Венчание Ивана IV на царство 16 января 1547 года было своеобразным завершением тех перемен во взглядах на характер власти московских государей, которые происходили в сознании интеллектуальной элиты русского общества на протяжении столетия. Теперь русский государь стал царем — императором, наделенным всей суммой прав, связанных с обладанием этим титулом, не только фактически, но и формально. Одновременно было возведено в ранг высшего авторитета то представление о правителе, объеме и содержании его власти, которое выработал Иосиф Волоцкий.
Одновременно с глубокими переменами в отношении церкви к носителю высшей власти на территории России менялось ее отношение к политическим противникам великого князя Московского. В XIV — первой половине XV века церковь лишь в исключительных случаях вмешивалась в политическую борьбу, угрожая непослушным отлучением от церкви. Правда, к таким мерам прибегал еще митрополит Алексей, отлучая от церкви князей — противников Дмитрия Донского, но основанием для отлучения был не факт их противодействия политике великого князя, а их союз против него с язычниками-литовцами. В середине XV века достаточным основанием для отлучения от церкви двоюродного брата великого князя Василия Васильевича — Дмитрия Юрьевича Шемяки было то, что он напал на великого князя без объявления войны, нарушив «крестное целование» — присягу на кресте соблюдать мир между собой («разбойнически, нощетатством, на крестном целованьи», по выражению летописца). По-видимому, уже к этому времени складывалось представление о том, что нарушение присяги — «крестного целования» является таким грехом, который не может быть смыт никаким покаянием. «А крест целовав, изменил к кому, за то и до смерти плакатися», — читаем мы в одном из епитемийников XV века. Впрочем, позднее в послании, направленном в Новгород, глава русской церкви того времени — митрополит Иона, требуя от новгородцев отказаться от поддержки Шемяки, не использовал даже этот довод, утверждая просто, что Шемяка «сам себя от християнства отлучил своим братоубийством, изменами своими брату старейшему, великому князю Василью Васильевичу».
В такой позиции, занятой митрополитом и собором епископов, была определенная логика. После того как «Новый Рим» — Константинополь отступил от истинной веры, на великого князя Московского перешла миссия по сохранению и распространению в мире православия, а значит, лица, препятствующие ему в выполнении его миссии, ставили себя за пределы сообщества истинных христиан. В отношениях с такими людьми, очевидно, можно было не прибегать к нормам поведения, обязательным по отношению к христианам. Когда в 1462 году серпуховские дворяне попытались освободить из тюрьмы своего князя, заточенного Василием Темным, и были казнены, то перед казнью великий князь «и отцемь духовным не велел приступати к ним», и те умерли, не имея возможности исповедаться в грехах перед смертью.
Традиция, установившаяся в XV веке, продолжала существовать и в следующем столетии. Когда в малолетство Ивана IV его дядя, князь Андрей Иванович, воспротивился распоряжениям правительницы Елены Глинской и отказался приехать в Москву, митрополит Даниил угрожал ему отлучением от церкви и проклятием.
В начале XVI века Иосиф Волоцкий учил, что подданные должны быть покорны истинно-православному правителю, распространяя это и на самых высокопоставленных церковных иерархов: «А божественная правила повелевают царя почитати, не сваритися с ним. Ни древний святители дръзнуша сие сотворити, ни четыре патриарси». «И аще когда царь и на гнев совратится на кого», святые отцы могли лишь просить о снисхождении для такого человека «с кротостию и с смирением и со слезами».
Параллельное выработкой новых представлений о характере власти московских государей в кругах духовенства, опиравшегося при этом на определенные византийские традиции, в светском обществе также, но на своей местной основе шли поиски новых понятий, которые позволили бы определить и осмыслить перемены в отношениях между московскими правителями и их вассалами, которые обозначились с объединением русских земель в едином государстве.
Ключевым для понимания происходивших перемен следует признать определение власти великого князя Московского как власти «государя» в том значении, которое стало вкладываться в этот термин во второй половине XV века. Раскрыть содержание этого понятия позволяют сообщения источников, связанные с ликвидацией Новгородской феодальной республики. Как известно, последний конфликт между Новгородской республикой и Москвой был вызван тем, что послы Новгорода впервые в истории отношений между государствами назвали великого князя не «господином», а «государем», поеле чего Иван III потребовал для себя в Новгороде такого же «государства», как в Москве.
