Динозавровый горизонт Средней Азии
Часы шли за часами, а за окном словно висел, замерев, один и тот же пейзаж: ровное, плоское красное пространство, далеко, на самом горизонте, отмеченное растворёнными в мареве силуэтами пологих останцев. Иван знал, что утром он увидит из окна вагона не пустыню, а степь, выжженную лучами летнего солнца. Ещё сутки – и раскинутся поля, зашумят леса… Далеко на севере, за нитями параллелей, кристаллом на ленте Невы – Ленинград.
Но поезд тянется медленно, подолгу стоит на редких станциях, украшенных старыми ветвистыми деревьями, указывающими на близость воды. «Зачем спешить? Один шайтан торопится», – говорят на Востоке. Время в пути – данность, его нельзя подхлестнуть, ускорить. Как бы ни рвалась твоя душа вперёд, поезда ты не обгонишь. Значит, надо прожить его полно, насытить осмыслением прожитого и увиденного.
Попутчики, как и прежде, пили чай, заваренный прямо в пузатом железном чайнике, разливая его в расписанные белыми завитками глиняные и фаянсовые пиалы, но разговаривали теперь негромко, с уважением посматривая на Ивана, который что-то сосредоточенно помечал в записной книжке с клеёнчатой обложкой.
Иван обдумывал события, которые – он отчётливо понимал это – повернут жизни миллионов людей.
Последние годы геологами страны велась последовательная, кропотливая работа по сбору и обобщению данных о полезных ископаемых, исследовались территории республик СССР, открывались новые месторождения. Геологи, строители, экономисты, партийные работники планировали новое, небывалое. В недрах НЭПа вызревала идея пятилетнего плана – принципиально новая идея планирования индустриального развития страны. Природные богатства должны были послужить базой для необычайного рывка в новое время.
Остеологический отдел, где Иван теперь числился научным сотрудником 2-го разряда, считался подразделением Геологического музея. Иван близко общался с ведущими геологами страны, которые привозили новые образцы минералов, выступали с докладами и лекциями. Он знал, что осенью 1925 года неутомимый Ферсман отправился с товарищами на верблюдах в страшные, неисследованные Каракумы, чтобы разведать серные богатства пустыни, а затем дерзко снарядил туда автомобили. С этого момента разведка природных богатств Средней Азии ускорилась. Данные по всем республикам стекались в один центр, гидрологи намечали места возможного строительства каналов, которые понесут воду на поля, и электростанций, которые дадут энергию заводам и фабрикам. В тщательном, методичном труде вызревал ритм будущих строек. Редкий случай, когда производственные интересы страны совпадали с интересами науки.
1 октября 1928 года – дата начала первой пятилетки. Но в октябре большинство населения ещё не знало об этом крупнейшем событии. Только в апреле 1929 года, на очередной конференции ВКП(б), план будет представлен к обсуждению, а съезд Советов с энтузиазмом утвердит его. Мыслилось: промышленный переворот – вот то, ради чего свершилась революция. Пришло время посвятить все силы самоотверженной работе на благо народа!
Иван узнал о решении съезда из газет уже в Средней Азии, понимая, что его поездка – необходимая составляющая разумного, научного освоения природных богатств. Отдельные отряды геологов собрали сведения о находках костей динозавров в северных предгорьях Тянь-Шаня. Местонахождения могли быть повреждены при строительстве каналов, попасть в зону затопления при сооружении гидроэлектростанций. Следовало изучить уже открытые скопления костей, сделать вывод об их научной ценности.
В 1927 году в Средней Азии уже побывали Е. И. Беляева и М. Г. Прохоров, с которыми Иван близко познакомился в Тургайской экспедиции. Их Илийская экспедиция по раскопкам позвоночных работала в Джетысуйской губернии Казахской АССР. Беляева и Прохоров исследовали Карачекинское местонахождение, открытое в 1926 году горным инженером Кириковым, и Калканское местонахождение, обнаруженное в 1925 году горным инженером В. Г. Мухиным. Главные находки тогда были сделаны в Джаркитском уезде, в логу Джар-Салык, на юго-западной оконечности Киш-Калканских гор.
Однако огромные территории Средней Азии оставалась малоисследованными. Много дорог предстояло ученым. Исполнилась ещё одна детская мечта Ивана – побывать в местах экспедиций Пржевальского. 23 апреля 1929 года лёгкий на подъём палеонтолог отправился в путь. Надо было торопиться, пока в Джеты-Су, с киргизского языка переводящееся как «Семь Вод», Семиречье, не пришла летняя жара…
Бирюзовым куполом висело над Фрунзе[73] утреннее небо. Восточный край его золотился, нежной пеной на лёгкой воде казалась тонкая гряда облаков. На юге прямо из долины вырастали горы, уходившие снежными вершинами в самое небо. Там тянутся ввысь острые пики тянь-шаньских елей, заостряются кончики готовых раскрыться тюльпанов. Бурные холодные реки сбегают в долину, где цветут сады и зеленеют поля. А на севере, где теряется в песках говорливая Чу, раскинулась пустыня. В её недрах геологи находят урочища: из песка и гальки там торчат огромные кости, покрытые чёрным пустынным загаром.
