Иван-дурак: Очерк русской народной веры — страница 35 из 75

На Украине существовала шутливая побасенка, которая построена в форме диалога двух мужиков. Один мужик спрашивает: «А що буде, як Бог помре?» И второй отвечает: «А Микола святый на що?» Если умрет Бог, то на этот непредвиденный случай еще остается в запасе Никола. Разумеется, это сказано с юмором. Но это, вместе с тем, говорит о том, что Никола рассматривался самым старшим и самым близким к Богу святым угодником. Это как бы заместитель самого Бога. И в то же время Никола рисовался в виде скромного, седенького старичка, который в лаптях, с посохом в руке ходит по всей России. Либо сидит под деревом и плетет лапти. Словом, среди всех святых, почитаемых на Руси, Никола не только самый уважаемый святой, но и самый теплый, самый простой. Это вечный странник и вечный работник, это самый трудолюбивый святой, потому что, может быть, наиболее земной и конкретный. Он и ближе всех других святых к Богу, он же ближе всех других к человеку, к мужику.

У святого Николы самое широкое поприще. Он не привязан к какой-то единственной функции. Никола и в земледелии, в урожае первый, и у рыбаков, и среди плавающих и путешествующих. Эта широта деятельности Николы определяется тем, что Никола — это скорый помощник. И само словосочетание «Никола — скорый помощник» — превратилось в устойчивый образ, в постоянный эпитет.

О скорой помощи Николы ходило и ходит по сей день множество рассказов. Даже я слышал историю о том, как помог Никола одному солдату во время последней войны. В момент переправы через Днепр плот, на котором плыл солдат, был взорван. Бедолага оказался в воде и чувствует, что тонет, потому что плыл он во всей амуниции и в тяжелых сапогах, которые тянули его на дно. Тогда он взмолился Николе, и вдруг, в одно мгновенье, почувствовал, что с него прямо в воде кто-то чудесным образом стаскивает сапоги, и в результате он выплыл и остался жив. Короче говоря, стоит призвать Николу в роковую минуту, и он тут же явится и окажет деловую помощь. Притом эта скорая помощь производится в самом широком диапазоне и обращена к самым бедным, к самым несчастным и гибнущим людям.

В отличие от некоторых других святых (например, от Ильи-Пророка) и даже в отличие от самого Христа, образ Николы не несет в себе ничего грозного, страшного. Никола это постоянный милостивец русского народа. Ради проявления милости ему приходится иногда обманывать других святых и самого Христа, настолько в народном сознании Никола живет как воплощенная снисходительность к нашим земным несчастьям и как деятельная, практическая любовь и пособничество в нужде.

В христианской сказке «Илья-пророк и Никола» все начинается с того, что названные святые идут полем одного мужика, который молился Николе, а Ильей-пророком пренебрегал. А Илья-пророк, между тем, владеет громом и молнией, градом и дождем, катаясь по небу на огненной колеснице, и поражает громом и молнией чертей и грешников, попадая иногда и в невиновных, если черти прячутся в их доме. В день Пророка Илии обязательно кого-нибудь убьет молнией. Словом, это не самый добренький святой.

«Вот раз как-то идет Илья-пророк с Николой полем этого самого мужика; идут они да смотрят — на ниве зеленя стоят такие славные, что душа не нарадуется. „«Вот будет урожай, так урожай! — говорит Никола. — Да и мужик-то, право, хороший, доброй, набожной; Бога помнит и святых знает! К рукам добро достанется…“ „А вот посмотрим, — отвечал Илья, — еще много ли достанется! Как спалю я молнией, как выбью градом все поле, так будет мужик твой правду знать, да Ильин день почитать“. Поспорили-поспорили и разошлись в разные стороны. Никола-угодник сейчас к мужику: „Продай, говорит, поскорее ильинскому батьке весь свой хлеб на корню; не то ничего не останется, все градом повыбьет“».

Ильинский батька, очевидно, поп в соседней деревне, где находилась Ильинская церковь, которой Илья-пророк благоволил. Совершается еще несколько пертурбаций, в ходе которых мужик с помощью св Николы богатеет.

«„Э, брат Никола! — догадался Илья-пророк. — Это все ты мужику пересказываешь“. — „Ну, вот выдумал; стану я пересказывать…“ — „Как там хочешь, а уж это твое дело! Ну, будет же меня мужик помнить!“ — „Что ж ты ему сделаешь?“ — „А что сделаю, того тебе не скажу“. — Вот когда беда, так беда приходит! — думает Никола-угодник, и опять к мужику: „Купи, говорит, две свечи большую да малую и сделай то-то и то-то“.

Вот на другой день идут вместе Илья-пророк и Никола-угодник в виде странников, и попадается им навстречу мужик: несет две восковые свечи — одну большую рублевую, а другую копеечную. „Куда, мужичок, путь держишь?“ — спрашивает его Никола-угодник. „Да вот иду свечку рублевую поставить Илье-пророку; уж такой был милостивой ко мне! Градом поле повыбило, так он батюшка постарался, да вдвое лучше прежнего дал урожай“. — „А копеечная-то свеча на что?“ — „Ну, эта Николе!“ — сказал мужик и пошел дальше. „Вот ты, Илья, говоришь, что я все мужику пересказываю; чай, теперь сам видишь, какая это правда!“

На том дело и покончилось; смиловался Илья-пророк, перестал мужику бедою грозить; а мужик зажил припеваючи, и стал с той поры одинаково почитать и Ильин день, и Николин день»[135].

