Во время тренировок в стрельбе из «панцеркнаке» Таврин пробивал бронированные плиты толщиной 45 мм. При этом воспользоваться специальным оружием он мог только в том случае, если бы ему представилась возможность совершить террористический акт на улице во время прохождения правительственной машины.
Отравленные и разрывные пули для стрельбы из автоматических пистолетов должны были применяться на близком расстоянии от объекта террористического акта.
Для доставки Таврина на советскую территорию также был оборудован специальный четырёхмоторный транспортный самолёт «Арадо-332», который благодаря двадцатиколёсному шасси и особым каучуковым гусеницам мог приземлиться не только на неприспособленной площадке, но и в случае необходимости даже на пахотном поле.
Для отхода от места посадки ему также подготовили закамуфлированный мотоцикл М-72 советского производства.
Летом 1944 года начальнику Главного управления контрразведки Смерш принесли расшифрованную радиограмму. Текст был следующим: «IV отделом РСХА подготовлена группа, цель которой — ликвидировать Верховного. Группа состоит из двух человек. Заброска будет осуществлена воздушным путём. Район — северо-западные области. Срок — первая половина сентября. Фрау».
«Посадку самолета должна была обеспечивать заранее заброшенная аэродромная команда, — пишет Н.А. Зенькович. — По плану ее выбросили первой. Однако ей не повезло — переловили сотрудники СМЕРШ. На допросах аэродромщики особо не упирались и выложили всё, что им было известно. Они признались, что прибыли с целью встретить другой самолёт. Кто на нём должен прилететь, понятия не имеют.
Контрразведчики поняли, что может пожаловать важная птица, и предложили радисту группы передавать в разведцентр ту информацию, которую ему дадут. Началась радиоигра. Радист сообщал: все зер гут, подготовка к приёму самолёта идёт по плану.
Не заметив подвоха, разведцентр дал добро на вылет…»
8
В период подготовки Таврина к специальному заданию ему довелось даже трижды встречаться с самим Скорцени. Сам факт таких встреч говорит не только о серьёзности всех проводимых мероприятий «Цеппелином», но прежде всего о реалистичности плана террористического акта против Сталина, который поручался Таврину.
«СКОРЦЕНИ был известен мне из газет, как руководитель и личный участник похищения из Италии МУССОЛИНИ, после того, как он был взят в плен англичанами, — рассказывал Таврин на допросе. — В первой беседе со мной в ноябре 1943 года в Берлине СКОРЦЕНИ расспрашивал о моём прошлом и беседа носила больше характер ознакомления с моей личностью. Цель этого свидания стала для меня ясна несколько позже, после встречи со СКОРЦЕНИ…
В январе 1944 года, находясь в Риге, к получил приказ КРАУСА выехать в Берлин. Сопровождал меня переводчик “СД” ДЕПЛЕ. По прибытии в Берлин я узнал от ДЕПЛЕ, что полковник ГРЕФЕ погиб в начале января 1944 г. во время автомобильной катастрофы и что вместо него назначен майор “СС” ХЕНГЕЛЬ-ХАУПТ.
ДЕПЛЕ мне сообщил, что ХЕНГЕЛЬ-ХАУПТ вызвал меня для личного знакомства, но придётся подождать некоторое время, так как он занят и не может меня принять.
Через два-три дня мне была организована встреча со СКОРЦЕНИ…
…ДЕПЛЕ привёз меня в служебный кабинет СКОРЦЕНИ на Потсдамельштрассе, № 28. Кроме СКОРЦЕНИ в кабинете находились ещё два неизвестных мне работника “СД”.
В беседе СКОРЦЕНИ объяснял мне, какими личными качествами должен обладать террорист. По ходу разговора он рассказывал о деталях организованного им похищения МУССОЛИНИ. СКОРЦЕНИ заявил мне, что если я хочу остаться живым, то должен действовать решительно и смело и не бояться смерти, так как малейшее колебание и трусость могут меня погубить. СКОРЦЕНИ рассказал, как во время похищения МУССОЛИНИ он перепрыгнул через ограду замка, очутился в 2-х шагах от стоявшего на посту карабинера. “Если бы я тогда хоть на секунду замешкался, — заявил СКОРЦЕНИ, — то погиб бы, но я без колебаний прикончил карабинера и, как видите, выполнил задание и остался жив”.
Весь этот разговор сводился к тому, чтобы доказать мне, что осуществление террористических актов в отношении специально охраняемых лиц вполне реально, что для этого требуется только личная храбрость и решительность и что при этом человек, участвовавший в операции, может остаться живым и стать “таким же героем”, каким стал он — СКОРЦЕНИ…
…Третья встреча со СКОРЦЕНИ состоялась также в январе 1944 года в Берлине…
СКОРЦЕНИ в этот раз расспрашивал меня о Москве и пригородах и под конец прямо поставил передо мной вопрос — возможно ли осуществление в СССР такой операции, какую он провёл в Италии? Я ответил, что затрудняюсь судить об этом, но, по моему мнению, проведение такой операции в СССР значительно сложнее, чем похищение МУССОЛИНИ из Италии…»
«Скорцени лично был достаточно осведомлён о “радиоиграх” как форме контрразведывательных мероприятий, проводимых германской разведкой на Западе. Правда, они его интересовали чисто с “технической” стороны как возможность получить прямо из рук противника “новинки” для подрывного дела, — утверждают В. Макаров и А. Тюрин. — Так, в ходе “радиоигры” с английской разведкой в руки немцев попадали не только радиостанции, взрывчатка, амуниция, но и новейшие образцы вооружения, изготовленные небольшими партиями для проведения специальных операций.
