В «Лезвии бритвы» тема гипноза звучит остро. Читателям памятен эпизод, когда Гирин применяет мысленный приказ по отношению к Симе и раскаивается в этом. Внушение в отношении доктора Дерагази оправдано ситуацией: клин клином вышибают. Случай с врачом-хирургом, который долго копался в ране, причиняя ненужную боль пациенту, заставляет Гирина признаться Симе: «Я редко пускаю в ход внушение, но без него мне было бы не сломать брони наглости и лжи, в которую одеваются такие субьекты».
Параллели налицо.
Из повести Е.М. Величко мы узнаём, что героя крайне интересовала проблема лечения раковых больных, и в народной медицине такие способы были известны. Заболевание лётчика из «Лезвия бритвы» было вылечено с помощью нескольких сеансов внушения, как и следующий случай, о котором сейчас пойдёт речь.
В первой части «Лезвия бритвы» есть сюжет, в котором описывается диагностирование юноши, попавшего в больницу с подозрением на вильсонову болезнь. Осматривая больного, Гирин предположил не наследственность заболевания, а его психическую основу: «Крайняя, каталептическая фаза истерии, а не коматозный эффект тяжкого заболевания».
Гирин добивается, чтобы врачи расспросили родителей юноши о периоде, предшествующем заболеванию, и узнают: «Перед заболеванием мальчик был очень угрюм, молчалив, но ни в чём не признавался родителям, не подтвердил ни одного предположения матери: несчастная любовь, плохая компания и тайная болезнь…» Вывод: заболеванию предшествовал период депрессии.
Описание общения непрошенного доктора с лечащим врачом и заведующей отделением звучат как сцены из повести «В поисках истины», даже стилистика близка. В ней тоже есть сюжет, где врачу приводят подростка с тяжёлым заболеванием, врач отменяет всё лечение, назначенное прежде, и подросток выздоравливает.
Евгения Михайловна рассказала историю из жизни её пасынка Александра, сына Сергея Алексеевича. Он учился в институте и был влюблён в одну девушку, считавшуюся его невестой. Она была из армянской семьи, дочь заместителя министра. Приходила к ним в гости, ездила на дачу, вместе встречали Новый год. Но когда выяснилось, что Александра по распределению направляют в сельскую больницу, она тут же вышла замуж за другого. У юноши была глубокая депрессия, неделю он не разговаривал и не выходил из комнаты. Евгения Михайловна ухаживала за ним. Постепенно душевные силы вернулись к нему. Когда же оказалось, что способного студента оставили «в академической люльке», на кафедре, эта женщина, уже будучи замужем, настойчиво, но тщетно пыталась восстановить отношения.
В повести «В поисках истины» молодая фельдшер Женя говорит главному герою врачу Каплину:
«– А знаете, Сергей Владимирович, я наблюдаю (она так и сказала: «наблюдаю») и вижу, что вы оригинально походите к больному.
– То есть как – оригинально?
– Ну так: цепляетесь за каждую мелочь, точно чего-то ищете, на что больной не жалуется. А потом сразу делаете заключение. Я вот никак не могу догадаться: в чём дело?
– Очень просто, – ответил Сергей. – Я заметил, что больные не всегда умеют толково рассказать о своих страданиях. Если послушать их и поверить на слово, то, бывает, и не всегда поймёшь, чем же они больны. Поэтому надо найти в каждой болезни ведущий симптом, так сказать, основное звено, уцепиться за него и вытащить всю цепь.
Но отыскать этот ведущий симптом иногда бывает очень трудно. Надо угадывать и видеть больше того, что говорят больные. Надо умело и тонко расспрашивать и обследовать больного».
Слова доктора Каплина могли бы стать манифестом врача-гуманиста, для которого медицина – не сумма технологий, а искусство познания человека. Под ними смело мог бы подписаться и герой Ефремова доктор Иван Гирин.
В молодости Мухин работал в районной больнице Тульской области, ездил по деревням, лечил крестьян. Возможно, случай номы, встретившейся молодому Гирину, был рассказан ему именно Мухиным.
Если посмотреть на биографии Мухина и Гирина, можно найти в них много общего. Мухин с 1939 года заведовал военным госпиталем, диагностировал и лечил сложные случаи.
Женой Мухина, как и женой Гирина, стала женщина значительно моложе его. И по характеру он был таким же, как Гирин: наблюдательным, внимательным к людям, особенно к больным, и в то же время несговорчивым в том, что касается принципов жизни. Так, в 1938 году Мухин защитил диссертацию, но ВАК не утвердила её, так как руководителем темы был Д.Д. Плетнёв, объявленный «врагом народа» и отданный под суд. Выход Мухину предложили такой: найти нового руководителя, заново провести апробацию и ещё раз защитить ту же диссертацию. По сути – предать своего руководителя. Сергей Алексеевич отказался, ему пришлось оставить академическую науку и обратиться к частной практике.
Герой повести «В поисках истины» лишается работы из-за доноса, поступившего на него от завистника. В самом начале «Лезвия бритвы» Гирин, на которого тоже были написаны кляузы, в неприятном разговоре о трудоустройстве говорит, что ещё Лев Толстой упрекал русскую интеллигенцию в «неистребимой склонности писать доносы»… Гирин рассказывает собеседникам об одном древнеегипетском архиве, в котором нашли тысячи доносов и кляуз.
