добрым пожеланиям; люди же Иоанна еще больше ожесточились против римлян, таккак горели желанием овладеть Иосифом. Однако многие из знатного сословия былитронуты его речью, многие, хотя и не надеялись на свое спасение или сохранениегорода, остались на месте из страха перед стражей бунтовщиков, некоторые жеулучали моменты, благоприятствовавшие [385] удачному бегству,и переходили к римлянам. В числе их находились первосвященники и сыновьяпервосвященников, Иосиф и Иешуа, три сына Измаила, обезглавленного в Кирене,четыре сына Матфии, который после того, как Симон, сын Гиоры, казнил его отца итрех братьев, один лишь спасся, как уже было сообщено выше (V, 13, 1). Вместес первосвященниками перешли к римлянам еще многие другие знатные лица. Тит нетолько принял их дружелюбно, но, зная, что им не совсем удобно будет жить срединарода с чужими нравами, отпустил их на время в Гофну с обещанием послеокончания войны возвратить каждому его имущество. С радостью и в полнойбезопасности они отправились в указанный им городок. Мятежники же, не замечаяих больше в лагере, с понятной целью удержать остальных от перехода к римлянам,опять распространили слух, что перебежчики умерщвлены последними. Некотороевремя эта хитрость пользовалась тем же успехом, как и прежде, и действительноудерживала людей от перехода к врагам.
3. Но впоследствии, когда Тит вернул иудеев из Гофны и приказал им всопровождении Иосифа обойти всю стену кругом, масса людей опять бежала кримлянам. Собравшись в кружок в присутствии римлян, они с плачем и рыданиямиумоляли мятежников прежде всего открыть весь город римлянам и еще раз спастиотечество или же по крайней мере удалиться совершенно из святилища и сохранитьдля них храм, ибо всей своей смелостью они не будут в состояниивоспрепятствовать, чтобы римляне, доведенные до крайности, не предали святилищаогню. Но это только усилило упорство мятежников: они ответили перебежчикаммассой ругательств и поместили на священных стенах метательные машины,катапульты и баллисты, так что храм принял вид крепости, между тем какокружавшие его святые места по многочисленности трупов походили на кладбище. Всвятилище и в Святая Святых они сновали с оружием взад и вперед, с руками,дымившимися еще от крови братоубийства, и так далеко заходили в своемсвятотатстве, что то негодование, которое было бы естественно для иудеев, еслибы римляне столь оскорбительным образом действовали против них, испытывали,наоборот, римляне против иудеев, так жестоко грешивших против собственныхсвятынь. Ни один даже простой солдат не мог взирать на храм без страха, чувстваблагоговения и без желания, чтобы разбойники остановились прежде, чем несчастьесделается неисправимым. [386]
4. В пылу негодования Тит еще раз обратился с упреками к Иоанну и егоприверженцам: «Не вы ли, безбожники, устроили эту ограду вокруг святилища? Не выли на ней воздвигли те столбы, на которых на эллинском и нашем языках вырезанзапрет, что никто не должен переступить через нее? Не предоставляли ли мы вамправа карать смертью нарушителя этого запрещения, если бы даже он былримлянином? И что же, теперь вы, нечестивцы, в тех же местах топчете ногамитела убитых, пятнаете храм кровью иноплеменников и своих! Я призываю всвидетели богов моего отечества и того, который некогда – но не теперь –милостиво взирал на это место, ссылаюсь также на мое войско, на иудеев в моемлагере и на вас самих, что я вас не принуждал осквернять эти места; и если выизберете себе другое место сражения, то никто из римлян не ступит ногой всвятилище и не прикоснется к нему. Храм я сохраню для вас даже против вашейволи».
5. Когда Иосиф объявил им это со слов Цезаря, разбойники с тираном во главетолько возгордились в том чаянии, что не доброе пожелание, а трусость внушилаему это предложение. Тит увидел тогда, что эти люди не имеют сожаления ни ксамим себе, ни к храму, и приступил опять к военным действиям, хотя неохотно.Двинуть на них всю армию было невозможно, так как для нее не хватало места.Поэтому он из каждой сотни{6} солдат избралпо тридцати храбрейших, поставил каждую тысячу под командой особого трибуна,самих трибунов под начальством Цереалия{7}и отдал приказ напасть на стражей в девятом часу ночи. И сам он надел доспехи,решившись тоже участвовать в бою, но его друзья удержали его от этого намеренияввиду серьезной опасности. К ним присоединились также военачальники, которыесказали: «Он принесет больше пользы делу, если останется спокойно на Антонии изаймет пост боевого судьи вместо того, чтобы сойти вниз и лично руководитьсражением, ибо перед глазами своего Цезаря солдаты будут совершать чудесахрабрости». Цезарь дал себя уговорить и объявил солдатам: «Я позволю себеостаться только для того, чтобы быть в состоянии ценить их храбрость; чтобывсякий смелый воин был награжден, а трусливый – наказан; чтобы я, властныйкарать и возвышать, был вместе с тем очевидцем их заслуг». С этими словами он купомянутому часу отпустил назначенное в дело войско, а сам отправился насторожевую башню и стал выжидать событий.
