Громкий голос, показавшийся знакомым, вывел ее из забытья. Вслед за голосом в воздухе распространился запах кубинской сигары, а там в уютной полутьме бара материализовался и шумный господин Верлен. Вот кого ей совершенно не хотелось видеть! Но и Верлену, как ни странно, было не до нее - потому что рядом с ним шла Шахматова, а чуть поодаль - давешний растрепанный господин.
- Люблю в Монреале бывать на людях со своими русскими друзьями, - откровенничал Поль, усаживаясь за столик сразу вслед за перегородкой, но не заметив сжавшуюся в комочек Таню. - Можно говорить как угодно громко, о каких угодно секретах - и никто не поймет. Мало кто в Монреале знает русский язык, а те, кто знает, вряд ли могут себе позволить посещать бар при гостинице "Шато Шамплейн". Что заказать вам, господин Татаринов?
Столик веселой компании был ярко освещен, а Таня сидела в полутьме. Надев шляпку и черные очки, она рискнула чуть повернуться, чтобы видеть своих соседей. Подслушивать нехорошо, думала она, но как теперь прикажешь выбраться из этой ловушки?
- Как обычно, - усмехнулся растрепанный господин, - охлажденная "Смирновская" без льда.
Сценарист казался в баре случайным гостем. Немногочисленные посетители, склонившиеся над полированными столиками, были одеты с иголочки и аккуратно, по-деловому пострижены. Голова же Татаринова более всего напоминала воронье гнездо. Мало того, что волосы его доставали почти до плеч, они еще торчали решительно во все стороны, заставляя сомневаться в том, что означенный господин когда-либо держал в руках расческу. Кроме того, брился он в последний раз, видимо, по крайней мере сутки назад, и на его впалых щеках уже отчетливо обозначилась седоватая щетина. Таня знала, что ему не больше сорока, но выглядел он по крайней мере лет на пять старше. Нелепость его вида, его потертый пиджак с дырой на локте, его брезентовая сумка, его старомодная засаленная шляпа не позабавили Таню, как можно было ожидать, а скорее рассердили.
Месяца два назад ей попался его нашумевший роман в одном из выпусков московского журнала. Действие происходило в Монреале, где Татаринов обитал последние десять лет, однако сам город, как и Канада, почему-то не назывались по имени. Книга показалась ей столь же скучной, сколь претенциозной, и она даже не сумела дочитать ее до конца, благо была занята срочной работой. Лермонтов, неплохо распевавший песни под гитару, говорил ей, что начинал Татаринов со стишков, и даже снискал себе на этом поприще некоторую известность. Однако Таня, женщина тонкой и чувствительной души, ценившая музыку и театр, справедливо считала рифмованные упражнения отжившими свой век. Выводило ее из себя и постоянное выражение усталого превосходства на лице сценариста. Но и кинозвезда смотрела на обоих своих спутников хозяйским взором, словно зная, что по первому слову они выполнят любую ее прихоть. Словом, это была компания людей самодовольных, самоуверенных, знающих себе цену, и, видимо, доверяющих друг другу.
- Поль, - сказала Анна томно, - закажите мне, пожалуйста, тоже "Смирновской". С тоником.
- Вы начали пить водку? - притворно изумился Верлен.
- "Смирновская" - это не водка, - засмеялась кинозвезда, играя жемчужным ожерельем. - Это нектар, амброзия. Когда я хочу слегка опьянеть, не отдавая себе отчета в том, что пью, я всегда заказываю ее.
Верлен щелкнул пальцами, подзывая официанта. Через две минуты на столе уже стояла стопка неразбавленной водки для Татаринова, бокал с кубиками льда - для актрисы, и бокал с чем-то прозрачным для Поля.
- Из какого-то суеверия я пью теперь только текилу, - сказал он. - Какая, между нами говоря, гадость. В сущности, обыкновенный мексиканский самогон. Ваш Безуглов затянул меня в не слишком прибыльную, но хлопотную сделку с кактусами. Он не подозревает, бедняжка, что у меня совершенно другие цели.
- Электронный завод? - понимающе спросил Татаринов.
- О нет, Алексей. Вижу, что мне так и не удалось сделать из вас бизнесмена. - Верлен отхлебнул из своего бокала и поморщился. - Такой завод я мог бы продать русскому правительству, но частной фирме, даже такой богатой по российским меркам, он не по средствам. Девять миллионов, дорогой мой Татаринов, и это по самым скромным оценкам. А у Безуглова за душой, по моим сведениям, всего два. На швейную фабрику этого может хватить, но на какие деньги он тогда будет продолжать деятельность фирмы? Ведь амбиции у этого молодого человека совершенно безмерные.
Таня вся сжалась в своем уголке, и в щеки ей бросилась краска от обиды за Ивана. Кто такой этот Верлен, заработавший свое состояние в свободной стране, чтобы так самоуверенно говорить о ее президенте, за два года ставшем миллионером?
- У него огромный талант, - заметила Шахматова.
- Не сомневаюсь, - засмеялся Верлен, - но вы же не будете отрицать, моя дорогая, что по сравнению со мной он щенок.
- Да, если считать вас матерым волком, - вставил Татаринов. - Впрочем, я ведь незнаком с вашим юным героем. Говорят, он знаменит в России своим благородством и честностью.
- Верно, - кивнул Верлен. - На фоне вчерашних комсомольских деятелей, которые сейчас ринулись в бизнес, он действительно выделяется, не подозревая, что у нас, на Западе, эти качества в порядке вещей. Как все первопроходцы, он обречен на скорое забвение.
