От устья Нюкжи небольшой отряд, захватывая попеременно оба берега, поднялся вверх до устья правого притока — реки Талумакит. Огромное облегчение испытал Ефремов, когда нашёл оленей там, где они должны были его ждать. «Здесь был сформирован вьючный караван, с которым я отправился параллельно долине реки Нюкжи по гольцовым водоразделам её правых притоков к устью р. Чильчи. Старший коллектор Г. А. Прошкурат отправился на лодке (бечевой) по реке Нюкже также до устья Чильчи, откуда мы прошли совместно по правому берегу Нюкжи до устья р. Верхней Ларбы».
Таёжные исследователи ощутили истинную радость, когда два отряда одной экспедиции встретились после долгой разлуки, после дороги, для каждого наполненной опасностями и препятствиями. Торжественно прозвучали выстрелы, и вскоре два маленьких отряда сидели у костра. В котелке закипал чай, в который проводник щедро бросил несколько горстей шиповника. Густые заросли шиповника по склонам сопок и у рек были серьёзным препятствием для путешественников, о чём свидетельствовали ободранная одежда и вьюки, обвязанные измочаленными верёвками. Но крупные красные ягоды, тронутые морозом, казались ещё вкуснее, слаще и дарили людям свою силу, накопленную за лето.
Путешественники делились наблюдениями и размышлениями. Несомненно, железнодорожная линия должна будет пройти вдоль берега Нюкжи. Однако серьёзную угрозу для трассы представляют «каменные реки» — подвижные россыпи, медленно сползающие по высоким крутым склонам в долины, прямо к воде. Для строителей борьба с ними будет делом весьма трудным.
Вместе со строителями на Нюкжу вновь придут золотоискатели. Исследователи не раз встречали остатки шурфовочных линий и заявочные столбы 1913 года Верхне-Амурской золотопромышленной компании. Знаки золота встречаются здесь буквально на каждом шагу, прямо на поверхности кос и отмелей. Только добывать его будет ох как нелегко…
Когда ударили морозы и реки стали замерзать, старший коллектор даже обрадовался: теперь не надо продираться по берегу, густо заросшему деревьями, будучи ежеминутно готовым свалиться в воду, и тащить бечевой вверх по течению нагруженную снаряжением лодку, обдирая об камни её днище. И вообще — идти вместе с Иваном намного легче. Неразрешимые, казалось бы, вопросы становятся простыми и понятными.
Сначала под снегом скрылись кустики багульника с побуревшими вытянутыми листиками, затем — пушистые ветки кедрового стланика. Над метровым слоем снега алели ягоды шиповника. Передвижение по марям стало особенно опасным: снег покрывал местность ровным слоем, и невозможно было угадать, куда попадёт нога — на кочку или в яму. Идти же по льду было нельзя: быстрая горная река промерзала неравномерно, на быстринах долго оставались открытые участки.
Вьючный караван делал в среднем по 25 километров в день. На себе геологи несут снаряжение, которое постоянно должно быть под рукой: анероид, съёмочная планшетка, фотоаппарат, винтовка. Каждое утро надо было собрать вещи, связать в тюки, навьючить их на оленей. Каждый вечер — развязать (а верёвки на морозе замерзали, не хотели развязываться), разложить, поставить палатки.
Необходимо вести постоянные наблюдения и измерения, добывать образцы пород, брать пробы на золото, при этом мысленно прокладывая по долине Нюкжи железнодорожные пути.
В рассказе «Алмазная труба» автор говорит: «Движение вьючного каравана сквозь тайгу, поход через неисследованные области, «белые пятна» географических карт… Казалось бы, что может быть романтичнее покорения неизведанных пространств! На самом же деле только тщательная организация и твёрдая дисциплина могут обеспечить успех подобного предприятия. А это значит, что обычно не случается ничего непредвиденного: день за днём тянется размеренная, однообразная, тяжёлая работа, рассчитанная далеко вперёд по часам. Один день отличается от другого чаще всего числом преодолённых препятствий и количеством пройденных километров. В тяжёлом походе душа спит, впечатления новых мест скользят мимо, едва задевая чувства, и механически отмечаются памятью. Потом, в более лёгкие дни или после вечернего отдыха, а ещё вернее — после окончания похода, в памяти возникает вереница воспринятых впечатлений. Пережитая близость с природой, обогащая исследователя, заставляет его быстро забыть все невзгоды и снова манит, зовёт к себе».
Дойдя до устья Верхней Л арбы, партия вновь разделилась на два отряда, чтобы охватить съёмкой большую часть местности.
Два рабочих под началом Прошкурата, сделав несколько боковых маршрутов на гольцовую группу Янкан, поднялись долиной Уркумы к её вершине, к гольцовому массиву Амнуннакта — самой высокой точке местности. Уркума бежит на северо-восток, а на запад с гольца стекает Геткан. А дальше — вниз по Геткану, не заблудишься.
Отряд Ефремова прошёл по долине Верхней Ларбы до устья реки Амнуначи (на современных картах — Амунакит), поднялся в её верховья.
