Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня) — страница 14 из 65

илось бы готовить.

После этих слов Андрея совсем приободрились устюженцы.

Но вот Борис Федорович, оставив с пушкарями двух дьяков с подьячими, удалился на царскую половину дворца. Все застыли в напряженном ожидании. Старший дьяк Михайла Вавилов, грузный, степенный человек средних лет, одетый в нарядный кафтан, сверкая перстнями, поднял руку вверх, взмахнул ею, и громко сказал:

- На колени! Государь жалует!

С глухим шумом, засуетившись в страхе от этого выкрика, опустилась на колени толпа пушкарей.

В необычайной тишине они ждали, обратившись лицом к дверям во внутренние покои дворца. Слышны были отдаленные благовесты в тишине и хриплые покрикивания царевых конюхов на лошадей под окнами во дворе.

Наконец двери медленно отворились. В палату вошли двое рынд, за ними несколько одетых в боевые кольчуги воевод, затем толпа бояр и, наконец, Борис Годунов. Когда все вошедшие стали полукругом позади царского трона, в дверях показался царь.

Он ступал медленно, но размашисто, с громким стуком передвигая посох. В дверях остановился, стал хмуро, пристально вглядываться в стоявшую перед ним на коленях толпу простолюдинов. Сам - высокий, слегка сутулый, сухой, с желтым морщинистым лицом. Большой, крючковатый, заостренный нос и жесткая молчаливость его стиснутых губ, вместе со всей мрачной осанкой фигуры привели в сильный испуг впервые видевших его прибывших из отдаленных уездов пушкарей. Тут им вспомнилось и все то жуткое, что рассказывали там, в глуши, о грозном царе.

Едва дыша от страха, оцепенелые, неподвижные, они опустили глаза, не выдержав проницательного, испытующего царева взгляда.

Бояре и воеводы, ожидавшие царя у трона, тоже застыли, неподвижно ожидая восхождения царя на трон.

Но вот он вдруг быстро повернулся в направлении к трону и крупным шагом, твердо ступая, поднялся по ступеням на трон.

По знаку, данному Борисом Годуновым, дьяк Вавилов прокричал имена и звания находившихся в палате мастеров пушечного и колокольного дела, а также откуда прибыл тот или иной мастер.

Выслушав, царь опустился в кресло.

Борис Годунов, находившийся у подножья трона, сказал пушкарям, чтобы они поднялись, а когда они встали, обратился к ним со следующей речью:

- Православные люди, верные чада царства Русского! Государь ваш, батюшка Иван Васильевич, зело отечески заботясь о рабах своих и о земле нашей, милостиво собрал вас тут в чертогах царских, чтобы сказать вам: зарубежные вороги вконец преградили дорогу иноземным мастерам в наше царство. Ныне его царская милость надежду возлагает на вас, коим также ведомо художество литейного и иных дел мастерства.

Ответом на речь Годунова было продолжительное молчание. Никто не решался говорить.

- Ну, что же вы молчите? - зарумянившись от волненья, недовольно поморщился Годунов.

Царь нетерпеливо заерзал в кресле, окидывая внимательным взглядом пушкарей.

Вперед выступил молодой, хорошо известный царю мастер Семен Дубинин, - его литья пушки когда-то громили шведов под Ревелем. Маленького роста, курносый, обросший курчавыми волосами, он говорил быстро, слегка картавя:

- Видел я пушки веницейского мастера Павла Дебосис да немчина Якова худо сделаны, и других видел немало в Ливонии. Незавидно. Да и воеводы наши знают, сколь удобны и легки наши пушки и убоисты. Одно бы, прошу прощенья у государя и у бояр, одно бы...

Дубинин запнулся.

Царь Иван в нетерпеньи топнул ногой.

Годунов озабоченно кивнул Дубинину: "ну!"

- Одно бы теперь надобно нам... Колокольных мастеров у нас избыток... Доброй руды утекает на колокола великое множество, да и мастера дюже хитроумные на колокольном деле сидят, а нам в такое время пушек бы поболе. Как вот тут? Прошу прощенья за свое слово, я бы хотел...

Не успел он досказать своих слов, как вперед бурею выскочил широкий, с большим красным бородатым лицом, псковский колокольных дел мастер Тимофей Оскарев. Слегка охрипшим голосом, размахивая рукой, он выкрикнул:

- Не слушай его, батюшка государь, - еретик он, супостат! Колокола божье дело! Пушки - земное! Колокола в беде спасают, сзывают христиан к лобному месту, колокола в божий храм на молитву зовут, колокола твое царское имя славят...

Царь поднялся с трона, стукнул посохом об пол и гневно крикнул:

- Уймись, неразумный! Дед наш, блаженной памяти, великий князь Иван Васильевич и родитель наш светлой памяти Василий Иванович в ратной нужде не раз переливали колокола на пушки... Коли у нас не будет огневой силы отстоять святую церковь, к чему нам и колокола? Покудова в силе войско государево, до той поры крепка и божья церковь... Острый мечь и огонь защита веры христовой... Колоколами ворогов не побьешь. Что станет делать воевода Шуйский во Пскове, коли у него будут одни колокола? Пушка прогонит прочь от крепости врагов своим огнем, а не соборные колокола. Не только земное дело пушки, а вельми божье! Архангел Михаил, именуемый в писаниях архистратигом, не красы ради держит меч в руке... Он - архистратиг, небесный воевода, его меч - орудие непобедимое... Оно спасает веру. Твоя укоризна, бедняк, диаволу и прелукавым гонителям на радость... Отрекись, несчастный, от сего заблуждения!

