Не один Гриф Рифт испытывал серьёзные сомнения. Обратим эмоциональный накал переживаний Эвизы в её разговоре с Фай на наше общество. Дети алкоголиков и наркоманов стали привычным явлением. Все мы постоянно сталкиваемся с противоречиями, о которых с горечью говорит Эвиза.
Испорченная психология и генетика не смущает землян. Они понимают, что здоровые гены существовали миллионы лет. Динамика же психических процессов – отнюдь не намертво отлитые сущности. Координировать эти процессы достаточно легко при помощи воспитания и упражнений, если есть осмысленная понятная цель. Однако при отсутствии веры в лучшее будущее цель мельчает и теряется, последним прибежищем человека становится сектантская убеждённость в сверхъестественном. Человек заговаривает самого себя, бессмысленно повторяя шаблонные формулы, перемещает всю свою энергию в самые поверхностные слои психики. Тогда малейшее сомнение в принятой им формуле спасения становится невозможно, потому что это обнажает глубочайшую опустошённость личности.
Ефремов утверждал первостепенную роль творческой, насыщенной фантазии. Насыщение ноосферы светлыми образами – шаг на пути к выходу из инферно.
«Величайшее могущество фантазии! В голоде, холоде, терроре она создавала образы прекрасных людей, будь то скульптура, рисунки, книги, музыка, песни, вбирала в себя широту и грусть степи или моря. Все вместе они преодолевали инферно, строя первую ступень подъёма. За ней последовала вторая ступень – совершенствование самого человека, и третья – преображение жизни общества. Так создались три первые великие ступени восхождения, и всем им основой послужила фантазия.»
Конечно, речь идёт не об отвлечённом, бездеятельном фантазировании а-ля Манилов. Мечта учёного или художника окрыляет, окутывает резкие грани безжалостного мира чарующей дымкой таящихся возможностей, заставляет понимать, что современное положение вещей не окончательно, что потенциал будущего не исчерпан.
Разговаривая с предводителем тайного общества «Серых Ангелов», Фай Родис вынуждена говорить и о границах самого грубого воздействия, и это тоже, являясь перефразированием Живой Этики, имеет огромное значение для жизненной практики обычного человека: «Нельзя уничтожать зло механически. Никто не может сразу разобраться в оборотной стороне действия. Надо балансировать борьбу так, чтобы от столкновения противоположностей возникало движение к счастью, восхождение к добру».
Отрешение, сосредоточение, познание – три шага к подлинному познанию, к мудрости. Всё это взято Ефремовым из мистических практик востока, но на самом деле описывает любую качественную работу по преобразованию себя и мира – подобно тому как Сима Металина оказывается с точки зрения индусов хатха-йогом высокого уровня. Знающий человек не озлобится в процессе многотрудной борьбы, говорит Фай, потому что тогда потеряют смысл все его прошлые достижения. Это ли не беда современности с её жестокими потрясениями, когда с трудом полученный опыт настолько меняет человека, что уже не может быть плодотворно приложен к реальности?!
Ничего нет более могучего, чем люди, соединённые доверием, пишет Ефремов. Вера, о которой здесь говорится, неотделима от знания. Убеждённость в собственной компетентности может возникнуть только вследствие глубокого знания своих возможностей, иначе это незрелая и опасная эйфория, которую жизнь обрушит, отяготив и озлобив человека. Доверие к другому – следствие общности целей и убеждений, умение видеть и понимать всего человека, а не одну-две поверхностные черты.
Всякое недоумение может быть разрешено исключительно познанием – это одно из центральных представлений философии будущего. Но познание многолико. Прежде всего оно включает в себя историю вопроса. Планировать и строить будущее можно только на основе понимания настоящего. Настоящее же возникло не само по себе, а явилось результатом долгого пути. Знание истории в широком смысле слова, включающее в себя и палеонтологию, геологию и космологию, – обязательно для интеллигентного человека. Как можно говорить о судьбе человека, ничего не зная о нём и его семье? Как можно говорить о судьбе страны, не зная её прошлого? Как можно говорить о судьбе человечества, не зная путей эволюции?
Сочетание различных сторон познания даст целостную картину мира. Уже сейчас мы знаем о фазах существования этносов Гумилёва, циклах солнечной активности Чижевского, экономических ритмах Кондратьева, вертикали Снукса-Панова, открытиях трансперсональной психологии…
Вселенная необъятна. За полвека, прошедшие с первого космического полёта, мы не побывали даже на ближайших планетах – что же говорить о сложностях их освоения! Необходимо отчётливое понимание, что открывающиеся просторы космоса будут доступны ещё не скоро. Прежде чем отправляться путешествовать, надо привести в порядок собственный дом, иначе это будет бегство, подобное бегству предков тормансиан. Всё должно иметь свою цель, всякое достижение не самоценно. Вот почему Фай Родис отказывает высокопоставленному «змееносцу», желающему узнать тайну долгой жизни.
