Иван-дурак: Очерк русской народной веры — страница 19 из 75

На основе непрерывного речевого круговорота сказка, зарвавшись, мечтает создать некий перпетуум-мобиле, откуда и родились и разошлись по свету все эти безмерные, дразнящие воображение, свивающиеся в кольца, расползающиеся лианами циклы — арабские «Тысяча и одна ночь», индийские «Океан сказаний», — омывающие землю. Раскиданная по лабиринту и смотанная в клубок — дорога. Кольцо, надетое на палец, на неразлучную связь. Завивание венков, хороводов. Сакральная плетенка орнамента, опоясывающая горшок и корабль, не имеющая ни конца, ни начала, с изгороди перенесенная в рукопись, в охранную грамоту книжной вязи, завязанную раньше, в сказке, посреди лаптей и лукошек, рядом с пряжей, с нитью судьбы, с Арахной и Пенелопой…

Сказка — точно лунатик, который боится упасть и разбиться, если его вдруг окликнуть не вовремя. Она словно чувствует, что мы не одни, что кто-то важный идет по мере того, как движется речь, проходит сквозь горы, сквозь стены, перекидывает мосты через пропасти и переправляется по нити, что тянет и вяжет рассказчик — ему на помощь, нам во спасение. Здесь перебили, а там — упадет, застрянет, и что-то важное в нашей жизни провалится и развяжется. Но зато, если сказка сказывается, то и там и здесь все идет на лад. И мы можем спать спокойно, пока она все еще сказывается, и Сова-голова летает, вертя хвостом-головой, и Журавль с Цаплей ходят напеременку свататься, и мочало висит бесконечно на дворе у царя Гороха.

Часть вторая. Язычество и магия в народном быту

Глава первая. Языческие боги Древней Руси

Если сводить язычество на Руси до принятия христианства к каким-то специальным богам, то этот славянский Олимп, к нашему удивлению, окажется весьма скудным и мало вразумительным. Стоит, между тем, все же обозначить как-то эти имена, о которых дошли до нас смутные, противоречивые и не вполне достоверные сведения.

Перун — бог грозы, бог грома и молнии. Почитался покровителем военной дружины и князя. Известно, что за малое время до крещения Руси, в 980 г., киевский князь Владимир воздвиг на холме возле своего двора несколько идолов, в том числе деревянный идол Перуна, голова у которого была серебряная, а усы золотые. Тогда же идол Перуна был поставлен в Новгороде, втором по значению городе после Киева, над рекою Волхов. В момент крещения Руси эти идолы были повержены и преданы поруганию. Идол Перуна привязали к лошадиному хвосту, его волокли по земле и били, а потом сбросили в Днепр. Идол то тонул, то всплывал. Жители бежали по берегу с плачем, провожая Перуна, и молили его всплыть и выбраться из реки, что было бы доказательством его истинности и силы. Но Перун не всплыл. Это было решительным знаком победы христианства над язычеством.

Согласно другой летописной версии, с идолом Перуна в Новгороде произошло некоторое осложнение. Его сбросили в Волхов, он погрузился в воду, а потом всплыл. Тогда человек с моста метнул в него палицу. Но Перун поймал палицу и метнул ее обратно на мост, где толпился народ, и убил несколько человек. Он же, в отместку, навел на новгородцев как бы умственную и нравственную слепоту. С той поры, скорбно говорит летописец, новгородцы каждый год устраивают игрища на этом мосту и, разделившись на две партии, бьются между собой и, случается, кого-то в этих драках убивают. Имеется в виду старинный русский обычай драться на кулачки в виде забавы. И благочестивый летописец, конечно, осуждает эту вредную игру, видя в ней действие бесовской чары. Таким образом, языческий бог Перун в позднейшей, христианской интерпретации трансформируется в черта. Но вот что интересно: идол Перуна, оказывается, в глазах летописца и, по-видимому, не его одного, совсем не мертвое, бездушное дерево, но реальная сила (поэтому он может кинуть палицу и убить) — только менее значительная, нежели у христианского Бога, одолевшего Перуна.

Позднее, в христианизированной народной культуре, положительные функции Перуна как бога грома и молнии были перенесены на Илью Пророка. Это функции страшные (воплощение праведного гнева Божия) и благодетельные (дождь). Согласно народным приметам, на Ильин день (20 июля ст. ст.) всегда бывает гроза. Имя Перуна вычеркнуто из народной памяти. Но в Белоруссии и на Украине еще в прошлом столетии существовала идиома «чтоб тебя перун разразил». А в наше время я сам слышал в Новгородской области, как молнию называют «стрелой». Очевидно, имеется в виду смертельная стрела, которую в грозу мечет с неба на землю воинственный и гневный Перун, слившийся с библейским Ильей Пророком. Это слияние, вероятно, объясняется тем, что Илья Пророк живым вознесся на небо на огненной колеснице. Если он взят огнем, то он и проявляется огнем, в виде всепоражающей молнии.

