Г. Г. Пермяков, он же Ланин. Писатель, да. Но при этом – личный переводчик последнего китайского императора Пу И. На закрытых объектах бывал.
П. Ф. Беликов – написал биографию Н.К. Рериха, который долгое время считался английским шпионом. К тому же Беликов переписывался не только со всеми Рерихами, но и с их представителями в Нью-Йорке.
Б. Л. Смирнов – не только переводчик «Махабхараты», но и нейрохирург, ставивший опыты по непосредственной передаче мысли.
В. И. Дмитревский – до войны за границей работал и осуждён был как враг народа. Правда, реабилитирован, но ведь сидел!
В. Д. Иванов – писатель, оно конечно, Древняя Русь. Только вот его роман «Жёлтый металл» был изъят из продажи: тема нелегальной добычи, скупки и перепродажи золота в СССР вызвала жуткий скандал в партийном руководстве. И от «Русского клуба», членом которого он состоял, национализмом попахивает…
Иван Антонович хорошо знал, что такое Лубянка. Не случайно в романе «Лезвие бритвы» появляется образ «геолога-эксплуатационника». Но писатель не мог даже предугадать, что удостоится посмертного обыска.
Имя Ефремова стали изымать из печатных работ; из палеонтологических докладов исчезли упоминания его трудов. Журнальные некрологи сняты. Два доклада об Иване Антоновиче на предстоящей конференции по тафономии запрещёны. Внутренний цензор усомнившихся и испугавшихся был настороже. Даже из кроссвордов вымарывалось имя ставшего вдруг неугодным писателя.
В январе 1973 года оказалось, что фамилия Ефремова во всех каталогах подписных изданий аккуратно заклеена, подписка на собрание сочинений прекращена (в итоге она так и не состоялась). Почти все друзья, ученики, знакомые перестали звонить и навещать квартиру Ефремовых. Остался едва ли десяток близких…
В мае 1973 года Таисия Иосифовна писала Анатолию Фёдоровичу Бритикову в Ленинград: «Я уверена, что не “нелепое недоразумение”, а скорее гнусная подлость скоро выяснится. Ивана Антоновича имя не смогут запачкать, как бы завистники и клеветники этого не хотели. Читатели не дадут его в обиду, слишком много добра и света даёт он своими книгами. Я это увидела 22 апреля – в день его рождения. Ему принесли много великолепно красивых цветов, а ещё больше – благодарности. Видимо, кому-то показалось, что у него мало популярности. Теперь, кто и не читал его, обязательно прочтёт. Грустно, конечно, что мне пришлось во многих людях разочароваться. Вы единственный из ленинградцев, т. е. литераторов, кто написал мне после всего этого. Спасибо Вам большое. А читатели не оставили меня в моём горе. У меня появились новые друзья, верящие в Ивана Антоновича и его будущее.
Сегодня я отвезла в “Молодую Гвардию” “Таис Афинскую”. Должны выпустить её в этом году. Вот и ответ на мои письма и письма читателей»[341].
В июне 1973 года вдова отправилась в Ленинград, чтобы исхлопотать место для могилы мужа на кладбище в Комарове. Когда разрешение было получено, Таисия Иосифовна похоронила урну с прахом.
Иван Антонович завещал часть праха развеять у берегов Греции, и, если удастся, над озером Иссык-Куль, где побывал в 1929 году, – в восточной части этого озера могила Николая Михайловича Пржевальского. Первое пожелание выполнить удалось.
Таисия Иосифовна отважно вела борьбу за честное имя мужа, звонила и писала в Совет Министров А.Н. Косыгину, в прокуратуру по надзору за следствием КГБ, в Московское отделение КГБ.
Таисия Иосифовна рассказывала:
«В 1974 году, 4 марта, в понедельник, в Ленинграде должна была открыться юбилейная сессия, посвящённая тафономии. Должны быть два доклада: М.В. Куликов – о тафономии, Л.И. Хозацкий – доклад об Иване Антоновиче. В пятницу вечером, 1 марта, мне позвонил Куликов и сказал, что открытая сессия состоится, но два эти доклада об Иване Антоновиче сняты. В программе сессии доклады и имя Ефремова были не зачёркнуты, а выбелены. И все выступления были без имени автора “Тафономии”.
В это же время вышла книжка Г. Г. Мартисона «Загадки пустыни Гоби», где начальником палеонтологической экспедиции ПИН стал директор института Ю. А. Орлов, а имя Ефремова вообще отсутствовало.
Утром 4 марта я позвонила в КГБ, разговаривала с В.В. Каталиковым и рассказала о Сессии ВСЕГЕИ и о снятии докладов. Каталиков сказал, что КГБ не имеет к этому отношения. И это перестраховка. Тогда же он сказал, что я могу писать наверх, ссылаясь на них. Вот тогда я написала Брежневу. Взятые при обыске вещи мне вернули позже, летом, со словами, что мы де Ивана Антоновича ни в чём не обвиняли и не обвиняем, и в самых высоких инстанциях можно на это ссылаться».
На письмо Л.И. Брежневу из центрального комитета партии пришёл ответ: всё разобрано, все недоразумения будут сняты. Буквально на следующий день позвонил директор издательства «Молодая гвардия» В.Н. Ганичев – вновь запускают подготовку трёхтомника. Это была победа.
