От воевод приказ: приблизиться к Иван-городу тихо, без дудок и набатов, чтобы не пугать народ. Когда проходили Псковскую землю, пошумели, погалдели, повеселились, а в монастырях и вина попили. Как говорится, и у отца Власия борода в масле. Монастырские погреба - прибежище неиссякаемое. Да и сами чернецы богу не даром молятся. Псковские колокола до сих пор в ушах звенят. Царек Шиг-Алей таким охочим до церковных служб оказался прямо измучил всех. Ни одной церкви не пропустит, чтоб войско не остановить. Царь Иван хоть кого святым сделает! Его боятся, как оказалось, не только в Московском царстве, но и в Ливонии. При одном его имени трепещут немецкие бюргеры. Детей им пугают.
Иван-город уже стал виден, и Нарва тоже. В Нарве огней больше богаче она.
Ертоул уже давно в Иван-городе - ночлег готовит войску и еду.
- Эй, пушкарь, слезай с пушки! Довольно спать! К немцам приехали.
- Вылезай, кот, из печурки - надо онучи сушить!
- Полно вам галдеть! - недовольно проговорил заспанный пушкарь, вылезая из-под рогожи.
- Чего галдеть!.. Иван-город!.. Гляди!.. Вона там!
Вот уж плетни, валы, избенки сторожей... Из сугробов выглядывают бревенчатые церковушки, дома, овины, а над ними громадной, темной глыбой нависла каменная крепость. Лошади, почуяв жилье, оживились, зафыркали... Люди слезли с розвальней, пошли пешком... Все встрепенулось, все возрадовалось... Близок ночлег!
IX
Ливонское рыцарство тринадцатого марта съехалось в городе Вольмаре, в ста верстах на северо-запад от Риги.
Много свечей сгорело, много пота было пролито, много гневных речей прозвучало под каменными сводами мрачного Вольмарского замка.
Магистр Фюрстенберг, морщинистый, усталый, старческим голосом напомнил рыцарям о "славном прошлом" Ордена. Он настаивал на том, чтобы все военные силы собрать воедино и двинуть к границам ливонским. Он говорил, что спор между Орденом и Москвою можно разрешить только в открытой войне.
Депутаты Риги, Дерпта и других городов не разделяли взгляда магистра.
- Если такой смелый государь, как Густав шведский, не смог одолеть московита, то где же нам отважиться на войну, - заявил один из представителей Риги. - Не лучше ли заключить мир с Москвою?
Посол Риги прямо объявил, что Рига не считает себя обязанной защищать других, разбрасывать свои силы по Ливонии. Рига и другие приморские города могут защитить себя своими стенами, имея возможность всегда получать с моря продовольствие и оружие. Рига выдержит напор русских, а остальные города пусть защищаются как умеют.
Ревельские послы тоже требовали заключения мира с Москвой.
Но... мир требовал денег!
На столе чрезвычайного орденского ландтага лежало письмо царька Шиг-Алея.
Шестьдесят тысяч талеров!
Каждый рыцарь почитал высокою доблестью, величайшей христианской добродетелью поношение "восточного варвара - московского царя". Имя "язычника-московита" не раз упоминалось с презрением.
Провинциальные магистры, духовенство и все дворянство, ругая Ивана и московитов, превозносили свои добродетели, свое собственное, якобы недосягаемое благородство.
Всем хотелось мира, но никому не хотелось денег давать.
Угроза нашествия?! Да, она пугала, возмущала, но ведь и в самом деле, у рыцарей есть крепкие, неприступные замки. А может быть, до этих замков московиты и не дойдут? А может быть, что-нибудь случится, что помешает московиту напасть на Ливонию? А может быть... Да мало ли что может быть! Не лучше ли не торопиться?
Магистр и архиепископ твердили одно:
- Деньги или войско? Коли мир, - не жалейте, братья, денег на такое великое дело! Родина в опасности!
Один бургомистр, толстый, в черном бархатном камзоле, сверх которого вокруг шеи, прикрывая грудь и часть спины, надет был золоченый колет, вытаращив глаза, басисто прокричал:
- Лучше нам потратить сто тысяч талеров на войну с Московией, чем платить один талер дани московскому деспоту!
Глаза его были налиты кровью, громадные усы его прыгали, когда он кричал.
Нашлись храбрецы, поддержали его; поднялся шум. Они требовали самим, первым, напасть на Московию.
- Соберем войско, - кричали они, размахивая кулаками, - и после пасхи, ранней весною, двинемся опустошать Московскую землю! Отомстим за пролитие немецкой крови! Наши отцы обращали в бегство этих варваров. И теперь они не так сильны, чтобы нельзя было их победить. Нам помогут шведы, датчане... Никто не любит московитов! Все их опасаются!
Раздавались речи, что немцы - народ наступательный. В этом и есть источник всего хорошего, что они сделали. Кто истребил полабских славян? Кто открыл после того путь немецкой христианской шпаге в Чехию и польские земли? Разве забыли благородные рыцари, как гордый архиепископ Като писал из Майнца римскому папе о славянах: "Хотят ли они того, не хотят ли, а все-таки должны склонить свои выи немецким князьям". И разве немецкий святой, праведник Бонифаций, величайший и усерднейший проповедник христианской веры в Германии, не называл славян племенем недостойным и ничтожным? В Россию христианство должно прийти с немецким мечом. Русские считают себя христианами, но они хуже язычников. Немцы - народ благородный, великий, возвышенный, на челе которого бог положил печать своего духа и даровал самую продолжительную жизнь между всеми народами.
