– Где продолжение?
Прочитав роман, Иван Антонович написал короткую, но очень добрую рецензию, послал её отцу в Сибирь, а три тома рукописи отнёс в Детгиз, в редакцию приключенческой литературы. Там рукопись приняли и отдали на рецензирование В.Д. Иванову, известному писателю, автору многих романов[225], который написал даже не рецензию, а художественное произведение во славу “Наследника из Калькутты”, страниц на семьдесят. Вторым рецензентом была критик В. С. Фраерман, жена писателя Р. И. Фраермана. Её отзыв, тоже положительный, включал и литературоведческий разбор романа»[226].
Аллан Иванович Ефремов рассказывал, что отец всегда тестировал новые рукописи на них, мальчишках – сыне и его приятеле Вале Сильвестрове по прозвищу Буйвол. Если им нравилось начало, тогда он читал приходившие ему на рецензию рукописи с вниманием. Мальчики не знали, что первая рукопись писалась на отбывках, разрезанных бумажных мешках из-под цемента на строительстве железной дороги Игарка – Дудинка – Норильск, известной сейчас как «Мёртвая дорога», что переписывал её зек-бухгалтер, сидевший за подделку ассигнаций, а синим шёлком переплёта рукопись была обязана рубашке заключённого из Прибалтики, отобранной у него паханом.
В 1956 году автор рукописи Роберт Штильмарк был амнистирован и вернулся в Москву. Иван Антонович помогал ему пробивать публикацию рукописи, поддерживал материально – Штильмарк вернулся из Сибири с молодой женой, уволенной в работы за связь со ссыльным, и двумя маленькими детьми.
В гостеприимном – странноприимном – доме на Красной горке семья Ефремовых с изумлением и восторгом слушала рассказы Роберта Александровича. С изумлением, потому что невозможным представлялось, как в Заполярье, за колючей проволокой, на банном чердаке, а затем в избушке у склада горюче-смазочных материалов полуголодный человек по заказу уголовного авторитета сочинял феерический роман о XVIII веке, о приключениях, похищениях, сокровищах, пиратах и любви. С восторгом, потому как талант рассказчика был столь ярок, что зеки прозвали его «звонарём», по всей зоне он прославился как «батя-романист».
Однажды он с женой шёл по мосту на дачу в Купавну. Откуда ни возьмись возникли двое грабителей, стали отбирать вещи. Роберт Александрович что-то тихо сказал им, и они упали перед ним на колени с криком:
– Прости, батя!
Штильмарк пробудил дремавшее было в душе Ефремова желание написать что-то необычайное, авантюрное, азартное. Но мысль об этом пришлось пока отложить в долгий ящик: осенью ждала поездка в Китай.
В октябре 1958 года делегация советских учёных прилетела в Китай. Сильнейшее впечатление на Ивана Антоновича произвёла аудитория в Пекинском университете, где он читал лекцию по палеонтологии. Огромный зал; за партами сидели студенты в абсолютно одинаковых костюмах, с одинаково причёсанными чёрными волосами и – как показалось Ефремову – одинаковыми лицами. Что-то безжалостное, почти механическое почудилось ему в этих рядах однородных людей. Посещение Китая сыграло важную роль в создании образа планеты Торманс в будущем романе «Час Быка».
В «Лезвии бритвы» Китай проглянет своей романтической стороной – тысячи советских читателей впервые узнают из романа о существовании китайского цветочного чая «люй-ча» с ароматом жасмина, который утоляет жажду и подбодряет лучше кофе. Его пьют вместе главные герои романа – Иван Гирин и Сима.
С огромным интересом ехал Ефремов, с молодых лет увлекавшийся астрономией, на берега Янцзы, в Нанкин, где на Пурпурных горах возвышаются над городом купола обсерватории Цзыцзиньшань. Постройки обсерватории, сооружённой в 1928 году, выдержаны в стиле старинной китайской архитектуры.
На Пурпурных горах советским учёным показывали два довоенных зеркальных телескопа, сделанных в Германии. Внимание Ефремова больше привлекли старинные китайские книги и бронзовые приспособления для изучения астрономии: гномон династии Мин, альтазимут цинской эпохи и небесный глобус I века нашей эры. Небесный глобус поразил палеонтолога: на его бронзовую поверхность были нанесены узоры созвездий, которые можно увидеть исключительно из Южного полушария. Это могло означать только одно: восточные мореплаватели сумели проникнуть в Южные моря за четырнадцать столетий до Магеллана.
Получив столь мощный толчок, заработала фантазия писателя: Иван Антонович задумал рассказ «Высокий перекрёсток»[227]. Писатель хотел соединить историю Китая и исследование механизмов памяти. Тема, заложенная в рассказе «Эллинский секрет», получала неожиданное развитие: мозг героя, прямого потомка отважных мореплавателей, хранит память об этом путешествии в виде едва уловимых, смутных воспоминаний. Сложным путём удаётся записать слабые импульсы наследственной памяти и расшифровать их, восстановив историческую загадку.
При написании романа «Лезвие бритвы» Ефремов вернётся к своей смелой идее, но на материале более древней истории.
