, им приказали не причинять нам вреда, так что оставить нас просто в лесу они не могли. А собственного убежища раскрывать нам не захотели.
- Я не об этом, - Иван мотнул головой, - зачем было вообще устраивать эту трагикомедию?
Вместо ответа Таня взяла его руки в свои и погладила скованные железными браслетами кисти. От этих сильных пальцев исходило волнующее живое тепло, передававшееся, казалось, в самое ее сердце.
- Милый мой президент, - рассмеялась она, - вы забыли, что сегодня в девять тридцать утра мы должны подписывать контракт? У вас вылетело из головы, сколько у нас конкурентов? Вся деловая Москва завидует вам, Иван.
- Ох, вряд ли мне кто-нибудь завидует сейчас, - Безуглов не отстранял рук, - разбитый, невыспавшийся. Сейчас бы поспать хотя бы час, но на этой даче всего одна кровать. Что же нам делать с этим украшением? - он бросил взгляд на наручники. - У меня здесь есть кое-какие инструменты...
Под первыми лучами весеннего солнца уже наполнявшими здание, Таня легко отыскала в чулане металлический ящик с американскими слесарными приспособлениями. Изнеможенным голосом Иван давал ей советы - но ни плоскогубцы, ни клещи не помогали.
- Погодите, Иван, тут нужно что-то вроде шпильки, - сказала Таня.
- Вы же не носите шпилек, - через силу улыбнулся Иван.
- Не беда, - отвечала Таня.
Зардевшись, она вышла в соседнюю комнату, где стянула через голову свитер, расстегнула белый лифчик и, вынув из него металлическую застежку, распрямила ее, превратив в подобие отмычки. Она с грустью посмотрела на свою обнаженную грудь - маленькую, как у подростка, но такой же безукоризненной формы, как у младшей сестры, с алыми вишенками сосков, словно устремленными вперед, в неведомое будущее. Мне двадцать четыре года, - вдруг пронеслось у нее в голове, - но ни один мужчина до сих пор ни разу не прикоснулся к этим сокровищам. Для кого я берегу их? И стоит ли их беречь, если этот - единственный, достойный притронуться ко мне - твердый и нерешительный, отважный и робкий, проницательный и наивный - холоден, как весенняя льдина на Москва-реке? Наверное, он даже не заметит, откуда я взяла этот волшебный ключик, - с грустью подумала она.
Она вставила выпрямленную застежку в скважину наручников и несколько раз повернула ее. При очередном нетерпеливом движении замок вдруг щелкнул - и Иван оказался свободен. Он вскочил на ноги и даже подпрыгнул от радости, а Татьяна смотрела на него таким счастливым взглядом, что ей пришлось отвести глаза. Она не хотела выдавать своих чувств. Что ж, теперь они успевали в "Метрополь" на подписание контракта, думала она. Иван снова стал не скованным пленником, нуждающимся в защите и помощи, а самоуверенным президентом преуспевающей фирмы.
- А я? - вдруг сказала она вслух. - Кем же стала я? Автоматом для работы на компьютере и перевода с испанского?
- Нет, Таня, - голос Ивана вдруг стал хриплым и нежным, - нет. Ты думаешь, я смогу когда-нибудь забыть твое ночное путешествие во имя моего спасения? Ты думаешь, я не догадался, откуда ты взяла этот волшебный ключ, которым открыла мои оковы? Ты думаешь, я смогу забыть об этом?
Он подошел к ней так близко, как никогда в жизни, и обнял ее худенькое тело. Маленькая, почти детская грудь Тани сквозь тонкий свитер ощущала биение его сердца. Наверное, она успела бы замерзнуть без лифчика, если бы не неожиданное объятие в пустом доме, после всех страшных событий этой ночи. Но эти объятия продолжались недолго. Губы Ивана скользнули по щеке Тани, коснулись ее волос, и отстранились, словно наткнулись на невидимую преграду. Его могучие руки, легким движением обхватив ее талию, тут же разжались, так и не успев разбудить в ней того жара, который Таня испытала несколько минут назад, целуя скованного Ивана.
- Сколько времени, Таня? - спросил он, отстраняясь.
- Половина шестого утра, - отвечала она, дрожа не то от холода, не то от разочарования.
- Надо ехать. Я еще рассчитываю успеть на переговоры. Что там? - вздрогнул он.
С крошечной кухни донесся свист закипающего чайника.
- Не отпущу тебя без завтрака, - сказала она сквозь слезы. - Не верю, чтобы у предусмотрительного Безуглова загородный дом был совершенно неприспособлен для жизни. Даже если ты еще не успел распорядиться о ремонте.
Вместо ответа Иван только рассмеялся и кивнул, увлекая свою гостью на кухню.
- Во-первых, если ты уже умылась холодной водой из-под кухонного крана и жидкостью для мытья посуды вместо мыла, то ошиблась, - он раскрыл дощатую дверцу в стене, и изумленная Таня увидела за ней великолепно оборудованную ванную комнату, облицованную синим кафелем и завешанную тяжелыми махровыми полотенцами. На полочке стоял шампунь и прозрачное глицериновое мыло, а в шкафчике, который не преминула открыть Таня, когда осталась в ванной одна - полный комплект мужских кремов и одеколонов. В ванной даже стоял благовонный запах лаванды, такой неожиданный в этом заброшенном доме.