На начавшихся затем переговорах новгородские представители выдвинули некоторые условия, на которых они соглашались признать Ивана III своим «государем», и просили, чтобы великий князь дал обязательство эти условия соблюдать («дал крепость своей отчине Великому Новугороду, крест бы целовал»). Эти требования Иван III решительно отклонил: «Вы нынеча сами указываете мне, а чините урок нашему государству быти, ино то, которое государство мое». Значение употребленного здесь термина «урок» раскрывает такой новгородский текст, как «Сказание о чуде Знамения», где говорится, что по отношению к владимиро-суздальским князьям (историческим предшественникам московских великих князей) новгородцы «данем и послушанию положиша урок, еже не преходити предел преже установленных». Следовательно, «урок» — это определенные, точно установленные нормы, которые правитель в отношениях с Новгородом обязан соблюдать. Таким образом «государь» — это правитель, власть которого не знает каких-либо обязывающих его ограничений в отношениях с подданными. Между правителем и подданными не существует каких-либо договорных отношений. Хотя Иван III в конце концов удовлетворил некоторые пожелания новгородцев, это был акт «милости» с его стороны и никаких обязательств, ни письменных, ни устных, великий князь новгородцам не дал.
Исследователями было давно отмечено, что такое понимание термина «государь», новое для практики политической жизни Московской Руси, имеет аналогии в сфере частного права, в личности «государя» как хозяина, обладающего всей полнотой прав на свое имущество. Владелец «холопов» — несвободных людей, добровольно продавшихся в рабство или полученных по наследству, и в «Судебнике», составленном при Иване III в 1497 году, и в «Судебнике» Ивана IV 1550 года последовательно назывался «государем».
Представляется совсем не случайным, что в то самое время, когда для обозначения власти московского великого князя стал использоваться термин «государь» в его новом значении, знатные лица из окружения Ивана III, занимавшие важные административные должности, начинают при обращении к правителю именоваться «холопами» великого князя.
Почему именно этот термин был избран для обозначения новых отношений между великим князем и его вассалами?
Несомненно, использование новых терминов должно было показать, что речь идет теперь об отношениях не князя и его дружинников, а правителя и его подданных (хотя бы и благородного происхождения). В ряде стран Западной Европы схожая задача поиска новых правовых понятий для определения новой действительности была решена благодаря рецепции римского права. Для средневековой России, где традиция изучения и комментирования римского права отсутствовала даже в кругах духовенства, такой путь решения вопроса исключался. Новые представления приходилось строить на старом, знакомом материале.
И здесь следует обратить внимание на то, что одним и тем же термином «холоп» на Руси обозначались представители разных социальных групп. «Холопами» были рабы, занятые в хозяйстве господина или обрабатывавшие его пашню, но «холопами» были и военные слуги вельмож, ходившие с ними в походы, управлявшие их владениями, а часто и отданными в «кормление» округами. Тех и других объединял один общий признак — личная зависимость от господина.
В период раннего Средневековья такой слой несвободных военных слуг существовал во многих странах Европы (на Западе их называли «министериалами»), но с течением времени большая часть этих людей приобрела личную свободу и вошла в состав формирующегося дворянского сословия. В России же большой слой несвободных военных слуг продолжал сохраняться, составляя и во второй половине XV, и в XVI веке основу вооруженных сил страны. Соответственно, сохранялись и связанные с деятельностью этого слоя понятия и представления.
Когда во второй половине XV века шел поиск понятий, которые бы показали, что теперь зависимость военных вассалов от правителя является более всесторонней и глубокой, чем ранее, то для обозначения этих новых отношений были избраны понятия «государь» и «холоп», так как это был единственный известный обществу того времени тип таких отношений.
Разумеется, когда вельможи из окружения Ивана III стали называть себя «холопами» великого князя, это вовсе не означало, что они превратились в несвободных людей — его «невольников», подобно вельможам современника царя Ивана султана Сулеймана Великолепного. Они сохраняли не только свою личную свободу, они могли свободно распоряжаться своей родовой собственностью — вотчинами, например, передавая их как заупокойный вклад в какую-нибудь обитель. Они даже имели полное право претендовать на соответствовавшие знатности их происхождения военные и административные должности, и великий князь не мог передавать эти должности менее знатным людям. Однако характер отношений правителя даже с кругом его советников не мог не претерпеть существенных изменений. Правитель теперь уже не был обязан обсуждать с ними все важные вопросы, а мог решать их, как жаловались некоторые современники Василия III, «сам третей у постели». При этом стало караться не только неповиновение каким-либо распоряжениям великого князя, но и просто критика его действий. В 20-х годах XVI века сын боярский Иван Никитич Берсень-Беклемишев, член одного из наиболее знатных московских боярских родов, был уличен в том, что он порицал великого князя за перемену «старых обычаев», и был за это приговорен к смертной казни.