С грохотом упал на колени грузный колокольный мастер Тимофей Оскарев.

- Отрекаюсь!.. Помилуй, великий государь! Не ведаю, что говорю... бью челом, прости меня, убогого!

Иван Васильевич снова сел в кресло и, обведя строгим взглядом всех присутствующих, кивнул головой дьяку Вавилову.

- Царь всея Руси Иван Васильевич велел спросить вас, добрые люди, воскликнул Вавилов, - хватит ли у вас сил и смекалки обойтись без помощи иноземных пушечного дела мастеров, чтобы дать его государеву величеству многое множество убоистых орудий огневого боя? Задуман государем большой поход, а куда, то узнаете после. Нужны для сего дела не токмо полевые, но и крепкие, могутные, сидячие пушки крепостного боя. Что скажете, добрые молодцы, на то государево слово к вам?

Несколько голосов сразу крикнуло: "Што нам заморские?! Сами мы положим все силы, чтоб то дело вершить своими руками!.."

- Сами! Сами! - понеслось из толпы разгоряченных словами Вавилова мастеров пушечного и колокольного дела.

- Не надо нам чужеземцев!.. Чужим добром не скопишь дом! - громко проговорил Андрей Чохов.

Царь пристально посмотрел в его сторону и, увидев лицо его, раскрасневшееся, вытянутое над головами других, велел Годунову подозвать его к трону.

- Старый ты пушкарь... - сказал тихо, слегка наклонив голову к Андрею, царь Иван. - И послужил исправно воеводам нашим, и за то не раз ты был обласкан нами. Ныне вновь послужи... Боярин Годунов укажет тебе, на какое дело послан будешь. Иди!

Чохов поклонился царю и стал на свое место, взволнованный, обрадованный вниманием государя. Другие пушкари и колокольные мастера косились на него с завистью.

Вновь высунулся вперед Тимофей Оскарев и, упав на колени, выкрикнул:

- Батюшка государь! Прости! Хочу я быть пушечного дела мастером... Пошли меня на Пушечный двор!

- И меня! И меня! И меня! - раздались громкие выкрики в толпе колокольных мастеров.

Борис Годунов замахал на них обеими руками.

Дьяк Вавилов зашикал, сверкая своими крупными белками, даже зубы оскалил.

Шум прекратился.

Царь с улыбкой шепнул Годунову:

- Кто ж теперь нам колокола лить будет?

- Остались, государь, серебряных дел мастер Иван Оспуговенский и другие. Их немало. Я созвал и их, - позволь, батюшка Иван Васильевич, привести их.

Годунов послал дьяка Обухова, худого, гибкого молодого человека с иконописным безбородым лицом, за "художниками" серебряного дела. Тот вскоре вернулся, ведя за собой толпу нарядно одетых мастеров.

Вот Остафьев Третьяк. Ему за искусную отделку икон золотом и серебром недавно дано государево жалование: сукно в два рубля, тафта бургская в два рубля с гривною.

А вот рослый детина с громадными усищами и чубом на голове - Некрас Михайлов. Своими громадными руками он выткал жемчугом и драгоценными каменьями немало царских одежд и церковных парчевых тканей. Он же знаменит деланием драгоценной посуды для царева стола.

За ним следовал сутулый, с опущенной трясущейся головой толстяк Исидор Никитин. Он прославил свое имя искусной отделкой раки святому Сергию Радонежскому. Ему дано жалованье государево - сукно в два рубля.

Тут же, в толпе вошедших, находились два новгородских "художника", знаменитые серебряных дел мастера - братья Петровы, Артемий и Иродион. Оба не имели соперников в искусном тиснении серебряных и золотых окладов на образа. В 1556 году они были вызваны в Москву из Новгорода самим царем Иваном Васильевичем. Вот уже двадцать пять лет пользуются добрым расположением царя. Оба имеют подарки от самой покойной царицы Анастасии Романовны, для которой сделали ларец и золотые, украшенные бирюзой поручни.

Булгак и Иван Лисицины, Лашук и Иван Лопухины, Никита Макаров, Богдан Максимов и другие, известные своей тонкой работой по серебру и золоту мастера, находившиеся в толпе, были не раз жалованы государем за свою искусную работу.

Когда все разместились в соседстве с пушечного и колокольного дела мастерами, дьяк Обухов обратился к ним с царским приветствием, на что они ответили коленопреклоненным поклоном.

А когда они по его приказу поднялись, то дьяк сказал им, что хотя они и хорошие мастера своего дела и хотя заморские люди дивуются на их добрые изделия, а государю батюшке Ивану Васильевичу от того приятность превеликая, однако время такое, что они, золотых дел мастера, должны оказать помощь государеву делу в войне с врагами Русского царства.

Колокольные мастера будут лить пушки для государевой надобности, а им, художникам серебряного и золотого чеканного и литейного мастерства, в случае нужды, потребно приноровиться к мастерству колокольного литья.

- Время грозное, трудное для нашей святой матушки Руси, и всякое дело должно вершить с молитвою и верою на пользу государству Московскому, закончил свое слово дьяк Обухов.