– Здравствуйте, Иван Борисович. Это Латунин.
– Здравствуйте, Игорь Станиславович. Что-то случилось?
– Нет. А должно было?
– Ох, не говорите загадками, пожалуйста. Я имел в виду: если вы звоните, значит, есть какая-то причина. Просто не хотел, чтобы мой вопрос выглядел грубо или глупо.
– Всё хорошо. Но вот вас сегодня пригласили выступить в дискуссионном клубе, да?
– Да. Я отказался. Я завязал, честно.
– Вот потому я и позвонил. Мы хотим попросить вас, чтобы вы приняли приглашение.
– Но… зачем?
– А почему бы и нет?
– Нет, вам зачем это надо? Чтобы вот это всё было: клубы, дискуссии, – чтобы я, отставной преподаватель мёртвого языка, кому-то что-то где-то рассказывал?
– Ну, это совсем понятно и просто. Зря некоторые думают, что мы хотим извести все политические процессы, чтобы не было никакой оппозиции, никаких протестов, чтобы было тихо и пусто, нет. Пусть всё будет, но мы должны мониторить. Быть в курсе. Например, национализм. Национализма не может не быть. В любом обществе, в любом государстве, в любой нации есть национализм. И если мы не видим никакого национализма, значит, мы что-то упустили. Значит, он там, где мы ничего не мониторим. Значит, однажды он вылезет из подвала и всех сожрёт. Лучше пусть будет известный нам национализм, и националисты пусть будут, и пусть выступают на разных передачах, чтобы всё было под контролем. Так же и любая другая оппозиция.
– Понятно. Но, если я приду, я ведь буду говорить то, что думаю.
– Это хорошо.
– Может, это будет не совсем лояльно.
– Ничего страшного. На бунт никто не поднимется. Там половина наших.
– Я подумаю.
– И ещё, знаете, мы просто хотим вас послушать. Нам интересно.
– Тогда ладно.
Ауслендер тут же перезвонил Балканскому и сказал, что передумал. Что придёт на «панель». Балканский как будто ждал звонка Ауслендера, нисколько не удивился.
В субботу вечером Ауслендер пришёл к знакомому заведению. Публика заметно поредела, но состав существенно не поменялся. Интеллигенция, маргиналы, некоторое количество молодёжи. Перед Ауслендером выступали два оратора: один от рыночных демократов, другой – от демократических националистов, как понял по содержанию докладов Иван Борисович. Лично Ауслендер никого не знал – ораторы были то ли новые, то ли из Москвы. Темой панели было «Будущее» – будуще как мы его видим, что нас ждёт в этой стране. Пришла очередь Ауслендера выступать. Иван Борисович сказал, что никакой лекции не заготовил, но постарается ответить на вопросы, если таковые будут у аудитории. У аудитории были вопросы. Оказалось, что пришло некоторое количество людей, которые помнили Ивана Борисовича, помнили его выступления в «Синей лампе», его участие в протестах. Средних лет мужчина в свитере с северным узором и умными глазами на небритом лице поднялся со своего места и спросил:
– Вы раньше говорили, что у нашей власти – особый фарт. Что люди доверяют режиму, потому что нефть дорого стоит и всё складывается благоприятно, и люди как бы чувствуют, что власть умеет договариваться с высшими силами, с небом, с судьбой, а это главное. Но сейчас всё наоборот. Нефть падает. Всё против нас. Почему же народ не выступил против власти, если власть очевидно потеряла фарт?
Ауслендер внимательно выслушал, кивнул головой и ответил:
– Совершенно не обязательно, что утрата благосклонности богов послужит причиной для недовольства народа властью. Во-первых, заряда нескольких лет, когда монарх очевидно имел особые полномочия от неба, часто хватает не только до конца жизни монарха, но и на несколько последующих поколений. Так создаются династии. Во-вторых, как я уже говорил ранее, всё дело в интерпретации. Можно ведь интерпретировать трудности как испытания, посланные богами, а следовательно, проявление особого к нам внимания. Человеку страшнее всего не лишения и санкции, а остаться одному, совсем без богов и забытому небом.