Длительный перелёт, акклиматизация и реакклиматизация, множество переездов внутри Китая привели к обострению болезни. Стразу после возвращения из путешествия стенокардия разыгралась вовсю, и Ефремов выбыл из строя на долгий срок. Лишь после Нового года он встал с постели, чтобы на два месяца уехать в «Узкое».
Таисия Иосифовна в письме Дмитревским с грустью рассказывала: «Сегодня была у И. А. С 2 января он находится в санатории “Узкое”. Он очень ослабел, лёжа почти 1½ месяца в постели. Поэтому его пришлось нести на руках на второй этаж. Сейчас он уже ходит, можно сказать, ничего, но ещё с палкой и не спускается со второго этажа, а гуляет на балконе. Первые дни он очень грустил и был обеспокоен, что остался без домашнего присмотра, поэтому ездим к нему каждый день.
Со вчерашнего дня, как он сам сказал, наступил перелом в лучшую сторону. Сегодня он чувствовал себя бодрее, чем все эти дни. Очень на него жалко глядеть. Помнишь, Танюша, как мы ходили в Малеевке за грибами, делая почти по 15 км?
Ну сейчас (тьфу, тьфу, не сглазить) пока всё хорошо, я становлюсь суеверной. Вам он просил передать, что он Вас не забыл, а помнит и любит всё семейство. И обязательно, как крепче встанет на ноги, напишет обстоятельное письмо»[228].
Ефремов в ожидании ответа от Президиума Академии о свободном расписании не оставлял мысли вернуться в ПИН. Однако возникло неожиданное препятствие: оказалось, возвращаться Ефремову было вроде как некуда – место заведующего лабораторией занято! По традиции, существовавшей в Академии наук, заведующих лабораториями избирали на пять лет, и нового руководителя нельзя было назначить – только выбрать. До выборов было ещё больше года, но на должности уже числился другой человек – тридцатитрёхлетний Леонид Петрович Татаринов.
Иван Антонович заявление об увольнении не писал. Ему не хотелось разбираться, как и почему это случилось, хотя ясно было, что Татаринов не мог стать заведующим без воли на то директора – Юрия Александровича Орлова.
Иван Антонович знает, куда направить свой путь. С 1959 года официально он больше не сотрудник ПИНа. Теперь главным делом его жизни станет литература. Огромный поток читательских откликов на «Туманность…» и публикация повести «Cor Serpentis (Сердце Змеи)» подтверждают правильность выбранного курса.
В 1959 году в Москву, в Палеонтологический музей, впервые приехал профессор Эверетт Клэр Олсон – он хочет встретиться именно с Ефремовым. В 1961 году Олсон второй раз приедет в СССР, и вновь их общение с Ефремовым будет плодотворным и тёплым. Двух палеонтологов свяжет не только интерес к науке, но и подлинная человеческая дружба.
В 1962 году профессор Олсон в своей сводке по пермским позвоночным составил тафономический обзор американских отложений. Благодаря этому обзору и переводу «Каталога…» тафономия стала известна среди американских палеонтологов.
«Дискуссия о колене» и её подоплёка
В середине пятидесятых годов многолетние дружеские чувства Быстрова к Ефремову сменились холодом. Странная история, именуемая в дневниках Алексея Петровича «Дискуссией о колене»[229], началась в 1955 году, когда Орлов прислал ему на рецензию рукопись о титанофонеусах. Быстров нашёл рукопись никуда не годной. Работу невозможно было исправить, её надо было писать заново – об этом Быстров и сообщил директору ПИНа настолько тактично, насколько это было возможно. Орлов отмолчался. В мае 1956 года Алексей Петрович получил письмо от Ефремова – в конверт была вложена фотография, сделанная с американской карикатуры на палеонтолога: старый учёный, похожий на Дон Кихота, едет на осле, а перед ним на дороге белеет череп единорога. Иван Антонович приписал несколько шутливо-ироничных строк.
Быстров оскорбился: он решил не отвечать, считая, что его беспощадная правка и критика орловской работы расценены как попытка «изничтожить» палеонтологию позвоночных в СССР. Однако вскоре в книге Ефремова «Фауна медистых песчаников» он обнаружил ряд ошибок. В частности, на схематичных рисунках рептилий колени были вывихнуты назад, тогда как у позвоночных колени – вперёд. Алексей Петрович воспользовался этим, нарисовав остроумную карикатуру.
Летом 1956 года он получил от Ефремова ответ – вновь фотография, на этот раз изящной девчонки в модном купальнике, и шутливая приписка про любимый профессором Быстровым вид наземного позвоночного и коленный сустав.
Алексей Петрович ответил двумя рисунками, один из которых – шутливый танец девушки и горгонопсихи – был, по его мнению, весьма язвительным. Профессор негодовал, что Ефремов считает себя гениальным и непогрешимым, и ждал от него признания собственной некомпетентности. Иван Антонович, живший в то время в Мозжинке и погружённый в работу над «Туманностью Андромеды», состязаясь в остроумии с другом, воспринимал это сначала как возможность расслабиться и пошутить.