{18} Еще знаменательнее следующий факт. Некто Иешуа, сынАнана, простой человек из деревни, за четыре года до войны, когда в городецарили глубокий мир и полное благоденствие, прибыл туда к тому празднику, когдапо обычаю все иудеи строят для чествования Бога кущи, и близ храма вдруг началпровозглашать: «Голос с востока, голос с запада, голос с четырех ветров, голос,вопиющий над Иерусалимом и храмом, голос, вопиющий над женихами и невестами,голос, вопиющий над всем народом!» Денно и нощно он восклицал то же самое,бегая по всем улицам города. Некоторые знатные граждане в досаде на этотзловещий клич схватили его и наказали ударами очень жестоко. Но не говоряничего в свое оправдание, ни в особенности против своих истязателей, он всепродолжал повторять свои прежние слова. Представители народа думали – как этобыло и в действительности, – что этим человеком руководит какая-то высшая сила,и привели его к римскому прокуратору, но и там, будучи истерзан плетьми докостей, он не проронил ни просьбы о пощаде, ни слезы, а самым жалобным голосомтвердил только после каждого удара: «О горе тебе, Иерусалим!» Когда Альбин{19} – так назывался прокуратор – допрашивалего: «Кто он такой, откуда и почему он так вопиет», он и на это не давалникакого ответа и продолжал по-прежнему накликать горе [402] нагород. Альбин, полагая, что этот человек одержим особой манией, отпустил его. Втечение всего времени до наступления войны он не имел связи ни с кем из жителейгорода: никто не видел, чтобы он с кем-нибудь обмолвился словом, день-деньскойон все оплакивал и твердил, как молитву: «Горе, горе тебе, Иерусалим!». Никогдаон не проклинал того, который его бил (что случалось каждый день), равно как ине благодарил, если кто его накормил. Ни для кого он не имел иного ответа,кроме упомянутого зловещего предсказания. Особенно раздавался его голос впраздники и, хотя он это повторял семь лет и пять месяцев, его голос все-таки неохрип и не ослабевал. Наконец во время осады, когда он мог видеть глазами, чтоего пророчество сбывается, обходя по обыкновению стену с пронзительным криком«горе городу, народу и храму», он прибавил в конце: «Горе также и мне!» В этуминуту его ударил камень, брошенный метательной машиной, и замертво повалил егона землю. Среди этого горестного восклицания он испустил дух.
4. Если вникнуть во все это, то нужно прийти к заключению, что Бог заботитсяо людях и разными путями дает им знать, что именно служит их благу; толькособственное безумие и личная злость ввергают людей в гибель. Так точно иудеипосле падения Антонии сделали свой храм четырехугольным, невзирая на то, что вих пророчествах написано, что город и храм тогда будут завоеваны, когда хрампримет четырехугольную форму. Главное, что поощряло их к войне, – двусмысленноепророческое изречение, находящееся также в их священном писании и гласящее, чток тому времени один человек из их родного края достигнет всемирногогосподства{20}. Эти слова, думали они,указывают на человека их племени, и даже многие из мудрецов впадали в ту жеошибку, между тем в действительности пророчество касалось воцарения Веспасиана,избранного императором в иудейской земле. Но людям не дано избегать своейсудьбы даже тогда, когда они предвидят ее. Иудеи толковали однипредзнаменования по своему желанию, а относились к другим совсем легкомысленно,пока, наконец, падение родного города и собственная гибель не изобличили их внеразумии. [403]
Глава шестая
Римляне, внесшие знамена в храм, с ликованием приветствуют Тита. – Речь Титак иудеям, домогавшимся спасения. Их ответ приводит Тита в негодование.
1. Когда мятежники бежали в город, а храм вместе с соседними зданиями ещегорел, римляне принесли свои знамена на священные места и, водрузив их противВосточных ворот, тут же совершили перед ними жертвоприношения и при громкихблагопожеланиях провозгласили Тита императором{21}. Добычей все солдаты были так нагружены, что в Сириизолото упало в цене наполовину против прежнего. В то время, когда священникивсе еще находились на храмовой стене, один мальчик, мучимый жаждой, взмолилсяримским передовым постам о пощаде и попросил у них воды. Из сострадания к еговозрасту и положению они обещали даровать ему жизнь, после чего он сошел к ним,сам утолил свою жажду, наполнил водой и сосуд, который принес с собой, ипоспешно убежал наверх к своим. Стражники не могли уже поймать его, но послалиему вдогонку упреки в вероломстве. Он же возразил, «что ничем не нарушилусловия, ибо он протянул к ним руку не для того, чтобы остаться у них, а затемлишь, чтобы сойти и добыть воды: и то, и другое он исполнил и тем сдержал своеслово». Обманутые дивились этой изворотливости, приняв в особенности вовнимание возраст мальчика. На пятый день священники, гонимые голодом, сошливниз и были приведены стражами к Титу, которого они просили пощадить им жизнь.Но он ответил: «Время прощения для вас прошло, да и того, ради чего я, бытьможет, имел бы основания вас помиловать, тоже нет. Священникам подобаетпогибнуть вместе со своим храмом!» С этими словами он приказал всех их казнить.
