и память. Раз судьба установила для человека вообщенеминуемую смерть и раз меч более благосклонный слуга ее воли, чем всякаяболезнь, то хорошо ли будет с нашей стороны, если мы откажемся жертвовать сблагородной целью тем, что мы неизбежно как долг обязаны отдать судьбе. Однаковсе это я говорю в том предположении, что те, которые отважатся на приступ, невозвратятся оттуда живыми, но ведь бывает, наоборот, что храбрые спасают себяот величайшей опасности. Взобраться на развалины ведь совсем легко, а тогда уженетрудно разрушить новое строение. Если только вы смело и бодро и в большомчисле пойдете в дело, тогда вы взаимно будете воодушевлять и поддерживать другдруга, а ваша твердая решимость быстро сломит спесь врага. Возможно, что успехне будет стоить вам ни одной капли крови, все лишь сведется к тому, чтобытолько взяться за дело. Когда вы станете быстро подниматься на стену,неприятель, без сомнения, будет стараться отражать вас, но если вы будетедействовать незаметно для них и в то же время силой пробьете себе дорогу туда,они не в состоянии будут сопротивляться, хотя бы даже вас было немного. Да[380] будет мне стыдно, если я того, который первый взберетсяна стену, не сделаю предметом зависти для всех. Останется он жив, он будетначальствовать над ныне равными ему, но если даже падет, ему будут оказанызавидные почести».
6. И после речи Тита войско в целом все еще колебалось, трепеща передгрозной опасностью. Но один сириец по происхождению, по имени Сабин, служившийв когортах, показал себя храбрым и отважным героем, хотя, если судить о нем повнешнему виду, едва ли можно было принять его за настоящего солдата. Он былчерный, сухощавый и неуклюжий, но в этом невзрачном теле жила настоящаягеройская душа. Он первый выступил вперед и сказал: «За тебя, Цезарь, я готовпожертвовать собой, я берусь первым взойти на стену. Да сопутствует мне вместес моей силой и решимостью еще И твое счастье. Если же мне не суждена удача, такзнай, что неудача не будет для меня неожиданностью, ибо я по своей доброй волеиду на смерть за тебя». После этих слов он левой рукой поднял свой щит надголовой, правой обнажил меч и пошел к стене около 6 часов дня. Из всего войсказа ним последовали одиннадцать соревнующихся в храбрости. Во главе всех онгрянул вперед, точно охваченный божественным вдохновением. Караулы со стеныметали в них копья, осыпали их со всех сторон настоящим градом стрел и швырялигромадной величины камни, поразившие некоторых из одиннадцати. Но Сабинбросился навстречу выстрелам и, хотя покрытый стрелами, не остановился в своемнатиске до тех пор, пока не достиг вершины и не обратил врагов в бегство.Устрашенные его силой и присутствием духа, иудеи бежали, предполагая, чтовместе с ним еще многие другие взлезли на стену. Но тут произошел случай,