Ночь.
В опочивальне государыни темно, только лампады перед божницей окружены лучистым сиянием.
Царица Мария лежит под одеялом. Около нее бабка Демьяновна.
- ...И вот привели те молодцы черничку... Ох, господи, срам какой, какая напасть, какой грех!.. - шепчет бабка.
- Да говори же скорее... сказывай дальше, - нетерпеливо перебила ее царица.
- И прямо во дворец, и прямо в комнаты государевы... Ох, господи, да что же это с государем нашим случилося?!
- Полно, Демьяновна, не убивайся... Господь с ним, батюшкой Иваном Васильевичем... Не тужу я. Такой он есть. Неспокойный. Говори, еще что слыхала ли?
- Слыхала, матушка, слыхала... Будто уж вторые сутки та черничка в государевых покоях живет...
- Молодая ли она? - тихо и спокойно спросила царица.
- Молодая, матушка, молодая, да пригожая, сказывают.
- Коли так, будь что будет... Стар он становится... Слаб он... На меня обижается, да что же я?! С другой, может, лучше ему... Пускай! Господь с ним! Измучилась я с ним, истомилась!.. Страшно с ним!
Сказав это, царица закрыла глаза, откинулась на подушках навзничь.
- Жаль мне его, Демьяновна, - тихо сказала она. - Душа в нем хорошая, только больная... Недужит он. Не осуждаю я его, господь с ним!
И, немного помолчав, приподнялась, улыбнулась:
- Ненадолго это, Демьяновна. И от нее отстанет он. Чудит он. Утомило его царство, да вот и по убиенному царевичу тоскует. А прогонит он и ее. Но не радость мне и от этого.
Демьяновна руками всплеснула:
- Как же так, матушка государыня? Ужли тебе все одно: с ней ли он или с тобой? Спаси, господи, что слышу я! В своем ли ты разуме?!
- Все одно, Демьяновна! Меньше гневаться на меня будет. Боюсь теперь я его! - холодно ответила царица. - Пускай потешится с другой, а я отдохну... Ой, как хочется отдыха! Да и в положении я.
Демьяновна глаза вытаращила в испуге.
- Да бог с тобой! Что ты говоришь, матушка? Не моим бы ушам то слышать! Ахти, господи! Да что же это с тобою?
Дворцовые государевы люди приметили, что царь Иван Васильевич стал в последние дни добрее и веселее. Он даже простил явившегося к нему с повинной атамана разбойной ватаги - казака Ивана Кольцо, пришедшего с грамотой в руках, в которой говорилось, что покаявшиеся разбойники, если они пожелают вернуться к мирному труду, будут прощены царем. Царские пристава давно искали ватагу Ивана Кольцо; за его голову был обещан большой выкуп, но найти его не могли. И вот он сам явился. Рослый, длинноволосый, угловатый, по-орлиному поворачивая голову, он осматривал окружавших его царедворцев исподлобья, недоверчиво. Царедворцы жались друг к другу, боясь подойти к этому неуклюжему великану. Очень много страшных рассказов ходило в Москве про него.
Иван Кольцо знал, что царь Иван самым безжалостным способом истреблял вольных казаков, грабивших купцов, царевых людей на Волге. Их предавали страшным пыткам, рубили им головы и вешали. Много погибло вольницы в царевых застенках. Часть казаков была истреблена царем, другие, со страха быть пойманными, ушли на Север. И там Строгановы, приглашавшие казаков бросить воровскую жизнь, призвали их к себе на службу в Чусовые городки. Яков и Григорий Строгановы уже умерли, остались их дети Максим Яковлевич и Никита Григорьевич, и дядя их - Семен Аникеевич. Вот и Иван Кольцо, приговоренный к смерти заочно, решил оставить разбой и поступить к Строгановым, принеся повинную царю Ивану Васильевичу.
Царь пожелал сам допросить раскаявшегося разбойника.
Случилось это в один из праздничных дней после утрени в царевой Малой палате.
Царь долго с насмешливо-хмурой улыбкой оглядывал с ног до головы Ивана Кольцо.
- Ну! - сказал он усмехнувшись. - Нагулялся?
- Нагулялся, великий государь, будет. Тоска-докука взяла... Знать, так господом человеку положено, чтобы не всю жизнь воровским обычаем жить. Занедужила душа!.. Сил нет! Потянуло к правильной жизни, пикой казацкой государю послужить желаю!
Иван Кольцо стал на колени, сделал земной поклон.
- Помилуй, великий государь! Прими нас на свою службу, чтобы добрыми делами могли мы свою вину искупить... Просим слезно, батюшка государь, прими!
Царь задумался, - про себя тихо молвил: "Куда ж теперь тебя!"
Наступило продолжительное молчание. Бояре стояли неподвижно, опустив взор. Им казалось чудовищным беззаконием появление тати* в государевых покоях.
_______________
* Т а т ь - разбойник.
