вело в окружавшие храм помещения. Когда пламя вспыхнуло, иудеи подняли вопль,достойный такого рокового момента, и ринулись на помощь храму, не щадя сил и необращая больше внимания на жизненную опасность, ибо гибель угрожала тому, чтоони до сих пор прежде всего оберегали.
6. Гонец доложил о случившемся Титу. Он вскочил с ложа в своем шатре, где онтолько что расположился отдохнуть после боя, и в том виде, в каком находился,бросился к храму, чтобы прекратить пожар. За ним последовали все полководцы ипереполошенные происшедшим легионы. Можно себе представить, какой крик и шумпроизошел при беспорядочном движении такой массы людей. Цезарь старалсявозгласом и движением руки дать понять сражающимся, чтобы они тушили огонь, ноони не слышали его голоса, заглушенного громким гулом всего войска, а наподанные им знаки рукой они не обращали внимания, ибо одни были всецелоувлечены сражением, другие жаждой мщения. Ни слова уговоров, ни угрозы не моглиостановить бурный натиск легионов, одно только общее ожесточение правилосражением. У входов образовалась такая давка, что многие были растоптаны своимитоварищами, а многие попадали на раскаленные, еще дымившиеся развалины галерейи таким образом делили участь побежденных. Подойдя ближе к храму, они делаливид, что не слышат приказаний Тита, и кричали передним воинам, чтобы те бросилиогонь в самый храм. Мятежники потеряли уже надежду на прекращение пожара; ихповсюду избивали или обращали в бегство. Громадные толпы граждан, всебессильные и безоружные, были перебиты везде, где их настигали враги. Вокругжертвенника громоздились [398] кучи убитых, а по ступеням еголились потоки крови и катились тела убитых наверху.
7. Когда Тит увидел, что он не в силах укротить ярость рассвирепевших солдат,а огонь между тем все сильнее распространялся, он в сопровождении начальниковвступил в Святая Святых и обозрел ее содержимое. И он нашел все гораздо болеевозвышенным, чем та слава, которой оно пользовалось у чужестранцев, и нискольконе уступающим восхвалениям и высоким отзывам туземцев. Так как пламя еще ни скакой стороны не проникло во внутреннее помещение храма, а пока толькоопустошало окружавшие его пристройки, то он предполагал и вполне основательно,что, собственно, храмовое здание может быть еще спасено. Выскочив наружу, онстарался поэтому побуждать солдат тушить огонь как личными приказаниями, так ичерез одного из своих телохранителей, центуриона Либералия, которому он велелподгонять ослушников палками. Но гнев и ненависть к иудеям и пыл сраженияпревозмогли даже уважение к Цезарю и страх перед его карательной властью.Большинство, кроме того, прельщалось надеждой на добычу, так как они полагали,что если снаружи все сделано из золота, то внутренность храма наполненасокровищами. И вот в то время, когда Цезарь выскочил, чтобы усмирить солдат,один из них уже проник вовнутрь и в темноте подложил огонь под двернымикрюками, а когда огонь вдруг показался изнутри, военачальники вместе с Титомудалились и никто уже не препятствовал стоявшим снаружи солдатам поджигать. Такхрам, против воли Цезаря, был предан огню.
8. Как ни печальна и прискорбна гибель творения, удивительнейшего из всехведомых миру и по объему, и по великолепию, и по роскошной отделке отдельныхчастей, славившегося к тому еще своей святостью, однако утешением должнаслужить мысль о неизбежности судьбы для всего живущего, для всех творений рукчеловеческих и для всех мест земли. Замечательна в этом случае точностьвремени, с которой действовала судьба. Она предопределила для разрушения, какуже было сказано, даже тот же месяц и день, в который некогда храм был сожженвавилонянами{15}. От первоначального егосооружения царем Соломоном{16} до пережитогонами разрушения, состоявшегося во втором году царствования Веспасиана, прошлотысяча сто тридцать лет, семь месяцев и пятнадцать дней, а от вторичного еговоссоздания Аггеем во второй год царствования Кира{17} до разрушения при Веспасиане протекло шестьсот тридцатьдевять лет сорок пять дней. [399]
Глава пятая
Бедствия, вынесенные иудеями во время пожара храма. – О лжепророке и ознамениях, предшествовавших взятию города.