6. Посланное для нападения войско не нашло, как оно надеялось, стражейспящими; последние, напротив, бросились [387] с крикомнавстречу и немедленно вступили в схватку, на крик передовых караулов иостальные густыми рядами ринулись изнутри. Римляне выдержали первый натиск,тогда задние ряды наталкивались на своих собственных людей, вследствие чегомногие терпели от своих соратников, как от врагов. Узнавать друг друга побоевому клику нельзя было из-за смешанного гула обоих сражавшихся лагерей;зрение затемнялось ночью, не говоря уже о том, что одних ослепляла ярость, адругих страх, а потому бились они, не оглядываясь, не обращая внимания на то, вкого попадают. Римляне, которые тесно сомкнули щиты между собой и двигались впорядке, меньше страдали от этого хаоса, тем более, что каждый из них знал свойпароль. Иудеи же, которые то рассеивались, то бежали вперед без плана и опятьотступали, нередко являлись друг другу неприятелями: отступавшего друга инойпринимал в темноте за нападавшего недруга. Словом, больше иудеев было ранено ихже соотечественниками, чем римлянами. Только с наступлением утренней зарисражающиеся могли видеть и отличить друг друга; тогда они разъединились и впространстве: бой принял правильный ход, нападение и оборона последовали встройном порядке. Но ни одна часть не отступала и не уставала: римляне, занятыемыслями о Цезаре, наблюдавшем за ними, соперничали между собой: солдат ссолдатом, отряд с отрядом; каждый надеялся, что этот день, если он храбро будетсражаться, будет для него началом повышения. Смелость иудеев разжигаласьстрахом за самих себя и за святилище, равно как и присутствием тирана, которыйодних воодушевлял призывами, других принуждал плетьми и угрозами. Битва жеограничивалась почти все время одним и тем же местом, выходя из его пределов водну или в другую сторону только краткими промежутками и то не на большиерасстояния, ибо ни одна часть не имела места ни для бегства, ни дляпреследования. Каждая перемена в сражении сопровождалась оглушительными кликамиримлян с высоты Антонии, которые то воодушевляли своих, когда они осиливалинеприятеля, то призывали их к твердости, когда они ослабевали. Дело походило набой в цирке, ибо ничто из происходившего в сражении не ускользало от глаз Титаи его свиты. Наконец разошлись бойцы после пятого часа дня, начав битву вдевятом часу ночи. Ни одна сторона не привела другой к решительному отступлению– победа осталась нерешенной. Из среды римлян многие отличились в том сражении,а из иудеев наиболее выдвинулись: Иуда, сын Мертона, [388] иСимон, сын Иосифа, из войска Симона; из идумеев – Иаков и Симон, первый сынСосы, второй – Кафлы; из людей Иоанна – Гифтей и Алексас, а из зелотов Симон,сын Иаира.
7. Между тем остальная часть римского войска после семидневной работыразрушила фундамент Антонии{8} и устраивалаширокую дорогу до самого храма. Приблизившись, таким образом, к первой стадии,легионы начали строить валы: один против северо-западного угла внутреннегохрама, второй – вблизи северной паперти, между двумя воротами, а из остальныхдвух – один у западной галереи наружного храма и другой – у северной галереиснаружи. Сооружение этих укреплений стоило, однако, многих усилий и трудов –лесной материал нужно было доставлять за сто стадий, кроме того, римляне частотерпели от неприятельских засад, ибо громадное превосходство делало ихбеспечными, между тем как иудеи из отчаяния делались все смелее и отважнее.Некоторые всадники, отправляясь за дровами или сеном, оставляли, пока онисобирали нужное, своих лошадей на пастбище; иудеи тогда делали вылазки толпамии похищали их. Так как такие случаи повторялись очень часто, то Тит заключил,как это и было на деле, что причина этих потерь лежит больше в небрежности егособственных людей, чем в храбрости иудеев, и решил поэтому строгостью заставитьих лучше беречь своих лошадей. Ввиду этого он приказал казнить одного изсолдат, лишившегося своей лошади, и этим устрашающим примером сохранил лошадейостальным, ибо отныне эти солдаты более не оставляли их свободно пастись, асловно приросшие к лошадям выезжали для исполнения упомянутых обязанностей. Темвременем храм с сооружением валов был приведен в осадное положение.
8. На другой день после нападения римлян многие мятежники, гонимые голодом,который они не могли утолять уже грабежами, соединились и сделали вылазку водиннадцатом часу дня против римского стана Елеонской горы. Они надеялисьпробиться через него без труда, полагая, что застигнут римлян врасплох, вовремя их отдыха. Но римляне своевременно заметили их намерение и сбежались сближайших постов для того, чтобы помешать их переходу через лагерный вал инасильственному вторжению в стан. В завязавшемся ожесточенном бою обе сторонысовершали чудеса храбрости; римляне проявляли всю свою мощную силу и опытность,