Скорцени, получив эти сведения, быстро нашёл возможность их применения в усовершенствовании экипировки своих разведчиков-диверсантов. Об этом он написал в своих мемуарах: “Нам стало известно, что английские агенты используют в спецоперациях пистолеты с глушителями. В Германии такое оружие не производилось. Не попадали к нам трофейные образцы и во время пашей компании на Западе. И тут меня осенило: “А что, если “затребовать” глушитель прямо у англичан?” Наш голландский филиал предпринял попытку реализации этой идеи. Меньше чем через 2 недели я держал в руках секретное оружие. Это был револьвер калибра 7,75, грубо и примитивно сработанный, но простой и безотказный в употреблении. На имя перевербованного агента по кличке “Сокровище” оружие было доставлено по воздуху из Великобритании и с благодарностью принято нами!»
К словам Скорцени можно добавить, что примерно таким же образом поступала и советская контрразведка в ходе проведения “радиоигр” с абвером и СД, то есть с самим же Скорцени. Среди оружия и взрывчатых веществ, изымаемых советскими контрразведчиками, часто встречались образцы вооружения, изготовленные в Великобритании.
Например, в числе семи пистолетов, изъятых у Шило-Таврина, которого Скорцени лично готовил к покушению на Сталина, был пистолет системы “Верблей-Скотт”, снаряжённый специальными отравленными разрывными пулями. Особенность конструкции этого пистолета состояла в том, что во время выстрела отпирание ствола происходило после его короткого отхода назад с одновременным снижением. Возвратная пружина двуперая, V-образная, расположена в рукоятке под правой щёчкой. Её усилие на затвор передаётся через рычаг. Курок смонтирован на подвижной детали. Другими словами, в умелых руках пистолет этой конструкции являлся мощным и надёжным оружием.
“Излишки” оружия и взрывчатки, которые германские спецслужбы “получали” от англичан, оказывались у агентов, забрасываемых в советский тыл».
В апреле 1944 года подготовка Таврина была почти завершена. Его снова вывозят в Берлин, где утверждается план, а также ему выдают «панцеркнаке» и пистолеты. Затем следует заключительный инструктаж от Хенгельгаута.
«По прибытии в Москву, — вспоминал Таврин, — я должен был установить знакомство с лицами, преимущественно женщинами, работающими в правительственных учреждениях. При этом он рекомендовал мне устанавливать с женщинами интимные отношения с тем, чтобы расположить их больше к себе и исключить подозрения. Он лично снабдил меня возбуждающими средствами, которые при подмешивании их в вино вызывают сильное половое возбуждение.
Через своих знакомых я должен был в осторожной форме выяснить место и время торжественных заседаний с участием членов советского правительства, а также маршруты движения правительственных машин.
Узнав точно, где происходит торжественное заседание с участием членов правительства, я должен был проникнуть в помещение, приблизиться к Сталину и стрелять в него из автоматического пистолета отравленными нулями. Если бы я не смог приблизиться к Сталину, я должен был стрелять в Молотова, Берия или Кагановича».
В отличие от сотен других агентов, отправляемых в советский тыл со специальными заданиями, Таврин получил вместо поддельных орденов настоящие: орден Ленина, два ордена Красного Знамени, орден Александра Невского и орден Красной Звезды. Кроме того, ему были выданы настоящая Золотая звезда Героя Советского Союза, орденские книжки на соответствующие награды, а также специально сфабрикованные вырезки из газет с текстами указов о награждении этими наградами.
Первая попытка перебросить Шило-Таврина через линию фронта была предпринята в июне месяце. Сам Таврин на допросе покажет: «6-го июня 1944 года я прибыл из Риги в Минск, откуда должна была осуществиться переброска меня на самолёте через линию фронта. ЯКУШЕВ, работавший тогда в Минском отделе “СД”, производил окончательный осмотр правильности оформления моих документов и обмундирования. В связи с тем, что по техническим причинам переброска меня из Минска через линию фронта не состоялась, я вернулся в Ригу…»
Дело в том, что первая попытка оказалась неудачной. Самолет, вылетевший с минского аэродрома, в воздухе был обстрелян, получил повреждения и вынужден был вернуться обратно.
«Вскоре был назначен новый срок, но он несколько раз переносился из-за неготовности самолёта. Таврин стал нервничать, — пишет А. Михайлов. — По свидетельству его жены Шиловой-Адамович, однажды, вернувшись домой в особо подавленном состоянии, он сказал: “Не знаю, чего дождёшься от этих немцев, то ли самолёта, то ли пули*'».
Именно в это время Таврин поставил перед Краусом условие, чтобы в советский тыл в качестве радистки вместе с ним летела жена. Это была неприкрытая авантюра.