Иван Ефремов. Издание 2-е, дополненное — страница 77 из 161

Положение её в обществе было сложным: при господстве строгой, почти пуританской морали считаться подругой женатого мужчины, тем более крупного учёного, было психологически непросто. Несколько раз Тася решала уйти от Ивана Антоновича, но встречала грустный, полный благословляющей любви взгляд – и не могла расстаться.

Осенью 1954 года они вновь поехали в Крым – поездом, в дореволюционном вагоне международного класса, в купе, отделанным красным деревом. Обосновались в Гурзуфе. Посёлок и его окрестности настолько богаты достопримечательностями, что можно было часами бродить, наблюдая всё новые виды. Дом, в котором жил Пушкин, дача Чехова, дворцы русской знати, плавная дуга Аю-Дага – минералогического музея под открытым небом. Загорелые бесстрашные мальчишки ныряли в море с отвесных скал, на вершине которых можно было различить фундамент генуэзской крепости. На закате тёплым светом зажигались Адалары – скалы-близнецы, брошенные в море неведомой рукой. Их отражение дрожало на прозрачных синих волнах Эвксинского Понта.

Таисии особенно нравилось бродить по заброшенному старому парку, увенчанному кипарисами, прослеживать направление прекрасных аллей, отыскивать редкие растения и цветы. Тогда молодой женщине трудно было предположить, что впечатления тех поездок будут питать её душу всю жизнь…

В романе «Туманность Андромеды» Дар Ветер и Миико Эйгоро уплывают на одинокий пустынный островок, поднимаются на его верхушку, вдыхая терпкий запах кустов, торчавших из расщелины. В описании островка мы узнаём гурзуфские Адалары: «Грозный обрыв андезитовых скал навис над пловцами. Изломы каменных глыб были свежими – недавнее землетрясение обрушило выступавшую часть берега. Со стороны открытого моря шёл сильный накат. ‹…› Потревоженные чайки носились взад и вперёд, удары волн передавались через скалы, сотрясая массу андезита. Ничего, кроме голого камня и жёстких кустов, ни малейших следов зверя или человека».

Гигантская стрельчатая арка в тёмной скале, под которой ныряльщики находят статую золотого коня, тоже узнаваема: это Пушкинский грот возле скалы Шаляпина. Может быть, баснословные богатства генуэзцев, построивших крепость на неприступной высоте, подтолкнули писателя к мысли о золотом коне?

Энергия Гурзуфа, его пламенность и безмятежность отчётливо ощущаются в земных главах «Туманности».

Пожив в Гурзуфе, Иван Антонович и Тася сели на теплоход «Россия» и доплыли до Сухуми, где много гуляли по паркам.

В начале пятидесятых годов у Ефремова возникает идея романа «Краса ненаглядная», посвящённого красоте женщины и её воплощению в искусстве. Писателю роман представляется состоящим из трёх частей: древнегреческой, русской и индийской. Он погружается в изучение индийской культуры, ясно прорисовывается сюжет повести. Центральная Индия, Гималаи, побережье Шри-Ланки – всё будет сплавлено в этой новой повести. Тёмная, животная страсть – и высокое стремление к красоте, жестокость – нежность, жадность – самоотверженность, детская наивность – тысячелетняя мудрость. Мир соткан из полярностей, и в горячей природе Индии они проявляются особенно ярко. Эта часть будет называться «Тамралипта и Тиллоттама».

Весна 1954 года запомнилась Таисии Иосифовне путешествиями в «Узкое». В этот академический санаторий путёвки были дороги, но богатая творческая атмосфера, уют и по-домашнему доброе отношение сотрудников привлекали работников Академии. По Старому Калужскому шоссе надо было ехать в маленьком автобусе мимо подмосковных деревень, через просторные поля и перелески, а затем идти через поле к Небесным воротам: если смотреть от церкви, снизу, то ворота видны на фоне неба. Здесь, в усадебном доме Стрешневых, Голицыных и Трубецких, сохранялись мебель, картины и другие вещи, принадлежавшие бывшим владельцам. В санатории одновременно отдыхало около пятидесяти человек, все встречались в столовой, по вечерам в гостиной смотрели фильмы, вели оживлённые разговоры. Многие приезжали в «Узкое», чтобы работать.

Иван Антонович знал, что именно здесь, в усадьбе Трубецких, в 1900 году умер Владимир Сергеевич Соловьёв, загадавший миру загадку Софии – Души Мира, вечной женственности, объединяющей Бога с земным миром, создавший цикл статей «Смысл любви». Он писал: «Есть только одна сила, которая может изнутри, в корне, подорвать эгоизм, и действительно его подрывает, именно любовь, и главным образом любовь половая». Эта мысль Соловьёва стала наиважнейшей в новом романе Ефремова.

Иван Антонович отдавал Тасе исписанные быстрым почерком тетради. Дома она, дивясь и восхищаясь, перепечатывала[211] драматическую историю художника и танцовщицы.

Тиллоттама – апсара из древнейшего эпоса Индии «Махабхарата». Имя героя эпоса носит и выдающийся гуру, к которому обращается за помощью скульптор Тамралипта. Имена эти в повести не случайны – Ефремов сосредоточенно читал переводы, сделанные выдающимся санскритологом Борисом Леонидовичем Смирновым, жившим тогда в Ашхабаде.