Дом Мухиных была сосредоточием гуманизма и творчества. В зале стояло старинное пианино. Хозяева не играли сами, но музыка в доме звучала постоянно. Играла Анна Даниловна Артоболевская, друг семьи, ровесница Сергея Алексеевича. До войны она жила в Ленинграде, окончила консерваторию, преподавала, выступала с сольными концертами. Эвакуированная из блокадного Ленинграда, она оказалась в больнице. Доктор Мухин поставил её на ноги, и она стала близким другом семьи. В Москве Артоболевская преподавала в Московской консерватории и Музыкальной школе им. Гнесиных, с 1944 года в Центральной музыкальной школе при Московской консерватории.
В «Лезвии бритвы» герои, как в доме Мухиных, разговаривают о музыке, играют на пианино. Обсуждают музыкальные произведения – и классические, как «Элегия» Рахманинова, и современные, только что созданные, как «Эгле, королева ужей» Бальсиса. На пианино играет и сам доктор Гирин.
Брак Евгении Михайловны и Сергея Алексеевича продлился до 1962 года. Собранная ими коллекция картин была передана безвозмездно художественному музею города Горловка. Дача в Пушкине отдана под детские ясли. Особняк с садом они передали государству с двумя условиями: первое – чтобы там сделали детский сад, второе – чтобы им выдали по квартире. Через два года после этого особняк снесли, в новом доме, который построили на этом месте, на первом этаже открыли детский сад (Малый Власьевский переулок, д. 7).
«Лезвие бритвы»
Пятьдесят лет прошло с тех пор, как опубликован роман «Лезвие бритвы». Сразу после издания в газетах и журналах возникло множество отзывов о нем, письма шли непрекращающимся потоком. Но – увы! – за полвека так и не появилось обстоятельного литературоведческого исследования. «Туманности Андромеды» и рассказам повезло чуть больше – о них успели подробно написать в книге «Через горы времени» Е.П. Брандис и В.И. Дмитревский.
За первым изданием романа читатели буквально гонялись, в библиотеках выстраивались годовые очереди. На чёрном рынке экземпляр стоил 30-40 рублей – огромная сумма, треть зарплаты молодого инженера! Счастливым обладателям книги завидовали. В середине семидесятых желание прочитать и перечитать роман не иссякло; в конце восьмидесятых, в годы массового прорыва информации, когда тиражи Ефремова стали исчисляться миллионами, «Лезвие бритвы» мгновенно покидало полки магазинов.
Книгу стремились прочитать и школьники, и зрелые учёные. Авиаконструктор П. В. Цыбин рассказывал о Королёве: «Дома у Сергея Павловича… я видел и книги И. А. Ефремова. Однажды Сергей Павлович неожиданно вышел ко мне с книгой – это было “Лезвие бритвы” – и спросил меня: “Ты читал эту книгу?” Я говорю: “Нет, не читал”. – “Обязательно прочти! Здесь есть над чем подумать”»[259].
Отзыв неудивительный, если учесть отношение Главного Конструктора к точности и красоте. Если рабочий при сварке делал прочный, но неровный шов, то Королёв требовал исправить его, сделать приятным глазу. Это была не причуда, но выстраданное жизнью понимание: в некрасивом чаще таится скрытый дефект, порой имеющий значение лишь во взаимном усилении с другими, незначительными, казалось бы, небрежностями. В целом же ослабляется вся структура.
Роман, сыгравший огромную роль в самоосознании общества, повлиявший на каждого своего читателя, обязательно должен быть осмыслен. Это ещё предстоит сделать – в нашей книге мы дадим лишь краткий очерк.
«Лезвие бритвы» – творческий эксперимент, в котором три сюжетные опоры – русскую, итальянскую, индийскую – замыкает встреча всех главных героев в Индии. Ефремов, безусловно, в выборе сюжетов и антуража ориентировался в первую очередь на современную ему молодёжь – в массе своей детей войны, многие из которых вынуждены были работать, часто не имея материальной возможности продолжать образование, рвались в институты, мечтая двигать страну вперёд. Многие приезжали в города из деревень, стремились к знаниям и упорно искали их. Этих людей и видел перед собой Иван Антонович, создавая масштабное полотно, по которому пролегали маршруты его героев. Чтобы облегчить восприятие сложного теоретического материала, ради которого задумывалась книга, он выбирает форму приключенческого романа.
Попробуем поставить себя на место молодых людей начала шестидесятых годов. Тогда в «Лезвии бритвы» практически каждая страница окажется для нас ошеломляюще новой – причём на всех уровнях восприятия.
Для начала возьмём итальянскую линию.
Иван Антонович переписывался с многочисленными зарубежными друзьями, принимал их у себя в гостях, получал из-за границы журналы – одним словом, он достаточно хорошо представлял себе мир западного капитализма, отделённый в те годы от СССР холодной войной и железным, лишь изредка приподнимающимся занавесом. Среду западных актёров и художников, почти совершенно не знакомую советскому читателю, но безумно притягательную, он и выбрал для изображения. Яхта «Аквила», принадлежащая знаменитому актёру Иво Флайяно, «мисс Рома» – его богемная подруга