Некрасивая девушка с нервными руками встала со своего места и спросила:
– Почему вы отошли от политической жизни?
Ауслендер вздохнул, отпил из бутылочки с водой «Сенежская», стоявшей на столе, и сказал:
– Я не вижу никакой политической жизни, в которой можно было бы участвовать. Нас принуждают выбирать между Шендеровичем и Соловьёвым. Между Шендеровичем и Соловьёвым я выбираю Шопенгауэра.
– И что, в России больше никогда не будет настоящей политической жизни?
– Почему не будет? Будет, обязательно будет. Мы уже вряд ли её увидим, а вот вы, может быть, да. Только не думайте, что политическая жизнь – это обязательно что-то хорошее и интересное.
– Что нас ждёт? – некрасивая девушка не унималась.
– Хорошо, я расскажу. Тема сегодняшней дискуссии – будущее. Поэтому я расскажу, как я вижу наше будущее в политическом смысле. Президент России Владимир Владимирович Путин будет у власти ещё десять или двадцать лет. Потом он устанет и захочет отдохнуть. Встанет вопрос о преемнике. Главной задачей преемника будет обеспечить сохранение высокого статуса Владимира Владимировича Путина и его близких, безопасность для Путина и его семьи и так далее. Понятно, что самым верным Путину человеком является Рамзан Ахматович Кадыров. Поэтому следующим президентом будет Кадыров. Русские патриоты, государственники, националисты и прочие, включая деятелей культуры, давно признали авторитет Кадырова и поддерживают его, и, когда Путин заявит Кадырова своим преемником, никаких вопросов ни у кого не возникнет. Соловьёв и Киселёв снимут сотню-другую программ, которыми убедят народ, что Кадыров – это лучший правитель для России. Рамзан Ахматович молод, поэтому он сможет править ещё двадцать или тридцать лет. Потом он устанет и захочет отдохнуть. Вот тут и начнётся политическая жизнь. Путин стал основателем династии, это понятно. Кадыров принял трон как его приёмный сын. Далее власть тоже должна передаваться по наследству. Но по какой линии? У Рамзана Ахматовича будет около трёх сотен родных и приёмных сыновей и примерно столько же дочерей. Допустим, не все заявят права на престол. Но два-три десятка претендентов из семьи Кадырова будут. Однако! Повзрослевшие сыновья Путина от сами знаете кого скажут: вы, Кадыровы, были поставлены нашим отцом, только чтобы сохранить для нас трон, а теперь вы должны уступить власть настоящим наследникам. Но! Старшие дочери Путина, вернее дети старших дочерей Путина, вмешаются и скажут сыновьям от сами знаете кого, что они бастарды и не имеют прав на престол. Что власть должна передаваться по линии законных детей Путина. И что-то ещё гадкое скажут про сами знаете кого и предложат провести генетическую экспертизу. В общем, мы будем иметь два клана путинингов и один, но многочисленный, клан кадырингов, тоже раздираемый внутренними противоречиями. Политической жизни будет хоть отбавляй. Лет двадцать в России будет политическая жизнь, иначе называемая смутой, потом кто-то один победит, расчистит поле, и снова всё будет хорошо.
На заднем ряду сидел старичок в потасканном синем пиджаке. Он, кажется, всё принимал всерьёз. Конспектировал. Поднял руку и спросил не вставая:
– А как же международная обстановка?
