Иван Ефремов. Издание 2-е, дополненное — страница 156 из 161

[362]. Устремлённый в космические дали, но и забирающий в свои визионерские странствия всё будущее человечество, всю Землю – «Землю страдания и Землю любимую». Любимец женщин, не растворившийся в волнах слепого обожания, но поднявший отношение к женщине на небывалую высоту ответственности и понимания. Он гнёт руками подковы и пытается постичь феномен ясновидения.

В полной мере этот человек – гениальный самоучка сродни Ломоносову. Он самостоятельно выучился читать, в 13 лет был уже демобилизованным красноармейцем, прошедшим через обстрелы и бои, получившим контузию; пять классов школы закончил за два с половиной года. В 14 лет наглый подросток, вчерашний беспризорник и «сын полка» производит неизгладимое впечатление на профессора П. П. Сушкина и получает возможность идти в познании своими путями. В 16 лет он в Японии с возлюбленной-японкой. В 17 лет – и капитан катера на Каспии, и исследователь обширных территорий ради создания заповедника. Его манит море, но знаменитый капитан Д. А. Лухманов благословляет его на путь учёного. В 19 лет Ефремов совершает открытие, за которые спустя годы получит диплом знаменитого Линнеевского общества. Он возглавляет экспедиции в самые труднодоступные места Советского Союза, намечает трассу для будущего БАМа, ищет и находит золото, закрывает последние белые пятна на карте СССР. Фактически – завершая своими походами эпоху русских землепроходцев, начавшуюся с Ермака…

Свой путь в науке приводит к неслыханному – степень кандидата биологических наук присваивается ему за два года до получения диплома о высшем образовании! Ефремовская тафономия – синтез геологии и палеонтологии. Теория с блеском поверена практикой, найдены крупнейшие захоронения динозавров в Монголии. Снова диалектическое взаимодействие противоположностей – в полном соответствии с творчеством русских космистов, создавших такие отрасли знания как биогеохимия (В. И. Вернадский) или гелиобиология (А. Л. Чижевский).

Ефремов – практик. На кончиках его пальцев сотни миллионов лет. Поэтому его теории жизненны, это не плод абстрактных рассуждений кабинетного учёного. Он изучает эволюцию жизни и неожиданно делает выводы в стиле Л. С. Берга, чей фундаментальный труд «Номогенез» об инвариантности биологической эволюции и предварении признаков ляжет одним из краеугольных камней в только формирующиеся тогда идеи Ефремова о космической конвергенции разума. Но не забудет он и про Дарвина, не раз упомянет его в своих романах. Берг и Дарвин – тоже противоположности, сплавленные в тигле исследовательского духа Ефремова.

К концу 40-х годов перед нами – один из крупнейших палеонтологов планеты, чьи харизма руководителя и мужское обаяние неудержимы.

И вдруг – литература. Литература с совершенно новой концепцией: «приключения мысли»! Знаменитая «диалектика души» Л. Н. Толстого, равно как и «подполье» Ф. М. Достоевского, отражали важнейший этап становления индивидуальной рефлексии, первого проникновения в глубины бессознательного, предвосхищая эпоху неклассической науки – Эйнштейна, Юнга, Шпенглера. На этом фоне «приключения мысли» Ефремова подняли планку до уровня нарождающейся сейчас постнеклассики с её синергетическими воззрениями, квантовыми и трансперсональными взглядами на человека. Творческая мысль у писателя предстала во всей непрерывной динамике и пылком развитии – по сути дела, отдельным персонажем, скелетным каркасом произведений. Эзотеричность этого феномена ещё не осознана ни филологами, ни психологами, ни философами. Следует понимать: втянутость повествования внутрь ментальных слоёв отразила рождающееся понимание преобразующей роли психики и благотворности чистого, устремлённого движения одухотворённой мысли. Позже Ефремов открыто напишет о том, что дух – не функция материи, как то утверждали ортодоксальные марксисты, но её высшая форма. И, соответственно, сознание определяет бытие не меньше, нежели бытие – сознание.

На стиль новоявленного писателя обращают благожелательное внимание такие корифеи отечественной литературы как А. Н. Толстой, П. П. Бажов, Л. А. Кассиль. Его идеями вдохновлены С. П. Королёв, В. П. Глушко и В. А. Сухомлинский.

Ефремов пишет так, как никто до него. Он первооткрыватель и здесь, в совершенно новой для себя области. Ему удаются поразительные, словно бы движущиеся описания природы, в том числе инопланетной, он вводит в повествование геологический пейзаж, фиксирует художественным словом далёкий космос, людей ноосферного будущего с их тончайшими психологическими переливами, столь непонятными большинству наших современников. И переводит в художественную русскую речь сложнейшие и важнейшие диалектические идеи, до того имевшие право на существование лишь в рамках философских трактатов.

Подобно тому как Гагарин стал воплощением интуиции К. Э. Циолковского о первом космонавте, так и первопроходец Ефремов в полной мере воплотил проницательную мечту Н. К. Рериха: лучшее слово о будущем будет сказано на русском языке! И тем неизмеримо преумножится слава и красота русской речи.

