Другое дело, что установленная последовательность развития форм и фаун должна служить практическим задачам геологической стратиграфии, определяя последовательность отложений. Для геологии имеет значение не сам мир прошлого, а показатели геологического времени и среды. Выполнение практических задач зависит от успешности длительных и трудоёмких биологических исследований.
Ефремов предложил создать отдельный Институт биостратиграфии, который бы входил в Геолого-географическое отделение. Такой институт не был создан, но лаборатории стратиграфии работали.
Пятого марта 1953 года страну потрясла новость, многим показавшаяся катастрофой: умер Сталин.
Некому стало защищать Трофима Денисовича Лысенко, и через некоторое время в печати начали появляться критические статьи о научных работах академика и его последователей.
Неожиданно для Ефремова была опубликована отдельным изданием повесть «Путешествие Баурджеда», входящая в дилогию «На краю Ойкумены». Образ египетского фараона, пришедшего к власти через труп брата, стал не так опасен.
Во Франции была переведена и издана ефремовская «Тафономия».
Летом в Академии наук собирались проводить выборы новых академиков, причём на палеонтологию не было выделено ни одной вакансии. Директором академического института по уставу должен быть только академик, но с 1944 года, со смерти Борисяка, это правило было нарушено.
Ефремов, исполнявший в ту пору обязанности директора ПИНа, понимал: если палеонтология не будет представлена в Академии хотя бы одним академиком, некому будет представлять интересы этой науки в верхах, и развитие её серьёзно задержится. В августе 1953 года он обратился к академику А. И. Опарину, опекавшему Биоотделение, с ходатайством о выделении вакансии на палеонтологию. В результате было выделено несколько дополнительных вакансий на биологию, в том числе две на палеонтологию.
В октябре должны были состояться выборы членов-корреспондентов Академии наук. Кандидатуру Ефремова выдвинули без него. Он не очень стремился числиться членкором, но на этом настаивала Елена Дометьевна. В поддержку его пришли письма из различных научных учреждений.
Наступил август 1953 года. Аллан, весной закончивший девятый класс, к этому времени успел вернуться из экспедиции по северным рекам, где они под руководством Чудинова занимались исследованием пермских отложений.
На новой собственной «Победе» семья отправилась в Коктебель. В позапрошлом, 1951 году, доехать на машине до Чёрного моря не удалось: купленный с рук «Мерседес» сломался под Тулой, нужных запчастей не нашлось. Пришлось возвращаться в Москву, срочно, за полцены, продавать автомобиль. Ефремов шутил: «тапочки» оказались дырявыми. До Крыма всё же доехали: в те годы до Симферополя из Москвы ходило пятиместное маршрутное такси – ЗИС-110, легковой автомобиль представительского класса, которым пользовались обычно члены правительства. Иван Антонович выкупил все пять мест, и семья всё же добралась до Чёрного моря.
В 1952 году «Победу» так же купить не удалось, как не удалось отыскать подходящий гараж.
Ефремов, с ранней юности влюблённый в автомобили, давно мечтал о собственной машине. Быстров посвятил этой страсти друга шуточное стихотворение:
Блондин. Одет всегда по моде,
Всегда изысканный поклон.
К особой северной породе
Себя готов причислить он.
И галстук модный, серебристый
Всегда с утра надет на нём,
Всегда он выбритый и чистый,
Его глаза блестят огнём.
Всегда он полон обаянья.
Он снится женщинам во сне,
И древних греков изваянья
Напоминает часто мне.
В своей душе он иностранец,
Он не Иван, он сэр Джон Биль,
Он любит джаз и модный танец,
Его мечта – автомобиль!
Он хочет, чтобы в грозном вое
Автомобиль в две тыщи сил,
Как что-то страшное, живое,
Его по городу носил,
И чтоб машина камни рвала
Как дикий зверь из мостовой,
И чтоб всегда везде бывала
Она и грозной, и живой.
И чтоб в порыве злобы жгучей
Тряслась от ярости она,
И чтоб мотор её могучий
Дрожа ревел, как сатана;
И чтобы всем казались фары
Глазами дьявола у ней,
Чтоб все боялись этой пары
Зловещих матовых огней,
Чтоб он летел вперёд во мраке,
Как смерч у тропиков в грозу,
И чтобы сам он был во фраке,
И чтоб… монокль блестел в глазу!
Итак, Иван Антонович, Елена Дометьевна и Аллан поехали на своей машине в Крым. По пути завернули в родной для Елены Дометьевны Павлоград. В итоге, проехав по побережью, остановились в Планерском – Коктебеле, в доме отдыха писателей. В этот приезд Ефремовы особенно сблизились с Марией Степановной, вдовой поэта Максимилиана Волошина.