Из Фрунзе, куда ему ещё предстояло вернуться, Иван добрался до Алма-Аты, которая была ещё ближе к горам: белые хребты словно вырастали из синеватого тумана.
Из Алма-Аты – в посёлок Илийский, в долину реки Или. Сбегая с заснеженных хребтов, она неслась в Балхаш по широкой межгорной впадине, где удобно было в будущем построить гидроэлектростанцию. Развалины древних строений, курганы-усыпальницы сакских царей и земляные насыпи в долине говорили о том, что когда-то в этих местах кипела бурная жизнь. По дорогам проходили караваны, везущие из Китая шёлк и пряности. Потом всё замерло на несколько столетий, только казахи кочевали вдоль реки и время от времени сражались с джунгарами.
Эта долина стала местом действия рассказа Ефремова «Обсерватория Нур-и-Дешт»: «Девять холмиков теснились на краю бесконечной, постепенно понижающейся к югу равнины, а с запада, справа, почти у самого горизонта, виднелась иззубренная полоса далёких снеговых гор. В той же стороне равнину пересекала узенькая, отливающая сталью извилистая лента; сбегавшая в гор речушка огибала холм обсерватории и, отклоняясь на восток, терялась в песках. Вокруг обсерватории, внизу, расстилалась жёлтая степь, испятнанная кустиками серебристой полыни и голубых колючек. Дальше, к северу, степь очерчивалась по краю песков тёмной лентой саксаульника.
Покой, простор, чистый горный воздух, синева тяжёлого зноя над головой…»
В низовьях Или Иван нашёл грядообразные нагромождения костей. Палеонтолог не обнаружил целых или хотя бы частично сохранившихся скелетов; хаотичные нагромождения обломков поражали воображение. Как очутились в одном месте столь разные кости, к тому же в таком количестве? Палеонтология в одиночку не могла ответить на этот вопрос. Требовалось тонкое понимание геологических процессов.
Иван так задумался, что вздрогнул от неожиданности, когда перед ним предстал полутораметровый древний ящер – настоящий допотопный зверь. Наваждение не развеялось, а прытко побежало на мощных низких лапах и скрылось за ближайшим холмом. Только тут Иван догадался, что это был «пустынный крокодил» – варан.
Затем путь под знойным солнцем: горы Аркарлы – горы Карачеку – Алтын-Эмель – Баш-Чий – горы Калкан.
Настоящим открытием для Ефремова стало местонахождение Карачеку близ глинистых берегов Или. В широкой долине сухого лога разбросаны кости динозавров. Чёрные склоны долины сложены породами, богатыми железом. Кости динозавров блестят от пропитавшего их железа. На склонах почти нет растительности, а редкие маки, способные быть индикаторами присутствия железа, тоже выглядят чёрными, словно диковинные цветы иной планеты.
Выцветающее небо, ровная степь, поросшая ковылём и колючками. На горизонте огромной синей тюбетейкой лежит Калкан. Иногда встречались тополя, порой попадались диковинные ивы полутысячелетнего и более возраста – дерево разрастается огромной купой, боковые ветви склоняются к земле и пускают корни, которые омывает узенький арык. Под этими ивами отдыхали не только многие поколения кочевников, но, возможно, и сам Тимур-Тамерлан. И жители словно понимали заповедность этих величественных деревьев, берегли их от топора.
В двухстах пятидесяти километрах на северо-восток от Алма-Аты находятся две невысоких горных гряды – Малые и Большие Калканы (по-казахски Киши-Калкан и Ульген-Калкан). Человек уничтожил лес на этих горах, и теперь они стремительно превращаются в пустыню. Лишённые защиты почвы, горные породы разрушаются. Рядом небольшой меловой хребет, изрезанный ручьями, со степной растительностью. В крутых склонах находят слоистые белые камни с отпечатками древних растений, кости давно исчезнувших на этой части суши животных. Миллионы лет назад здесь жили гигантские свиньи и носороги. Ивана, однако, интересовали еще более ранние обитатели Земли – динозавры.
Калканские горы поразили Ивана своим густо-бордовым цветом. Выветривание создало здесь удивительный мир – скалы необычайных очертаний, с отверстиями, просверленными песком, завораживали. Местами горы состояли из множества куполов, как бы растущих друг из друга, при этом каждый купол имел свой оттенок – от светлого, почти белого, до жёлтого, коричневого, красного или фиолетового.
На юго-западе видно было, как над долиной парят, словно оторвавшись от земли, снеговые вершины Джунгарского Алатау. Белые сыпучие горы Актау, изборождённые исчезнувшими потоками, огромные уступы – чинки, обрывающиеся вертикально на десятки метров, высохшие русла рек, отмеченные крутыми берегами и змеящимися линиями глины. Поющий бархан, сложенный из миллиардов белых песчинок, при ветре издающих странный свистящий звук. Иван влезал на крутые склоны по породе, осыпающейся под ногами, и не уставал удивляться разнообразию и богатству форм и цветовых оттенков, рождённых природой Земли.