Борис Леонидович был одним из тех редких людей, к общению с которыми неуклонно стремился Иван Антонович. Смирнов, окончивший Военно-медицинскую академию в Петербурге, был известным нейрохирургом, знал множество языков, особое внимание уделяя санскриту. За четверть века работы над «Махабхаратой» сделал целую серию переводов. Из них в первую очередь были опубликованы два перевода «Бхагават-Гиты» – литературный и буквальный, сопровождающийся подробными комментариями, в том числе сведениями о йоге с фотографиями позиций. Это была первая попытка познакомить советского человека с «чудесами Индии».

Ещё в двадцатых годах, живя в Киеве, Борис Леонидович читал лекции на тему передачи мысли на расстоянии с непосредственной демонстрацией опытов. Это стоило ему семи лет ссылки в Йошкар-Олу. Внимательный читатель повести Ефремова обратит внимание на эпизод, когда гуру Дхритараштра садится на верхушку крайней башни монастыря в Гималаях и сидит, словно окаменев. Тамралипта не понимает, почему так долго сидит йог. Он не знал, что в это же время «в далёком крутом ущелье на юго-запад от монастыря, на высоком уступе, поджав ноги, в такой же каменной неподвижности сидел молодой человек с длинными волосами, узлом завязанными на затылке». Сидящий повернул голову в сторону монастыря, где находился Дхритараштра, а затем бодро встал и стал спускаться в долину, чтобы выполнить поручение гуру.

Композиция повести подобна силовым линиям, натянутым между полюсами. Скульптор Тамралипта знакомится с Тиллоттамой, которую её возлюбленный предательски продал в храм, где она стала наложницей главного жреца. Прекрасная танцовщица страдает от внутреннего противоречия: тело её невольно отзывается на грубую и жадную страсть жреца, а душа тоскует по чистой любви.

Тамралипта, полюбивший девушку, также разрываем противоречиями: он хотел бы для неё светлой жизни, мечтал изваять по её образу статую совершенной красоты, но тёмная ревность разрывает его сердце. Он уходит в Гималаи, чтобы там найти покой, но встречает гуру, который хочет ему помочь вернуться в мир, чтобы творить.

Силовые линии Тамралипты и Тилоттамы расходятся максимально, но в то же время зеркалят друг друга. Художник в кристально чистых Гималаях, девадаси – в грязных лапах жреца. Оба героя переживают заключение: скульптор соглашается пройти древний обряд очищения от земных мыслей и чувств в яйцеобразной камере в глубине горы; танцовщицу, сбежавшую из храма, ловит и приковывает в древней башне жрец Крамриш, чтобы подвергнуть её унизительному обряду публичного насилия. Невиданная подлость рождает в девушке сопротивление, она призывает на помощь Тамралипту, и он, добровольно заключённый в глубь горы, научившийся понимать чувства возлюбленной, улавливает её призыв. Дхритараштра снабжает ученика деньгами, верные друзья помогают освободить девушку и перебраться на остров, где их не смогут настичь преследователи.

Линии сходятся, но боренье продолжается. Чтобы избавится от терзающей его ревности, очистить чувства, Тамралипта предлагает любимой путь Тантры, в который его посвятил гуру.

Ефремов – возможно, с того дня, когда нанайские женщины на Амуре лечили его от истощения и простуды, – неизменно интересовался обрядами, корни которых уходили в глубокую древность. Тантрические обряды чрезвычайно привлекали мысль Ефремова: «Тантра – ты ведь знаешь санскрит – ткань. Ткань покрывала Майи, которую ткут от рождения до смерти все наши чувства в нашем уме, в памяти, в словах. Путь Тантры – расплести, пережить и прочувствовать все нити ощущений во всех оттенках и всех извилинах по сложным узорам покрывала Майи. Этот путь вовсе не лёгкий, он тяжёл и опасен…»

Самое важное: «Погрузившись в чувства, развивая их до крайних пределов остроты и глубины переживаний, наслаждений и ощущений, надо оставаться господином над ними».

Тантрический обряд оказывается только подготовкой к подлинному освобождению, которое приходит к Тамралипте через творчество, через служение своему народу. Вкладывая в работу всё мастерство и страсть, художник на грани нервного истощения завершает статую своей апсары.

Повесть, законченная весной 1954 года, а увидела свет только в 2008 году. В начале шестидесятых годов Ефремов включил эту часть, упростив и переработав её, в роман «Лезвие бритвы». Но между индийской частью романа и не опубликованной тогда повестью нельзя ставить знак равенства. «Тамралипта и Тиллоттама» – самостоятельное произведение, и некоторые вопросы, которых касается автор, больше не исследовались в его творчестве так тщательно. Среди них – вопрос мужской и женской ревности, в те годы особенно жгучий… Позже будет спокойная мудрая констатация, но сейчас у сердца – пылающее дыхание разных слоёв бессознательного. Для клинка страстей необходимы ножны тела и пояс мысли, отлитой, словно статуя, в слове.

Древнерусская часть «Красы ненаглядной» – «Дети росы» – виделась Ивану Антоновичу как повесть о нашествии Батыя, в 1240 году разорившего стольный град Киев. Иван Антонович обсуждал сюжет с другом Валентином Дмитриевичем Ивановым, который в эти годы обдумывал свой первый исторический роман «Повести древних лет».