Здесь было особенно хорошо размышлять «на идиллические темы», как писал Ефремов: «О красоте, уходящей из мира, например… И её пришествии в мир – на следующем изгибе спирали! О Крите и Мохенджо Даро, о гигантских пралюдях, о вертикальной (меридиональной) миграции человечества в его постепенном размножении и последовавшей затем великой широтной миграции средиземного пояса, что и отражено в старых легендах как смена Лемуров на Атлантиков. О эволюции общего идеала красоты человеческого тела в связи с общим развитием и сменой культур…»[202]
В сентябре Елена Дометьевна и Аллан уехали в Москву – начался учебный год. Елена Дометьевна настаивала, чтобы муж тоже вернулся в столицу: он должен присутствовать на выборах в члены-корреспонденты. Одним своим присутствием он мог повлиять на решение академиков. Однако Ефремов делает иной выбор: он остаётся в Крыму…
На обратном пути Ефремов вызвал сына – один он боялся вести машину на такое большое расстояние, сердце могло подвести. Заехали в Бердянск, где на набережной до сих пор стояла та самая пушка, из которой когда-то выстрелил Ваня, перепугав всё население города.
В Москве в это время проходили выборы, которые превратились в яростное противоборство сторонников и противников Лысенко. Его ставленником был Л. Ш. Давиташвили – тот самый «Недобитошваль». Экспертная комиссия высказалась за избрание его и Орлова, но в итоге Давиташвили всё же был отодвинут, и вторым членкором после Орлова избрали А. Н. Криштофовича.
Иван Антонович узнал об этом из рассказов Орлова и был очень доволен, что не присутствовал. Однако резкое ухудшение работы сердца заставило его в декабре, после традиционной осенней командировки в Ленинград, отправиться в дом отдыха. В январе 1954 года он вернулся в Москву, но тут же слёг в постель с приступом стенокардии. Молодая женщина Таисия Иосифовна Юхневская взяла на себя обязанности его секретаря.
Вероятнее всего, именно в это время Иван Антонович работал над новым произведением. Перед его внутренним взором возникали картины, которые он стремился запечатлеть в слове. Рождалась повесть «Тамралипта и Тиллоттама».
Размышляя о работе в институте, Ефремов всё чаще чувствовал раздражение. Он не был скептиком и даже говорил иронично, мол, скептиков ему так жаль, что их стоит удавить в детстве, чтобы они не мучились в этой жизни. Однако стать скептиком у него самого были все основания.
«Медистые песчаники», сданные в издательство летом 1952 года, ещё не были даже прочитаны корректором.
«Каталог местонахождений пермских и триасовых наземных позвоночных на территории СССР», огромную сводную работу, выполненную в соавторстве с Вьюшковым, по всей вероятности, ожидала такая же участь.
«Дорога ветров», первая часть которой задумывалась как самостоятельная книга и была закончена тоже в пятьдесят втором, не была даже поставлена в план будущего года. В издательствах после смерти Сталина боялись не угадать направления ветра, медлили и тормозили всю работу.
Чудинов разведал в Очёре местонахождение, которое должно было дать совершенно новую пермскую фауну. Для этого надо только срыть бульдозером породу, под которой залегал костеносный слой. Ефремов с Чудиновым подали заявку, но денег на раскопки, которые должны были стать сенсационными, не выделяли.
Не давали разрешения и на продолжение работ в Монголии, не говоря уж о Китае. Но Ефремов не мог остановиться работу своей мысли, он мечтал о масштабных исследованиях без политических границ, разрабатывал планы палеонтологических разведывательных работ в Индии, Бирме, Афганистане.
Каждое достижение давалось напряжением сил.
В то же время Иван Антонович получил подтверждение, что литература может изменять реальность. Осенью 1953 года Д. М. С. Уотсон, английский коллега, прислал Ефремову вырезки из газеты «Таймс»: англичане под влиянием рассказа Ефремова решили отремонтировать выдающийся клипер «Катти Сарк» и поставить его на сухую стоянку.
От Ефремова (после долгих согласований с Иностранным отделом АН СССР) англичанин получил оттиски трёх статей Ивана Антоновича и «Тафономию». Через Уотсона отрасль науки, созданная Ефремовым, начала активно осваиваться и развиваться.
В августе пятьдесят четвёртого года произошло грандиозное открытие, изменившее жизнь огромного региона: советские геологи открыли в Якутии кимберлитовые трубки. Символично, что открывателем первой трубки, названной «Зарница», стала женщина – Лариса Попугаева.
Был опубликован рассказ «Адское пламя», посвящённый проблеме ядерных испытаний на Тихоокеанских атоллах.
Может, действительно пора вернуться в литературу? Но больное сердце уже не позволит, как прежде, дни посвящать палеонтологии, а писать по ночам. Надо делать выбор.
1954 год в жизни Ефремова оказался результативным.
Учёный выступил на Всесоюзном палеонтологическом совещании с докладом о необходимости расширения и уточнения стратиграфических схем.
В журнале «Природа» вышла статья «Что такое тафономия?» – единственное популярное авторское изложение учения о «закономерностях захоронения вымерших животных и растений».