Характерно, что Ефремов, сам будучи замечательным учёным и посвятивший науке будущего столько вдохновенных строк, вкладывает в уста своих героев совершенно особое объяснение роли науки в обществе. Постоянно сталкиваясь с самомнением и косностью в учёном мире, он понимал, что наука должна претерпеть кардинальные изменения, чтобы в полной мере соответствовать своему должному образу. Такая позиция – не противоречие, а твёрдое понимание меры любой увлечённости.
Вспомним первое выступление Вир Норина: «Наука не знает и не может знать всей необъятности мира. И вера в то, что она уже нашла решение всех проблем, приведёт к катастрофе. Так могут думать лишь ослеплённые догматизмом или некритическим энтузиазмом люди… Наука будущего должна стать не верой, а моралью общества, иначе она не заменит полностью религии и останется пустота. Жажда знаний должна заменить жажду поклонения. ‹…› Даже самые важные научные теории в духовно-моральном отношении находятся на уровне мышления каменного века, если не будут переведены в сознательную мудрость человеческой морали, подобно тому как многие открытия были пророчески предвидены в индийской и китайской древней философии…
Когда-то и у нас на Земле велось множество дискуссий по миллионам вопросов, издавались миллионы книг, в которых люди спорили со своими противниками. В конце концов мы запутались в тонкостях семантики и силлогизмов, в дебрях миллионов философских определений вещей и процессов, сложнейшей вязи математических изысканий. В литературе шёл аналогичный процесс нагромождения изощрённых словесных вывертов, нагромождения пустой, ничего не содержащей формы.
И раздробленное сознание в тенётах этих придуманных лабиринтов породило столь же бессмысленные фантастические творения изобразительного искусства и музыки, где все достоверные черты окружающего мира подверглись чудовищной дисторсии. Добавьте к этому, что шизоидная трещиноватая психика неизбежно отталкивается от реальности, требуя ухода в свой собственный мир, мир порождений больного мозга, и вы поймёте силу этой волны в историческом пути человечества Земли. С тех пор мы опасаемся изощрённых дискуссий и избегаем излишней детализации определений, в общем-то ненужных в быстро изменчивом мире. Мы вернулись к очень древней мудрости, высказанной ещё в индийском эпосе “Махабхарата” несколько тысяч лет назад. Герой Арджуна говорит: “Противоречивыми словами ты меня сбиваешь с толку. Говори лишь о том, чем я могу достигнуть Блага!”»
Разговор не получился. Чтобы уподобиться Арджуне, необходимо смотреть в суть вещей, иметь внутренние силы и готовность увидеть то, от чего непроизвольно отводится взгляд менее мужественного человека.
Мы уже говорили о парадоксах искривлённой психологии. Но трудно промолчать, вспомнив образчики современного «искусства», с полным правом занимающего выставки и целые залы в музеях: груды искорёженной арматуры, бессодержательная мазня на газетной бумаге, рядом с которой, ничем не отличаясь, располагаются подобные же «творения» животных, грубые оковалки камня, претендующие на то, чтобы называться скульптурами…
Разговаривая через несколько дней с самоуверенными физиками, Вир Норин сознательно сбивает спесь с зарвавшихся интеллектуалов, используя ещё более резкие формулировки: «Даже если не требовать истин, основанных на непротиворечивых фактах, наука даже в собственном развитии необъективна, непостоянна и не настолько точна, чтобы взять на себя всестороннее моделирование общества…»
Этот поразительный вызов науке не раз приводил в смущение читателей кажущейся непоследовательностью. Крупный учёный, прославивший науку до того многократно, вдруг резко говорит обратное. Но противоречие мнимо. Отношение к науке своего времени писатель скопировал в роман, говоря о науке тормансианской. Помимо чисто эмоциональных личных моментов («взять пулемёт, встать у выхода из Академии наук и решать вопрос персонально», – так порой говаривал Иван Антонович), писатель понимал, что наука – лишь один из путей познания мира.
Человек, неспособный понимать мир без дорогостоящих экспериментов и стерильных лабораторий, не может помочь в гуманном обустройстве жизни. Спираль познания должна скручиваться, неизбежно приводя к единству качества при необъятном разнообразии количества. Умение наблюдать и тонко чувствовать окружающее – основа для овладения любой специальностью.
Лишь в конце Вир Норин говорит о том, о чём надо было, судя по всему, говорить с самого начала – об изменениях психологии мировосприятия, от которого зависит выбор целей, средств исследования и готовность осознавать те или иные факты. Он проводит прямую аналогию между психофизической мощью познающего и возможностью составить адекватную картину мироздания. Есть определённый рубеж познания, для преодоления коего требуются особые условия внутреннего развития. Экстравертное исследование, характерное для западной науки, должно быть дополнено интроспективным методом востока. Это не означает отвлечённых размышлений и созерцаний, это означает непременное овладение гигантскими ресурсами психики, развитие экстра