Никола — добрый и милостивый святой, а Илья-пророк — ревнивый и грозный. И безусловно Никола ближе мужику, чем Илья-пророк. И Никола действует куда более умно и расторопно, но чтить нужно обоих.

Персонажи, несмотря на то что оба они святые (т. е. принадлежат к безгрешной, небесной иерархии), ведут себя как самые обыкновенные люди, как простые мужики. Они ревнуют один к другому и соревнуются друг с другом — кто кого пересилит, кто кого перехитрит. Причем Никола, мы видим, перехитрил Илью и несколько раз его обманул. Однако обман и хитрость Николы — во спасение человеку, и потому образ Николы и все сказание проникнуты добрым юмором.

Наконец, мы видим, как просты, как непосредственны и как подчас примитивны взаимоотношения между святыми угодниками и русским народом. Они строятся на взаимной выгоде, по принципу: ты — мне, я — тебе. Святому можно и нужно угодить, поставив свечку. За эту свечку он тебя наградит. Мужик как будто подкупает святого, и в этом проявляется безусловно здравый смысл и практицизм народа, который и сам живет во многом сугубо практическими, хозяйственными интересами, и религию склонен трактовать на свой житейский манер. Потому и святые угодники на Руси, сойдя с небес, ведут себя очень поземному. Однако, с другой стороны, эта примитивность религиозных представлений народа говорит не только о его невежестве или грубости, но и о детской чистоте этой веры. Свеча, поставленная тому или иному угоднику, это материализованный образ веры.

Русский народ не любил отвлеченных рассуждений на богословские темы, а просто — верил, не рассуждая и не вдаваясь в глубину религиозных предписаний. Эта простота и непосредственность веры таила свои опасности — например, извращения христианской веры на языческий лад. Но в этом же заключалась определенная сила и красота народной веры. Потому и возможны были столь прямые и быстрые контакты с небесными силами. Мы порою подсмеиваемся над этими наивными сказаниями и вместе с тем ими любуемся. Как всякий народный примитив, они и смешны и трогательны одновременно.

Итак, Николу, как и всякого другого святого, можно ублажить, поставив ему свечу или усердно молясь на его икону. И это есть проявление веры в него, именно в него, персонально, за что он и платит сторицей. Или — как пелось в духовном стихе об одном благочестивом человеке:

Он веровал в святого Миколу,

В святого Миколу чудотворца[136].

И, соответственно, Микола сделался как бы патроном этого человека и помог ему в трудную минуту. Отсюда и восхваления в его честь:

Егда кто Николая любит,

Егда кто Николаю служит,

Тому святой Николае

На всякий час спомогае.

Николае![137]

Однако, вступая в своего рода материальную сделку с Николой, русский человек понимал, что Николу нельзя обманывать и сделка эта не должна служить безнравственным целям. В одной легенде рассказывается о человеке, который промышлял обманом и воровством и всякий раз, обделав какое-нибудь дельце, ставил в церкви свечку Николе. В результате ему всегда везло в воровстве и в мошенничестве. Но вот однажды его заприметили и бросились в погоню. Выбежал он в поле, за село, бежит по дороге, а навстречу старичок нищенского вида. Спрашивает: куда бежишь?

«— Ой, дедушка, выручи! Не дай пропасть, схорони: настигнут, животу не бывать.

— А ложись, — говорит старик, — вона в ту канавку.

Вор лег в канавку, а там дохлая лошадь валяется. Он и спрятался под ней, закопавшись в падаль. Погоня пробежала мимо, не заметив. Вор вылез из канавы, а на дороге тот же старичок стоит и спрашивает:

— Что, Ипат, хорошо тебе было в сырости-то лежать?

— Какой, дедушка, хорошо, — чуть не захлебнулся!

— Ну, вот, видишь, захлебнулся! — сказал старик и стал такой строгий, — а мне, как думаешь, от твоих свечей слаще? Да свечи твои, слышишь, мне, как эта падаль!»[138]

Эта притча — «Свеча воровская» — гласит, что Никола (так же как другие небожители) нуждается не во всяком подношении, на манер языческих идолов, но в подношении, произведенном от чистого сердца и на основаниях христианской нравственности. И вместе с тем примечательно, что, прочитав вору строгую мораль и показав ему наглядно, что такое «воровская свеча», т. е. свеча, поставленная на неправедные деньги, Никола тем не менее помог ему избежать смертельной опасности. Потому что Никола верен тем, кто в него верит.

Но особенно Никола добр по отношению к бедному люду и не щадит себя, стараясь помочь в беде. На этот счет имеется удивительно поэтическая легенда, связанная также с другим святым — Касьяном. Как в паре с Ильей-пророком, который грозен и ревнив, ярче выявлялась мягкость, добрая расторопность и изворотливость Николы, так и здесь, в паре с Касьяном, нагляднее выступает отзывчивость Николы и его готовность помочь. Дело в том, что Касьян занимает исключительное положение в ряду других святых. Если Никола самый любимый на Руси святой, то Касьян — самый нелюбимый. И у него есть постоянный эпитет — немилостивый. В некоторых областях даже имя Касьян считалось позорным. Народ боялся Касьяна, поскольку считалось, что у Касьяна недобрый, дурной глаз. «Касьян на что ни взглянет — все вянет», — говорили в народе.