- О нет, Верлен, я не согласна, - в голосе актрисы Таня услыхала какие-то мечтательные нотки. - Здесь, или в Америке - он всюду был бы неординарен, мой Иван. Я даже завидую его энергии, его сосредоточенности, его работоспособности, его какой-то юродивой честности. Не стоит лицемерить, Поль. Вы ведь и сами нашли его надежным партнером, не так ли?
- У меня нет недостатка в надежных партнерах, - отпарировал Верлен. - Конечно, он мне скорее симпатичен...
- Поль, Поль, зачем вам притворяться передо мною? Мы все здесь знаем, что вы связались с Безугловым по моей личной просьбе, в качестве своеобразного подарка. Однако с вашей поездки в Москву ваши мотивы несколько переменились, и доказательством тому - приглашение всей этой милой компании в Монреаль. Итак, Поль, признайтесь, вы так глубоко погрузились в это сотрудничество не только по моему настоянию, но уже и по личным мотивам? Верно ли я угадываю, по каким?
В ответном смехе Верлена звучало смущение.
- Верно, верно, моя прекрасная Анна. Ни перед вами, ни перед нашим общим другом я не стану притворяться. Вы угадали, хотя даже здесь, где нас никто не понимает, я не хотел бы называть никаких имен. Тем более, что с нами наш проницательный писатель... Вы уже обо всем догадались, Татаринов?
Сценарист зевнул, обнажив редкие желтоватые зубы, и разом осушил свою стопку.
- Задача нехитрая, - сказал он с наигранным равнодушием, вытирая губы тыльной стороной ладони. - Однако лично я не понимаю ни вас, господин Верлен, ни тебя, Анна. Право, даже расставшись, вы остаетесь прекрасной парой. Что вы нашли в этой московской барышне, Поль? По фотографиям она выглядит сущей конторской... не скажу крысой, но во всяком случае мышкой. А ты, Анна? Творческий человек, знаменитость, счета в банках Канады и Соединенных Штатов... и вдруг по случайной сердечной прихоти начинаешь плести интриги, впутываешь в них Поля, и даже зачем-то меня. Ведь мне придется если не сегодня, то завтра встречаться с вашим Безугловым и слушать его мнение о моем сценарии. Поверьте, что я сделаю это только из уважения к твоему капризу. Тем более, что у этой белой мышки и нашего торговца лесом, кажется, намечался роман?
- Конечно, по красоте ей далеко до Анны, - протянул несколько уязвленный Верлен, - но в ней есть нечто... самоотверженность, преданность, серьезность... Не хочется, чтобы она досталась этому простачку. Что он может ей дать?
- Многое, - вдруг сказала Шахматова с грустью, неожиданной в светской женщине. - Наверное, то же самое, что она могла бы дать ему... если б могла со мной состязаться. Но вряд ли она понимает это. Скорей всего, она просто гоняется за деньгами, за особняком, за машиной. Ты говоришь, Татаринов, что мы с Полем были прекрасной парой? Ты прав. Но свободные отношения надоедают. Я устала от ухажеров, от приемов, от света юпитеров. Хочется чего-то донельзя старомодного. А Иван, к которому ты относишься с таким пренебрежением, может дать любимой женщине то, чего не ценишь ни ты, ни Поль - верность. - В глазах кинозвезды вдруг проступила неожиданная грусть. - Хочется замуж за простого русского человека, такого, как Иван... Думаю, что мы с Полем без труда расстроим счастье этой парочки. Поль куда богаче Безуглова, а я неизмеримо эффектней, чем наша конторская белая мышка.
Таня едва не вскочила от возмущения. Впервые в жизни она столкнулась с таким цинизмом. О ней и об Иване говорили с таким пренебрежением, будто они были вещами! Почему эти трое присвоили себе право распоряжаться их судьбой?
- Напрасно вы все это затеяли, - ухмыльнулся Татаринов, - и Безуглова ты разлюбишь так же, как всех предыдущих.
- Ах, Алексей Борисович, как мне надоел твой вечный скепсис, - недовольно сказала Анна. - Ты еще сравнительно молод, но все человеческое в тебе уже перегорело. Неужели ты не веришь в любовь?
- Нет, - сказал Татаринов. - Я много раз любил, но все эти чувства слишком быстро проходили.
- Ну и что? - удивился Верлен. - При всякой новой любви разве не чувствуете вы нового прилива сил?
- Лучше закажите мне еще водки, Верлен, - лениво протянул Татаринов. - С женщинами слишком много возни... как и с мужчинами, если вы дама, - он отвесил легкий шутовской поклон Шахматовой. - Я устал от рода людского и его проблем. И потому испытываю подъем сил только когда пью, по старой русской привычке... и когда пишу. Даже если приходится сочинять по заказу. Должен сказать тебе, Анна, что я получил двойное удовольствие от работы над этим сценарием.
- Почему? - поинтересовался Верлен.
- Литература нечасто может изменить чью-то судьбу, - Татаринов, развалясь в кресле и закинув ногу на ногу, иронически смотрел на собеседников. Он был в мятой клетчатой фланелевой рубашке, а его невзрачные джинсы были донельзя застираны, словно подобраны на помойке. - Вот вы, Поль, заработав двести тысяч, знаете, что можете мгновенно переменить чью-то жизнь...