подтверждающий, что не без оснований упрекают судьбу в том, что она завистливак храбрости и всегда ставит препятствия чрезвычайным героическим подвигам.Когда этот человек достиг уже своей цели, он вдруг поскользнулся, споткнулся окамень и с грохотом упал лицом вниз. Иудеи обернулись и, увидев, что он одинлежит на земле, направили на него со всех сторон свои стрелы. Он привстал наколено и вначале еще защищался с приподнятым перед собой щитом, ранив при этоммногих, приближавшихся к нему, но весь израненный, он опустил руку и, осыпанныйстрелами, наконец, испустил дух. Человек этот за храбрость свою был достоин,конечно, лучшей доли, хотя предпринятое им дело было именно такого рода, чтодолжно было стоить ему жизни. Из его спутников трех, достигших тоже вершиныстены, иудеи убили камнями, остальные восемь были унесены[381] ранеными обратно в лагерь. Это произошло 3-гопанема.
7. Спустя два дня двадцать солдат из среды стоявшей на валах стражисговорились между собой, привлекая к себе еще знаменосца пятого легиона, двухчеловек из конных отрядов и одного трубача, и в 9-м часу ночи тайно проникличерез развалины в Антонию, убили спавшую передовую стражу, заняли стену и велелитрубачу дать сигнал. Пробужденные этим внезапным трубным звуком, остальныестражники бросились бежать, не успевши различить число взобравшихся на стену.Страх и сигнал трубы возбудили в них ложное подозрение, что неприятель всеймассой проник в цитадель. Между тем Тит, едва только раздался сигнал,скомандовал к оружию и во главе отборной части войска, вместе с предводителями,первый взошел в замок. Так как иудеи бежали в храм, то римляне устремились заними по подземному ходу, прорытому прежде Иоанном к римским валам. Мятежники,хотя бы ли разделены на два лагеря под начальством Иоанна и Симона, дружнобросились навстречу римлянам, сражаясь с необыкновенным напряжением сил иудивительным воодушевлением, ибо они хорошо сознавали, что с завоеваниемсвятилища город должен пасть. Римляне же усматривали в занятии храма началопобеды. Таким образом, в воротах завязался ожесточенный бой: римляне хотеливторгнуться внутрь, чтобы овладеть и храмом, иудеи же старались оттеснить их кАнтонии. Стрелы и копья тех и других были бесполезны, они нападали друг надруга с обнаженными мечами. В пылу битвы нельзя было разобрать, на чьей сторонекаждый в отдельности сражается, так как солдаты стояли густой толпой,смешавшись между собой в общей свалке, а из-за общего гула ухо не моглоразличать отдельных кликов. На обеих сторонах лилось много крови, борцырастаптывали и тела, и вооружение павших. Смотря по тому, на чьей стороне былперевес, раздавался то победный крик наступавших, то вопль отступавших. Но небыло места ни для бегства, ни для преследования – беспорядочный бой шел спеременным успехом. Стоявшие впереди должны были или убивать, или давать себяубить, ибо бегство было немыслимо из-за стоявших в следующих рядах, которыесвоих собственных людей толкали все вперед, не оставляя даже свободногопространства между сражающимися. В конце концов свирепая отвага иудеев одержалаверх над военной опытностью римлян, и бой, длившийся от девятого часа ночипочти до седьмого часа дня, совершенно прекратился. Иудеи[382] сражались всей своей массой и с храбростью, сообщеннойим опасностью, которая угрожала их городу, римляне же участвовали в битветолько частью своего войска, так как легионы, на которых покоилась надеждавоюющих, еще не вступали в замок. По этой же причине они на этот раздовольствовались занятием только Антонии.
8. Когда Юлиан, центурион из Вифинии, человек небезызвестный, с которым я вовремя войны лично познакомился, отличавшийся перед всеми военной опытностью,телесной силой и мужеством, увидел, что римляне отступают и только слабозащищаются, он выскочил из замка, где стоял возле Тита, и сам один отогналпобеждавших уже иудеев до угла внутреннего храмового двора. Они бежали всейтолпой, так как его сила и смелость казались им чем-то сверхъестественным. Онже мчался среди бегущей толпы с одной стороны на другую и убивал всякого,попадавшегося ему на пути. Это зрелище возбуждало в высшей степени удивлениеЦезаря и наполняло величайшим страхом других. Но его преследовала судьба,которой не может избегнуть ни один смертный. Он носил, подобно прочим солдатам,обувь, густо подбитую острыми гвоздями, и вот, когда он пересекал мостовую, онпоскользнулся и упал навзничь; громко звякнуло его оружие и раздавшийся грохот,обращая на себя внимание бежавших, заставил их вернуться. Римляне, увидев егос Антонии в опасности, издали вопль отчаяния, иудеи же окружили его густойтолпой и со всех сторон направили на него свои копья и мечи. Первые удары онотражал своим щитом и несколько раз делал попытку встать, но пересиленныймногочисленностью нападавших, он каждый раз падал опять на землю. Однако и лежаон многих ранил своим мечом, ибо сразу его не могли убить: его шлем и щитприкрывали все уязвимые места тела; лишь когда остальные части тела былиизрублены и никто не осмелился прийти ему на помощь, он сдался. Глубокоесострадание охватило Цезаря при виде этого доблестного героя, убитого на глазахстоль многочисленных его боевых товарищей; он сам охотно поскакал бы к нему напомощь, но местоположение сделало это для него невозможным, те же, которыемогли бы это сделать, были парализованы страхом. После ожесточенного боя, изкоторого лишь немногие из его убийц вышли невредимыми, Юлиан с трудом былокончательно убит, оставив по себе славную память не только у римлян и Цезаря,но и среди врагов своих. Иудеи, похитивши его тело, еще раз обратили римлян вбегство и заперли их в Антонии. На их стороне отличились в этом сражении; извойска [384] Иоанна – Алекса и Гифтей; из войска Симона –Малахия и Иуда, сын Мертона, и предводитель идумеев Иаков, сын Сосы; а из средызелотов – два брата Симон и Иуда, сыновья Иаира.