Особенность ефремовской диалектики – в её открытости, устремлённости в далёкое будущее и глубокий космос не только по форме, но и по существу. Непрерывно проступают незамеченные ранее связи и потаённые смыслы, распахивающие совершенно новые горизонты и лишающие эту космическую и вместе с тем глубоко интимную философию признаков академической завершённости. Говоря о диалектике, следует подчеркнуть особо: Ефремов осознал и сумел показать другим, что диалектика – это не мёртвая, абстрактная теория, а живая суть развития нашего мира. Всё в мире развивается закономерно, по спирали, через возникновение и преодоление противоречий. Он видел это в любом явлении нашего мира.

Его произведения захлёстывает поток интереснейших мыслей, чувств и описаний, протаивающих одно сквозь другое и образующих магический кристалл-фрактал, побуждающий к непрерывному радостному познанию нашего сладостного и жгучего мира…

В своём уникальном мировоззрении Ефремов синтезировал социально-утопическую мысль и марксизм, биологию Берга и психологию Юнга, Роджерса и Фромма, русский космизм Вернадского и Циолковского, восточную философию и Живую Этику.

Ефремов был истинным учёным, для которого познание было радостью и питало смыслами жизнь. Недаром про себя он говорил, что он доктор Науки, науки как таковой, вне условных делений с их условными методиками и частными методологиями. При этом их инструментарием он владел на высочайшем уровне, раздвигая их рамки мощными междисциплинарными обобщениями. Практика – критерий истины для Ефремова. А методология познания – живая практическая диалектика.

Он не вписывается ни в какие рамки, что предписывают ему те или иные последователи – он неизменно шире их (и здесь вспоминается судьба научного наследия Вернадского – ведь даже его ближайший ученик Ферсман говорил откровенно, что попросту не понимает, что такое биогеохимия). Серьёзная проблема современного ефремоведения – суметь разрешить себе узреть реального Ефремова, вне навязанных собственной ограниченностью узких представлений о должном. С другой стороны, мы живём в ситуации постмодерна, когда отдельные осколки реальности уравниваются один с другим уже по праву существования, безо всякой рефлексии. И никак не взаимоувязываются в диалектическую структуру. Ивана Антоновича с его поисками меры для каждого конкретного момента, с пониманием сложной иерархической системности мира и его непрестанным изменением можно в этом смысле назвать хронофилософом, вставшим на перегибе множества координатных линий и подобно эллинскому Дионису распределяющим энергию светотени нашего мира. Он лоцман, готовый сопровождать каждого подошедшего к бифуркациям собственных судеб, которые ныне тесно сплетены с эволюционной сингулярностью нашего времени. Он – связующий по призванию, приводящий к единству тот взрыв реальностей в головах современного человечества, что разбрасывает нас всех психологически друг от друга подобно Большому Взрыву.

В этом ключе необходимо осознавать, что у каждого человека будет «свой Ефремов», и это корневое условие человеческого восприятия. Но такая относительность никак не влияет на то, что существует реальный Ефремов как он есть. Задача честного исследователя – подойти к нему максимально близко, пусть полное отождествление и невозможно в рамках гуманитаристики. Для этого необходимо главное – бережное отношение к фактам. Однако практика всей нашей жизни показывает, насколько это трудновыполнимое условие для современного человека. Да, сфера сознания неимоверно расширилась по сравнению с древними временами, но ещё больше раздвинулся мир, сложные взаимодействия которого необходимо учитывать. А человек как существо двойственное, всегда стремящееся одной своей стороной к покою и регрессу, склонен выдавать собственные представления за единственную реальность, абсолютизировать их и не допускать до сознания никаких посторонних фактов.

Сложнейшая и насущная задача современности – увидеть одномоментно обе стороны процесса, синтезировать их, но точечное внимание к одной стороне лишь усиливает тень подобно сильному источнику света. Многоплановость и вместе с тем взаимоувязанность различных компонентов творческого наследия Ефремова тут словно отражение всего мира в капле воды, то есть фрактал. Проблематика взаимоотражения микро– и макрокосма – одна из ключевых для него.

По отношению к формированию адекватного образа Ефремова внешне всё выглядит элементарно – достаточно прочесть написанные им неоднократно простые и ясные слова. Но даже такая малость, даже этот самый первый шаг становится часто затруднителен, и на этом следует остановиться подробно. Существует два способа негативного восприятия. Или это банальное отрицание, или признание факта и тут же обвинение в нём как в чём-то неблаговидном. Причём эти реакции специфически выявляются как в среде поклонников той или иной идеи, так и в противоположном лагере. При этом базовые блоки ефремовской философии ещё и оппонируют друг другу, являясь для диалектического разума энергоёмкими двигателями, подобно системе двойных звёзд, а для аристотелевской логики представляясь непримиримыми шизоидными осколками.