– В мире вот что произойдёт. Рано или поздно, просто по закону вероятности, оружие массового поражения попадёт в руки террористов. Оружия массового поражения много, террористов тоже много, они обязательно встретятся. Террористы сразу же применят это оружие. И человечество погибнет. Но не всё человечество погибнет. Финансовые элиты, которые наживались на войне, на терроризме, которые однажды и продадут террористам оружие массового поражения, – они выживут. Они подготовятся и встретят ядерные взрывы в своих бункерах глубоко под землёй. Человечество погибнет, останутся только финансисты со слугами в бункерах. И следующие двести лет финансисты будут развлекаться тем, что будут переводить из бункера в бункер по системе SWIFT миллиарды швейцарских франков. Потом им станет скучно и они отравятся цианистым калием как Гитлер.
– Как этот прогноз можно совместить с предыдущим вашим прогнозом?
– Не знаю. Наверное, никак. Может быть, наше будущее разойдётся разными тропками. В одной версии Россией будут править путининги, во второй – кадыринги, а в третьей – весь мир превратится в ядерный пепел.
– А хорошее что-нибудь можете сказать?
– Могу. Скорее всего, я ничего этого не увижу. Большинство из вас – тоже. Мы оставим усталую Землю и улетим на другие планеты, в иные миры, туда, где не такая сильная гравитация.
Лист VIIIЛейбниц
Иван Борисович лежал на кровати и смотрел в потолок. Под потолком висела люстра. Люстра была красивая, в стиле модерн. Люстра была прекрасна. Всё вокруг было прекрасно. Не так давно Ауслендеры переехали в новую просторную квартиру. Вика руководила ремонтом. Повесила люстры. Ауслендер лежал и думал: как же всё-таки хорошо вот так вот просто лежать и видеть люстру. Разглядывать люстру во всех деталях. Ведь это просто само по себе блаженство и счастье. И дело совсем не в люстре. Если бы под потолком висела загаженная мухами лампа на белом скрученном проводе, то блаженством было бы смотреть на провод и считать пятнышки от мух на стекле лампы. Потому что дело не в лампе и не в люстре, дело в том, кто смотрит и что это такое – смотреть, видеть. Иначе говоря – быть. Жить. Только бы жить. Как же неважно всё остальное! Но разве я могу когда-нибудь перестать быть навсегда? Почему люди боятся смерти? Ведь смерть – это только сон. Я засну здесь, а проснусь там. Ведь я не боюсь засыпать. Каждую ночь я без страхов и сомнений с большим удовольствием засыпаю. Хотя я знаю, что во время глубокого сна меня не будет. Но это ничего, ведь потом я вернусь. И всё повторится. И люстра будет над головой. Или лампа. И я буду, тот, кто смотрит, тот, кто считает пятнышки. Разве жизнь может закончиться?
Иван Борисович разволновался. Он не мог больше лежать, не мог усидеть дома. Ему захотелось увидеть мир и людей. Он встал с постели, оделся и вышел на улицу. Иван Борисович стал просто гулять, ходить взад и вперёд по двору, но этого ему показалось мало, он отправился на проспект, пошёл, шевеля губами, напевая что-то или читая какое-то стихотворение, голову держа высоко и дрожа от умиления миром. Он шёл по проспекту мимо склада – магазина компьютерной и прочей электрической техники. Навстречу Ауслендеру попался юноша. Юноша имел рюкзак за плечами, его лицо было сосредоточенным. Ауслендер подумал: этот юноша счастлив. Он обязательно должен быть счастлив, и он счастлив. И каждый человек счастлив, просто потому что жив. И эти женщины в пальто, заботах и сумках – они тоже счастливы. Все счастливы. Люди делают вид, что они недовольны, – так принято. Неприлично выставлять своё счастье наружу. Люди боятся, что их кто-нибудь сглазит, что счастье обидится, поэтому люди выставляют себя серьёзными, озабоченными. На самом деле все просто играют роли несчастных, ведь все блаженствуют. Если бы человек хотя бы на миг перестал испытывать счастье, он бы сразу перестал существовать, убился бы об стену или просто растворился бы в атмосфере. Все, кто живут, довольны жизнью и счастливы, иначе не может быть.