1. В то время, как храм горел, солдаты грабили все попадавшееся им в руки иубивали иудеев на пути несметными массами. Не было ни пощады к возрасту, ниуважения к званию: дети и старцы, миряне и священники были одинаковоумерщвлены. Ярость никого не различала: сдавшихся на милость постигала та жеучасть, что и сопротивлявшихся. Треск пылавшего повсюду огня сливался состонами падавших. Высота холма и величина горевшего здания заставляли думать,что весь город объят пламенем. И ужаснее и оглушительнее того крика нельзя себепредставить. Все смешалось в один общий гул: и победные клики дружноподвигавшихся вперед римских легионов, и крики окруженных огнем и мечоммятежников, и смятение покинутой наверху толпы, которая в страхе, вопя о своемнесчастье, бежала навстречу врагу; со стенаниями на холме соединялся еще плачиз города, где многие, беспомощно лежавшие, изнуренные голодом и с закрытымиртами, при виде пожара собрали остаток своих сил и громко взвыли. Наконец, эхо,приносившееся с Переи и окрест лежащих гор, делало нападение еще болеестрашным. Но ужаснее самого гула была действительная участь побежденных.Храмовая гора словно пылала от самого основания, так как она со всех сторонбыла залита огнем, но шире огненных потоков казались лившиеся потоки крови, ачисло убитых больше убийц. Из-за трупов нигде не видно было земли; солдаты,преследовавшие неприятеля, бегали по целым грудам мертвых тел. Разбойничьяшайка с трудом пробилась сквозь ряды римлян сначала в наружный притвор, аоттуда в город; уцелевший же еще остаток граждан спасся в наружную галерею.Некоторые из священников вначале сламывали шпицы храма вместе с оловом, вкоторое они были вправлены, и метали их против римлян; видя же, что ничего недостигают этим, а огонь все приближается к ним, они заняли стену, имевшую 8локтей ширины. Но двое из знатнейших, которые могли, перейдя к римлянам,спастись, или выжидать на стене общей участи, бросились в огонь и сгореливместе с храмом. То были: Меир, сын Билги, и Иосиф – сын Далая.[400]
2. Полагая, что после разрушения храма пощада окружающих строений лишенабудет всякого смысла, римляне сожгли все остальное, а именно: уцелевшие остаткигалерей и ворота, за исключением двух, восточных и южных, которые, впрочем,были разрушены впоследствии. Затем они сожгли также казнохранилища, гденаходились огромные суммы наличных денег, бессчетное множество одеяний и другиедрагоценности, так как туда богатые помещали на хранение свои сокровища. Затемпришла очередь за оставшейся еще галереей наружного притвора, куда спаслисьженщины, дети и многочисленная смешанная толпа в числе 6000 душ. Прежде чемТит успел принять какое-либо решение и дать инструкцию военачальникам, солдатыв ярости подожгли эту галерею. Одни погибли в пламени, другие нашли смерть,бросаясь из пламени вниз. Их погибель легла на совести одного лжепророка,который в тот день возвестил народу в городе: «Бог велит вам взойти к храму, гдевы узрите знамение вашего спасения». Вообще тираны распустили тогда срединарода много пророков, которые вещали ему о помощи божьей для того, чтобыпоменьше переходило к римлянам и чтобы внушить твердость тем, которых ни страх,ни стража не удерживали. В несчастье человек становится легковерным, а когдаявляется еще обманщик, который сулит полное избавление от всех гнетущих бед,тогда страждущий весь превращается в надежду.
3. Так отуманивали тогда несчастный народ обольстители, выдававшие себя запосланников божьих. Ясным же знамением, предвещавшим грядущее разрушение, онине верили и не вдумывались в них. Точно глухие и без глаз, и без ума, онипрозевали явный глас неба, неоднократно их предостерегавший. Вот какие былизнамения. Над городом появилась звезда, имевшая вид меча, и в течение целогогода стояла комета. Перед самым отпадением от римлян и объявлением войны, когданарод собрался к празднику опресноков, в восьмой день месяца ксантика, вдевятом часу ночи, жертвенник и храм вдруг озарились таким сильным светом, каксреди белого дня, и это яркое сияние продолжалось около получаса. Несведущимэто казалось хорошим признаком, но книговеды сейчас же отгадали последствия, накоторые оно указывало и которые действительно сбылись. В тот же праздник корова,подведенная первосвященником к жертвеннику, родила теленка на священном месте.Далее, Восточные ворота внутреннего притвора, сделанные из меди, весившие такмного, что двадцать человек и то с трудом могли запирать их по вечерам,скрепленные железными [401] перекладинами и снабженныекрюками, глубоко запущенными в порог, сделанный из цельного камня, – эти воротаоднажды в шесть часов ночи внезапно сами собой раскрылись. Храмовые стражникинемедленно доложили об этом своему начальнику, который прибыл на место, и поего приказу ворота с трудом были вновь закрыты. Опять профаны усматривали вэтом прекрасный знак, говоря, что Бог откроет перед ними ворота спасения, носведущие люди видели в этом другое, а именно, что храм лишился своейбезопасности, что ворота его предупредительно откроются врагу, и про себясчитали этот знак предвестником разрушения. Спустя несколько дней послепраздника, 21-го месяца артемизия показалось какое-то призрачное, едвавероятное явление. То, что я хочу рассказать, могут принять за нелепость, еслибы не было тому очевидцев и если бы сбывшееся несчастье не соответствовалоэтому знамению. Перед закатом солнца над всей страной видели мчавшиеся воблаках колесницы и вооруженные отряды, окружающие города. Затем, в праздникпятидесятницы, священники, как они уверяли, войдя ночью, по обычаю служения, вовнутренний притвор, услышали сначала как бы суету и шум, после чего раздалосьмножество голосов: «Давайте уйдем отсюда!»