Перед концом света, накануне Страшного Суда, Илья Пророк вновь явится на землю (поскольку он вознесся живым) и будет убит антихристом. Согласно другой, народной трактовке, перед концом света Илья спустится с неба и на своей колеснице трижды объедет землю, предупреждая о Страшном Суде.

В древнерусской летописи рядом с Перуном поминается Велес (или Волос), именуемый «скотьим богом» — покровитель скота и богатства. Когда в 907 г. князь Олег после военного похода на Царьград заключил с греками мир, то последние целовали крест, а русские по своему обычаю «клялись своим оружием и Перуном их богом, и Волосом богом скота, и утвердили мир»[77].

Ученые связывают Велеса с первобытным культом медведя, который почитался хозяином леса и всех зверей и располагался на границе человеческой и животной природы[78]. С пережитками культа медведя мы встречаемся в народных сказках, где тот представлен не только страшным и злым существом, но иногда и в положительном качестве, как тварь человекообразной породы. Народное объяснение: вы только присмотритесь — у медведя такие же ноги, как у человека[79].

Медведь в сказках способен вступать в брак с женщиной и иметь сына-человека. Существует версия, что когда-то в прошлом медведь был человеком.

Уважительное и доброе отношение к медведю проявляется и в языке, когда медведя ласково величают — Миша, Михаил Иванович, Михайло Потапыч, Михаил Топтыгин. Медведицу звали — Матреной, Аксиньей.

Отзвуки культа медведя сохранились в народных играх и праздниках — с медведем для потехи ходили скоморохи; в карнавально-маскарадных шествиях кто-нибудь наряжался медведем. Из «Жития протопопа Аввакума» известно, что в бытность деревенским священником ему довелось столкнуться с бродячими скоморохами, которые привели в село двух плясовых медведей, и Аввакум их прогнал, маски и музыкальные инструменты поломал и, обладая, очевидно, большой физической силой, одного медведя помял, а второго — отпустил в поле. В этой скоморошьей потехе или, как ее называют, в «медвежьей комедии», Аввакум, будучи человеком строгих и крутых церковных правил, усмотрел бесовское действо, остаток древних языческих представлений о хозяине леса — медведе.

Медведю, как и волку, приписывали свойства оборотня, способность превращаться в человека. В старинном «Словаре русских суеверий» о ведьме, помимо прочего, сказано: «Также когда некоторых медведиц обдирали, то вместо медвежьего мяса под кожею находили бабу в сарафане»[80]. Быть может, здесь просто-напросто реализовано созвучие слов: «медведь» и «ведьма»? Между тем многие языческие божества (в том числе — у славян) носили зооморфные признаки, восходящие к незапамятной древности, к тотемному предку и покровителю рода, племени.

Впоследствии, на христианской почве, Велеса сменил (по созвучию) покровитель скота св. Власий.

Дажьбог (или Даждьбог) — бог жатвы, урожая, бог солнца. Возможно — бог какой-то части славянских племен, введенный князем Владимиром в «общерусский» пантеон. Имя его восходит к молитвенным формулам: дай Бог, подай Боже (ср. в христианской молитве «Отче наш»: «хлеб наш насущный даждь нам днесь»). Параллельно Даждьбогу действовал Ярила (Ярило) — бог плодородия: от него плодоносят земля и все твари. Отсюда связь его имени со словами, обозначающими — весну, буйное созревание хлебов, сексуальную силу. Яр — в значении пыл, жар: «яровое поле», которое засевается весной; «бычок-яровик», «ярка» (молодая корова, телка); «ярый» — сильный, быстрый… Из животных образов русского народного эпоса исследователи сближают с Ярилой — тура (дикого быка, зубра): тур служил символом мужской силы и сопровождался постоянным эпитетом «ярый» («яр тур»). Иногда тура заменяет в сказке олень с золотыми рогами, добыть которого ставится задачей сказочному герою[81].

Крестьянские праздники в честь Ярилы были описаны лишь в XIX веке, когда сами крестьяне — участники этих праздников — не помнили и не могли объяснить, кто такой Ярила. Эти праздники в разных губерниях России, весной или ранним летом, обставлялись по-разному… Иногда Ярила представал в виде соломенного чучела или куклы с преувеличенными мужскими признаками, которую хоронили, сопровождая плачем и смехом, плясками и песнями порой непристойного свойства. Непристойность сопряжена с фаллическим культом, и, в целом, этот праздник Ярилы перекликается с вакханалиями во славу Диониса-Вакха и сопровождался пьянством и распутством. Захоронение в данном случае знаменовало одновременно — зачатие…

Киевский пантеон замыкает женское божество — Мокошь. Она ведала специфически женской сферой труда и хозяйства — прядением. Считалось, что когда все спят, Мокошь в доме садится за прялку. Но пряжа ее имела и более расширительный смысл (мифологическая параллель — мойры, парки, норны, плетущие нить жизни). Мокошь была воплощением ночного и влажного начала. В дальнейшем, с концом язычества, Мокошь на низком, бесовском уровне превратилась в кикимору, на высоком — в Параскеву Пятницу, «бабью святую», как ее звали на Руси, покровительницу женщин.