Глава вторая
Тит, повелев разрушить Антонию, побуждает Иосифа вновь обратится к иудеям сословом увещания.
1. Тит отдал приказ солдатам разрушить фундамент Антонии для того, чтобыоткрыть всему войску удобную дорогу. В тот же день – это было семнадцатогопанема – он узнал, что принесение жертвы, называемой постоянной{2}, по недостатку людей было приостановлено ичто народ этим удручен. Он пригласил к себе поэтому Иосифа и приказал емуповторить еще раз Иоанну, что «если он все еще одержим непростительной страстьюк борьбе, то может вывести против него сколько угодно войска, но пусть невовлечет в свою гибель также город и храм и пусть перестанет осквернятьсвятилище и грешить перед Богом. Ему предоставляется право возобновитьприостановленное жертвоприношение при помощи иудеев, которых он сам можетизбрать». Иосиф избрал себе такое место, с которого он мог быть услышанным нетолько Иоанном, но и массой народа, и, объявив им на еврейском языке то, чтопоручил ему сказать Тит, присовокупил еще свою неоднократную просьбу, чтобы«они пощадили родной город, предотвратили огонь, который уже лижет храм, иопять приносили бы Богу обычные жертвы»{3}.Народ был глубоко сокрушен его речью и молчал, но тиран осыпал Иосифа градомругани и проклятиями и закончил свою речь следующими словами: «Разрушениягорода я раз и навсегда не боюсь, ибо город принадлежит Богу». В ответ Иосифгромко воскликнул: «Да! Ты сохранил город во всей чистоте нашему Богу,святилище также осталось незапятнанным; ты ничем не согрешил перед тем, на чьюпомощь ты уповаешь, и он до сих пор получает от тебя стародавние жертвы! О, ты,гнусный человек! Если бы кто-нибудь лишил тебя повседневного питания, ты считалбы того своим врагом, а Бога, которого ты лишил веками установленной службы, тысчитаешь союзником твоей борьбы! Ты хочешь взвалить твои грехи на римлян,[384] а между тем они до сих пор еще уважают наши законы инастоятельно требуют, чтобы упраздненные тобой жертвоприношения опятьвозобновились. Как не вопиять, как не оплакивать города при виде стольнеестественной перемены? Чужие и враги хотят восстановить то, что ты безбожнонарушил, ты же, иудей, рожденный и воспитанный в законе, кощунствуешь хужевсякого врага. Но, Иоанн, и в самую последнюю минуту еще не стыдно отстать отзла. Если хочешь, то прекрасный пример спасения государства представляет тебеИехоний, царь иудейский{4}, которыйоднажды, когда вавилонянин выступил против него войной, сам покинул город ивместе со своим семейством сдался в добровольный плен для того, чтобы не бытьвынужденным отдать это святилище врагу, чтобы спасти храм божий от сожжения. Зато же он прославляется устами всего народа в священной песне, за то память онем, переходя из рода в род, остается бессмертной до позднейших поколений.Прекрасный пример для тебя, Иоанн, будь даже подражание ему связано сопасностью! Но я ручаюсь тебе за прощение со стороны римлян. Вспомни, что ясоветую тебе как соотечественник и обещаю как иудей; и ты должен принять вовнимание, от кого и в каком смысле исходит совет. Никогда не случится, чтобы япродолжал жить в плену, отрекаясь от своего народа и забывая свою отчизну.Опять ты негодуешь и кричишь, осыпая меня твоей руганью! Да я заслуживаю ещехудшего обращения, ибо я наперекор судьбе подаю еще советы и насильно хочуспасти людей, отверженных Богом. Кто не знает писания древних пророков и ихпредсказаний об этом несчастном городе, предсказания, которые теперь именноблизятся к осуществлению? Они предвещали{5}, что тогда город падет, когда кто-нибудь начнет проливатькровь своих соплеменников. А разве город и храм не полны трупов вами убитых?Оттого-то сам Бог вместе с римлянами приближает очистительный огонь к храму иочищает обремененный ужасными злодеяниями город».
2. Так говорил Иосиф, с воплями и слезами, пока рыдания не прервали егоречи. Римляне прониклись сожалением к его горю и с уважением отнеслись к его