2. Когда тираны и их шайки увидели себя побежденными везде войной,окруженными со всех сторон и лишенными возможности бегства, они послали к Титупросить о мирных переговорах. Человеколюбивый по натуре, Тит хотел по крайнеймере спасти город, что советовали ему также его друзья, предполагавшие, чторазбойники теперь уже присмирели. Ввиду этого он стал у западной сторонывнешнего притвора. Здесь находились ворота над Ксистом и мост, который соединялВерхний город с храмом; этот мост теперь [404] отделял тирановот Цезаря. На обеих сторонах вокруг главных лиц толпилась масса людей: вокругСимона и Иоанна – иудеи в нетерпеливом ожидании помилования, вокруг Тита –римляне, жаждавшие услышать его решение. Тит приказал своим солдатам укротитьсвой гнев и прекратить стрельбу, поставил рядом возле себя переводчика и в знактого, что он победил, заговорил первый: «Уже вы насытились страданиями вашегоотечества! Наконец-то, после того как вы, не рассчитав нашего могущества ивашей собственной слабости, в безумной ярости погубили и народ, и город, ихрам! По справедливости вы должны погибнуть, вы, которые с того времени, какпокорил вас Помпей, всегда помышляли о мятеже и, наконец, выступили открытойвойной против римлян. На что вы опирались? На вашу многочисленность? Смотрите,ничтожная часть римской армии может справиться со всеми вами. На поддержкусоюзников? Какой же это народ вне пределов вашего государства предпочтет иудеевримлянам? На вашу телесную силу? Так вы ведь знаете, что даже германцы – и тенаши рабы. На крепость ваших стен? Но есть ли более надежная преграда, чемокеан, и, однако, защищенные им британцы тоже преклонились перед оружиемримлян. На ваше мужественное терпение и хитрость вождей? Так вы же, вероятно,слышали, что даже карфагеняне были нами побеждены. А потому ничто другое немогло довести вас до войны с римлянами, кроме только мягкосердечия самихпоследних. Мы отдали страну в ваше владение, мы назначили вам царей из вашегонарода; далее, мы уважали ваши отечественные законы и предоставляли вам нетолько у себя на родине, но и среди чужих жить, как вам заблагорассудится. Ещебольше, мы позволяли вам для божественной службы устанавливать налоги исобирать приношения{22}, мы не запрещалиникому жертвовать добровольно и не старались вам препятствовать, чтобы вы,враги, не делались еще богаче нас и не могли бы вашими деньгами воевать с нами.Привыкнув к таким высоким благодеяниям, вы сделались надменны, восстали противтех, которые предоставляли их вам и, подобно неукротимым змеям, обрызгали своимядом тех, которые вас ласкали. Да, раньше вы, как разрозненные и подавленные,невзирая на беспечность Нерона, коварно молчали, но когда недуги государстваобострились{23}, вы показали себя внастоящем виде и выступили с безмерными прихотями и дерзкими надеждами. Тогдапришел мой отец в страну. Не с тем он пришел, чтобы наказать вас за то, что высодеяли [405] Цестию, а чтобы сделать только вампредостережение; ибо пожелай он искоренить ваше национальное бытие, он бы началс корня и прежде всего уничтожил бы этот город. Но он не сделал так, он толькоопустошил Галилею и ее окрестности, чтобы дать вам время одуматься. Вы жепринимали его снисходительность за слабосилие, наша мягкость дала только пищувашей дерзости. После кончины Нерона вы вели себя так, как только могут себявести самые злые люди; наши междоусобные волнения внушили вам бодрость, и когдая с моим отцом отправился в Египет, вы употребили этот удобный момент длявоенных приготовлений и не постыдились нарушить покой тех, которые стали воглаве империи и которых вы знали как человеколюбивых полководцев. Когдагосударство перешло под скипетр нашего дома, порядок в нем водворился иотдаленнейшие народы отправляли к нам послов, чтобы нас приветствовать, тогдаопять одни только иудеи были нашими врагами; посольства шли от вас по тусторону Евфрата, чтобы взволновать тамошние племена; новые обводные стены быливоздвигнуты; поднялись мятежи, раздоры между тиранами, междоусобицы – все такиеявления, какие только можно ожидать от злых людей. Тогда явился я под стенамигорода с печальными полномочиями, которые весьма неохотно дал мне мой отец. Яслышал, что народ мирно настроен, и радовался этому. До начала борьбы я вампредлагал уняться; и во все время борьбы я был снисходителен, помиловалперебежчиков, исполнял обещания, данные мною обращавшимся ко мне, смиловалсянад многими пленниками, удерживал жаждавших мести, вывозил мои машины противваших стен только по необходимости, обуздывал кровожадность солдат, послекаждой победы предлагал вам мир, точно я был побежденный. Подступив, наконец, к