Таисия Иосифовна долго раздумывала о проекте памятника на могиле мужа. Старые ленинградские друзья – художница Ирина Владимировна Вальтер и пианистка Алла Петровна Маслаковец – считали, что памятник должен отражать многогранность личности Ефремова. Таисия Иосифовна стала ходить по кладбищам – смотреть, какими бывают памятники, и вспомнила пустынный многогранник, который Иван Антонович привёз из Монголии. Если увеличенную копию его высечь из лабрадорита – благородно-чёрного, с радужным сиянием синего – любимого цвета Ефремова… В этом помог товарищ Аллана.
Светлый сосновый лес возле станции постепенно, при движении в глубь кладбища, переходит в строгий еловый сумрак. Памятник лаконичен и выразителен[342]. Из гранитной плиты словно вырастает небольшой кристалл, блестящий чистыми гранями. Надпись проста: «Иван Ефремов. 1907 – 1972».
В 1975 году «Молодая гвардия» выпустила первые два тома собрания сочинений – тиражи по 200 тысяч экземпляров, в 1976 году вышел третий том и – в серийном оформлении, но без номера тома – роман «Таис Афинская», тираж которого в 100 тысяч был мал для огромной страны (вскоре последовали допечатки тиража). В 1980 году в таком же оформлении был выпущен том с гобийскими заметками – «Дорога ветров». Лишь одна книга пока не переиздавалась – «Час Быка».
В октябре 1976 года, перед празднованием семидесятилетия писателя, в Московской писательской организации была создана Комиссия по творческому наследию Ефремова, председателем стал А. П. Казанцев, членами избрали П. К. Чудинова и Е. П. Брандиса. Евгений Петрович был удивлён, почему в неё не включили Дмитревского, хотел с помощью этой комиссии возобновить хлопоты об издании исправленной и дополненной книги «Через горы времени». Однако выпускать её без упоминания «Час Быка» было бы нечестным, но на этом романе лежало табу.
Весной 1977 года в Союзе писателей СССР торжественно отметили семидесятилетие Ефремова. Хотя сам Иван Антонович и чуждался пышных празднований, но сейчас юбилей приобретал особый смысл. Это не было возвращением писателю доброго имени – Ефремов этого имени никогда не терял. Это было победой его друзей и читателей над собственными страхами, заставившими многих несколько лет не упоминать Ефремова, восстановлением веры в светлый мир будущего, который он описывал. Заседания проходили в разных городах, залы были полны, и Таисия Иосифовна, скромно остававшаяся в тени, радовалась, слыша добрые слова в адрес мужа.
Много для сохранения памяти писателя сделали советские космонавты, особенно Владимир Александрович Джанибеков и Георгий Михайлович Гречко.
Таисия Иосифовна привела в порядок бумаги, собрала и сдала с помощью А.Ф. Бритикова рукописи и большую часть читательских писем в Пушкинский дом РАН, в созданный ещё при жизни писателя Личный фонд И. А. Ефремова (Ф. 681). Путь Ефремова в науку начинался на Васильевском острове, на Тучковой набережной: Геологический музей располагался в доме номер два, первом здании справа от Биржи. В доме четыре, следующем за ним, в здании бывшей петровской таможни, где сейчас размещается Пушкинский дом, хранится его архив.
Через «Литературную газету» Таисия Иосифовна обратилась к многочисленным корреспондентам Ефремова с просьбой выслать ей копии его писем. Систематизировала и сохранила значительную часть переписки с коллегами, друзьями, редакторами, литературоведами, иностранными учёными-палеонтологами и славистами – более 1200 писем[343].
«Таис Московская» выполнила основные пункты завещания мужа. Уже в начале XXI века она разрешила опубликовать рассказ «Каллиройя» и повесть «Тамралипта и Тиллоттама», которые ждали своего часа несколько десятилетий.
После смерти Ивана Антоновича ей пришлось пойти на службу: нужны были деньги на жизнь, кроме того, по закону нельзя было быть безработной. Стаж у неё по трудовой книжке к 1972 году насчитывал всего семь лет, и при наступлении пенсионного возраста она могла рассчитывать лишь на минимальную пенсию. По совету Елены Дмитриевны Регель Таисия Иосифовна поступила в Институт морфологии животных Академии наук, в лабораторию эмбриологии, основанную И.И. Шмальгаузеном. Став лаборантом, она готовила препараты для исследований Н.С. Лебёдкиной и И.М. Медведевой. Однако через некоторое время возникла возможность заняться секретарской работой – в Институте физики Земли, в отделе В. И. Кейлиса-Борока. Институт возглавлял академик М. А. Садовский, однокашник Ивана Антоновича, с которым они в Петроградской школе вместе показывали ученикам диафильм о палеонтологии. Он приказом разрешил Таисии Иосифовне работать на дому. Под начальством В.И. Кейлиса-Борока она оставалась и после 1989 года, когда он создал Международный институт прогноза землетрясений и математической геофизики. На пенсию вышла в 1999 году.
После развала Советского Союза страна переживала тяжёлые годы. Нелегко было и Таисии Иосифовне, однако она не продала ни одной книги из библиотеки мужа, ни одной ценной вещи.