- Немецкий народ уже однажды владычествовал над миром! - кричал рыжий, в синем камзоле, рыцарь с крысиным ртом. - Вспомните Оттона, времена императоров франконских и Гогенштауфенов! Разве не оправдали они свой титул "распространителей царств"?
Воинственность храбрецов заразила немногих; напрасно выхватывали они шпаги и грозно размахивали ими. Напрасно поминали имя второй "священной Римской империи"* и немецких императоров. Злобные выкрики, проклятия, гордые возгласы о славе орденского оружия не могли уже поднять духа в приунывшем рыцарстве.
_______________
* Империя объединенных германских наций.
Худой, бледный дворянин, вскочив с своего места, сказал:
- Мы променяли полотно и замшу рыцарских одежд сперва на камлот, потом на сукно, наконец на бархат. Украсили жен своих перлами и дорогими алмазами, а сами обрядились в золотые цепи, отказавшись от стальной кирасы. Цветущая Ганза возит к нам заморские вина и разные роскоши и тем губит и старцев, и молодежь... Вечные праздники в городах и замках! Вечные слезы в деревнях! Чего мы добьемся при такой жизни?
Молчание было ответом захудалому дворянину. Его выкрики некоторым сановитым рыцарям показались даже дерзкими.
Заговорил бургомистр города Дерпта, высокого роста, чернокудрый красавец - Антоний Тиль.
Ударив с сердцем рукой по столу, он сказал громко и властно:
- Довольно! Много дней мы толкуем, как помочь себе, и ничего не выдумали. Позор! Скажу одно: кого бы ни пригласили мы к себе на защиту никто за нас не захочет бескорыстно воевать. Так или иначе придется нам отвечать своими собственными головами и кошельками! На одних кнехтов надеяться - безрассудно. Если вы немцы, то отдавайте все свое частное достояние на пользу родной Ливонии; все украшения жен своих; золотые цепи; браслеты; все, что у нас есть дорогого в запасе, - все продадим! На эти сокровища наймем войско. Сами все соберемся вместе и смело пойдем навстречу неприятелю, чтобы или победить, или погибнуть. Не станем поступать, как прежде делалось: каждый свой угол берег, и враг мог поодиночке всех нас побить. Похоже ли это на немцев?! Если мы решимся поступить так, как я говорю, биться в открытом поле, то не опозорим своих предков. И не так дешево будет стоить новое укрепление городских стен, постройка новых валов и башен. Нужно много средств и времени для того! Да и бесцельны иной раз самые сильные и обширные укрепления.
Тиль вспомнил ряд случаев из истории, он указал на падение Константинополя, Офена и других мощных крепостей. Лучше померяться с врагом в открытом бою и с честью пасть, чем бежать от врага и уклоняться от битвы.
Тиль своею речью навеял еще большее уныние на ландтаг. Никто не поддержал его. Рыцари пожимали плечами, вздыхали и... молчали.
Вдруг в палату вбежал человек и испуганно завопил:
- На небе знамение! Погибли мы все, погибли!
С этими словами он в страхе выбежал обратно на улицу.
Ливонские вельможи, накидывая на плечи шубы, торопливо вышли из замка.
Прискакавший верхом на коне седобородый астролог сказал запыхавшись:
- Гибель грозит Ливонии!.. Сия метла выметет всех нас из приморской земли. Вот труба, глядите!
Слабо мерцали на темном небе звезды. Величественная тишина царила в городе. Но город не спал. По небу медленно ползла громадная звезда с огненным хвостом наподобие метлы. Зеленые мертвящие лучи ее наводили ужас.
Астролог снова скрылся в узких переулках.
Дрожа от страха, бледные, смущенные, вернулись рыцари в замок. Торопливо, с неожиданным усердием, наперегонки начали раскошеливаться.
Город Дерпт отвалил десять тысяч. Ревель, Рига и другие - пятьдесят тысяч талеров. Счетчики не успевали собирать деньги.
Ландтаг единогласно решил снарядить в Москву посольство, чтобы оно отвезло поскорее деньги царю и заключило бы с ним новый договор о перемирии на вечные времена.
Ужас глядел на рыцарей изо всех темных углов громадного сводчатого зала.
Унося в душе страшное предчувствие, собравшиеся разошлись по домам.
Фюрстенберг, однако, все еще не теряя надежды на вооруженную борьбу с Москвой, рассылал курьеров по всей стране; от командора к командору, от города к городу скакали они, взывая о помощи, побуждая к военным действиям против Москвы, но если сам ландмаршал Ливонского ордена Христоф Нейенгоф фон дер Лейс отстранился от похода на русских, чего же можно было ждать от рядового рыцарства?
Курьеры возвращались к магистру ни с чем.
Утром во вторник, на первой неделе великого поста, Параша узнала, что в Иван-город вошли русские войска.