В ясный морозный день далеко видно со склонов гольца. Русла рек то глубоко врезаются в склоны, то закладывают крутые петли по долинам. Печать безмолвия лежит на тайге. Белое безмолвие… Студенты в Ленинграде увлекались книгами Джека Лондона, с удовольствием читал их и Иван. Что вело на Аляску предприимчивых американцев? Золото, которое люди жаждали добыть для собственного обогащения, ради которого не считались ни с чем: ни с понятием чести, ни с человеческой жизнью.
Здесь, на водоразделе Олёкмы и Амура, тоже скрыто золото — и не только оно. Но не ради личного обогащения, а ради создания нового облика страны придут сюда люди. Протянется через горы и мари железнодорожная магистраль, «могущество труда рассечёт непроходимые пространства дорогами, расчистит леса, высушит болота. Шум машин и яркий электрический свет нарушат тёмное молчание тайги».[102]
Оставив округлые вершины Амнуннакты на юге, долиной ключа Тапаски отряд спустился к Геткану. Чуть ниже устья Геткана на речке Тынде — посёлок.
Мороз достиг 28 градусов в тот день, когда отряд Ефремова заметил следы оленей Прошкурата. Чувствуя близкое окончание пути, молчаливый проводник стал словоохотливее. Согревшись у костра, не спеша прихлёбывая чай, он говорил:
— Тында — «место, где распрягают оленей». Где распрягают оленей? В конце пути — дома. Тында — значит дом. Оленей распрягают, однако, где еды много, где людям жить удобно. Плохой место оленей не распрягают.
Иван, едва улыбаясь, глядел на языки пламени, а в уме сами собой складывались строки будущего отчёта: «По всем маршрутам выполнена глазомерная компасная съёмка масштаба 1:500 000 с определением относительных высот барометром. Хорошее покрытие района обнажениями, большое количество точек и достаточное уравновешение съёмки между опорными пунктами позволяют в порядке перевыполнения плана работ дать геологическую и геоморфологическую карты всего района в масштабе 1:500 000 вместо миллионного».[103]
Вечером 6 ноября в долине засветились огоньки посёлка — бревенчатые дома, где жили старатели, и несколько двухэтажных бараков, куда поселили раскулаченных из других областей страны. В одном из домов с нетерпением ждали маленький отряд три товарища.
7 ноября, в день пятнадцатилетия Октябрьской революции, Иван отправил в Ленинград телеграмму о том, что экспедиция, пройдя 600 километров, вернулась из маршрута.
Через несколько дней, сдав колхозных оленей, погрузив снаряжение и добытые коллекции, Ефремов со старшим коллектором и рабочими поехал по Амуро-Якутской автомагистрали до станции Большой Невер. Путешествовали с неожиданным комфортом — в полугусеничном автобусе, салон которого был похож на старинный дилижанс. На борту красовалась надпись: «Почтовый». Водитель чрезвычайно гордился своим диковинным транспортом: мол, таких тарантасов всего полдюжины на страну.[104]
Далее — путь, уже ставший привычным: по Транссибирской магистрали — домой, в Ленинград. Чтобы ещё раз, всего через полтора года, вернуться в эти места и пройти свой самый знаменитый маршрут — Верхне-Чарский.
Раскопки в Каменном овраге
После быстрых, каменистых рек Становика Нева казалась особенно величественной. Исполинские мосты обнимали её, покрытую толстым льдом. Местами лёд был изломан и торчал острыми глыбами, отсвечивая сине-зелёным, как кристаллы горного хрусталя. Ниже моста Лейтенанта Шмидта река была свободна ото льда, по стальной воде шла быстрая рябь. Низкое небо пронзал золотой шпиль Адмиралтейства.
Ленинград, стынущий на морозном ветру, «был прекрасен особенной, хмурой красотой».[105]
В душе Ивана боролись разные желания. Прожить бы несколько дней, ничего не делая, просто гуляя по улицам, встречая улыбкой красивых женщин. Иногда он мечтал путешествовать по свету, иметь любовниц всех рас, воспринимая каждую женщину как чудо.
Хотелось не спеша, с наслаждением читать новые книги, твердить звучные стихи.
Что же предстоит? Сразу с головой кинуться в работу. Только на обработку собранных данных и написание подробного отчёта может уйти несколько месяцев. Как бы совместить одно и другое?
Ксения встретила его ласково, но сурово заявила, что больше его в такие длительные экспедиции не отпустит. Жена не должна оставаться одна, без мужа! Иван с грустью слушал её слова. Женщина, которая не живёт своей, полной и богатой жизнью, которая всё своё счастье полагает только в мужчине? Чеховская «Душечка» — такой ли должна стать женщина новой эпохи? Скорое расставание становилось неизбежным.
С нескрываемой радостью спешил Иван в гости к верному другу — Алексею Петровичу Быстрову, преподавателю Военно-морской медицинской академии. Он был сыном священника, за что получил прозвище Алёша Попович. В небольшой квартире жили Алексей Петрович с женой Тильдой Юрьевной, сестра жены с мужем и дочкой.
Ирма Викторовна Исси, племянница Быстрова, вспоминала: «Если разговоры велись на общие темы, мне разрешалось присутствовать с условием полного молчания. Для меня не было ничего интереснее экспедиционных впечатлений, артистически рассказываемых И. А. или О. М.