- В этом жилье есть небольшой секрет, - сказал он, когда Таня, освеженная теплым душем, вышла из ванной. Ей так нравилось быть вдвоем с Иваном в этом странном месте, что она, казалось, начисто забыла про зловещие события минувшей ночи.
Он нагнулся и с видимым усилием потянул на себя неприметную ручку, укрепленную на одной из досок пола. Доска со скрипом поддалась, обнажив лесенку, ведущую в подвал. Иван зажег свет. В чистом и сухом подвале стоял сосновый стол и мягко урчал огромный американский холодильник. Кроме того, по всем стенкам стояли шкафы с разнообразной снедью.
- Я планировал иногда работать здесь, - сказал он, помогая Тане спуститься по лестнице, как помог бы другу - без всякого следа чувственности. - А ты знаешь, как трудно достать самые обыкновенные продукты, как только отъедешь от Москвы. Оставлять же их на кухне глупо. В такой дом может забраться любой. Хочешь, я накормлю тебя завтраком? После всех этих бесчисленных эспрессо с печеньем, которые ты мне сервировала в офисе?
Таня осматривала подвал хозяйским взглядом. В крошечной комнатке без окон, отделанной лакированными сосновыми досками, источавшими слабый запах смолистого дерева, было, казалось, все необходимое для жизни. Она приоткрыла один из шкафов и увидела ряды банок сгущенного молока. В другом лежали пакеты с крупой, в третьем - консервированные фрукты и овощи.
- Здесь можно пережить атомную войну, - рассмеялась она.
- Я заказал из Голландии целый контейнер разных припасов, - просто отвечал Иван. - Русские консервированные продукты не так уж плохи, но уж если здесь моя собственная нора - хочется созерцать красивые этикетки, и к тому же быть уверенным в качестве всей этой снеди. Никто не знает, как повернется жизнь. Сегодня я состоятелен и счастлив, а завтра? Законы свободного рынка - жестокая вещь, Таня.
- Какой ты смешной, Иван! - не удержалась Таня. - Другие в твоем положении оставляют себе на черный день миллион в швейцарском банке, а у тебя - разваливающаяся загородная хибарка да набор продуктов на две недели. И это все?
- Более или менее все, - пожал плечами Иван, - я же не говорю, что разорюсь. Это студенческая привычка - мечта о скромной норе с запасами. Согласно древним индейским гороскопам, во мне живет душа бобра или белки. А все-таки, как насчет завтрака?
Через десять минут его гостья, так и не позволившая Ивану хлопотать по хозяйству, уже сервировала на стол шипящий, восхитительно пахнущий омлет с консервированной ветчиной, изготовила из замороженного хлеба гренки, и еле спасла кофе, готовый убежать с неожиданно мощной электрической плитки. В убежище у Ивана оказался даже полный набор специй - перца, базилика, сушеного чеснока, а в особом шкафу красовались картонные пакеты с апельсиновым и грейпфрутовым соком.
- У меня волчий аппетит, - смеялся Иван. - Я и не подозревал, какой ты замечательный кулинар.
- Это семейный рецепт, - отвечала Таня. - Маме он достался в наследство от бабушки. А та, несмотря на то, что в доме был повар, любила по воскресеньям собственноручно потчевать графа, моего дедушку, завтраком.
- Наверное, эти отравители думают, что мы с тобой до сих пор валяемся на полу. Представляешь, какой им будет сюрприз, когда мы приедем на переговоры?
Лучащийся взгляд Тани снова померк.
- Господи, - сказала она недовольно, ощущая какую-то пусть ничтожную, но все-таки власть над Иваном, какие-то права - эфемерные, но явно реальные, - неужели ты, Иван, не можешь провести двух минут без того, чтобы не думать о бизнесе?
- А кто ты такая, чтобы мне приказывать?
- Конечно, я никто, - Таня не приняла его шутливого тона. - Неужели я унижусь до того, чтобы напрашиваться в подруги равнодушному ко мне человеку? Нет, ради Бога, занимайтесь своим бизнесом, Иван, - проговорила она с непонятным ожесточением, снова переходя на вы, - вас ведь и впрямь ничего в мире не волнует, кроме процветания вашего дела, кроме идиотского оконного стекла и никому не нужных кактусов...
Резким движением она встала из-за стола и отвернулась лицом к стене.
- Ты ошибаешься, Таня, - Иван подошел сзади, ласково обнял ее за плечи, и она почувствовала , что одного этого прикосновения уже достаточно для того, чтобы рассеять ее озлобление. И все же боль не уходила из ее души, потому что сердце Ивана - она снова чувствовала его биение совсем рядом - стучало ровно и бесстрастно, словно он обнимал не прекрасную девушку, а манекен. - Я вынужден быть осторожным, потому что пережил в жизни слишком много разочарований.
- Вот почему ты, едва приходя в сознание, зовешь свою пышнотелую кинозвезду?
- Отчасти и поэтому, - кивнул Иван, и по его голосу чувствовалось, как много он еще мог бы сказать об этом, если б только захотел.
- Ты просто тайно влюблен в нее, и обрадовался до смерти, когда она к тебе заявилась. А теперь тоскуешь, потому что она играет твоими чувствами... как ты моими - добавила она тихо.
- Я не играю твоими чувствами, - голос Ивана был тверд и спокоен, - да и о каких чувствах ты говоришь?