- Следовало бы, по-божьему, - сказал царь, опершись подбородком на посох, - тебе голову усечь... Однако я дарую тебе и твоим товарищам жизнь. Слушай! Двадцать с пятком лет тому назад посланы были мною два атамана Иван Петров и Бурнаш Ялычев за горы, проведать басурманскую землю к неведомым властителям неведомых земель. Те атаманы с божьей помощью дошли до моря языческого Курейского. Побывали они в улусах Черной Мунгалии. Побывали они в Желтой Мунгалии*. И реку великую Обь видели, и озеро Большое** видели. А хлеб в Мунгальской земле родится всякий, и золото есть, и самоцветы разные, и меха звериные невиданные. Говорили мне Строгановы-гости, будто выше той земли есть и еще земля, обильная всякой снедью. И царь там басурманский - зело алчный и воровской, нападает он на соседнюю вотчину нашу, Великую Пермь, грабит ее, уводит в полон людей христианских. И положили мы войной на того царя идти... Строгановы-гости рать собирают великую из казаков и прочих людей, чтоб потеху над тем воровским царством учинить... Наказываю я тебе идти туда же, вкупе с теми вольными людьми. Постоять ты должен за Русь честью... Бог простит в ту пору твои грехи.
_______________
* Ч е р н а я - западная, Ж е л т а я - восточная Монголия.
** О з е р о Б о л ь ш о е - Байкал.
Иван Кольцо ответил царю громко и отчетливо:
- Бью челом тебе, батюшка, государь наш Иван Васильевич, послужу мечом и своею казацкою душой. Постою за матушку-Русь, как бог велит. Наскучила мне татьба неуемная. Соберу я своих казаков, да вместе со Строгановыми людьми за Каменный Пояс пойду воевать тех басурман окаянных.
Царь велел Ивану Кольцо помыться в бане да в Чудов монастырь сходить, богу помолиться, да послушать дьяка Щелкалова, что он о тех двух храбрых казаках расскажет, - об Иване Петрове и Бурнаше Ялычеве.
В точности исполнил наказ государя Иван Кольцо. Сходил в баню. Помолился в Чудовом монастыре и к дьяку Щелкалову пришел.
Здесь он услышал чудесную повесть о путешествии двух смельчаков-казаков через Монголию в царство Китайское. Государь, зная красноречие Щелкалова, велел ему как можно ярче описать подвиги казаков и всё то, что они там видели.
- Царство там, - говорил дьяк, закатывая глаза от восхищения, городом Кашгар прозывается. И царь в нем живет Темир Железный, и от того царства, от Железного царя идет Китайское царство. А рубежная стена в Китае кирпичная, а башням и числа нет... Царство то велико и богато. И попали те казаки в город Большой Китай*, где сам царь Тайбун живет. Город велик, бел, что снег, на четыре угла, а по углам казаки увидели великие башни, расписанные разными красками, а царские палаты золотом крыты. И вина в городе том целые озера всякого...
_______________
* Пекин.
Слушая это, Иван Кольцо вздохнул, почесал своей громадной рукой затылок.
Щелкалов, видя, что его рассказ тронул Ивана, сказал с особым ударением:
- А та земля, что повыше Китая, много богаче, и государю любо будет, коли вы ее покорите, и вам доходнее, прибыльнее будет, нежели татьбой грешить.
С добродушной улыбкой слушал рассказы Щелкалова Иван Кольцо и вышел от него взволнованный, веселый, - хоть сейчас в поход за Каменный Пояс!
Вернувшись в Сокольничью рощу к своим ватажникам, Иван Кольцо рассказал им о беседе с царем и Щелкаловым. Он хорошо знал своих товарищей и умел своим красноречием поднимать их на любое дело. А тут было столько заманчивого, что ему нетрудно было овладеть их вниманием. Ватажники весело встрепенулись, загорелись желанием идти войною на того басурманского царя. Уж наскучило им бездомное воровское бродяжничество по лесным урочищам, захотелось отвадить алчного басурманского царя от нападений на Русь.
- Коли так... - сказал, погрозив кулаком, Иван Кольцо, - испечем мы басурману пирог во весь бок. Надаем ему под микитки, как полагается. Так ли я говорю?!
- Так!.. Добро! Истинно! Куда ты - туда и мы, за тобой! - раздались голоса со всех сторон.
II
В Ковельском средневековом замке тоскует исхудавший, мрачный князь Андрей Курбский. Голова его уж совсем поседела. Лицо избороздили морщины. Дрожащей жилистой рукой он пишет письмо в Москву к своим друзьям, которых осталось в живых не больше десятка:
"Объят ныне жалостью я, и стесняем отовсюду унынием, ожидая нестерпимые, предреченные беды. И те мысли точат, яко моль, сердце мое. Я обращаюсь в скорбех ко господу моему со вздыханием тяжким и со слезами, прося помощи и заступления, да отвратить гнев свой!"
Чем старше становится князь, тем сильнее обуревает его тоска по родине и тем чувствительнее муки непреоборимого раскаянья. Бывает, что самое разногласие с царем вдруг начинает казаться ошибочным, ненужным, мальчишеским... Русь, могучая, сильная, живет, Русь твердо стоит на своих ногах, и все вражеские нападения на нее разбиваются вдребезги о могучую грудь русских богатырей... Вот и Стефан Баторий! Была надежда на него, что он посрамит Иванову гордыню, но и он принужден мириться с царем Иваном и уйти от границ Московского государства. Захват Москвы остался праздной мечтой.
В последнее время всеми забытый, никем не почитаемый, он, Курбский, принужден уйти как можно дальше от политики и заняться науками, укрыться в древних книгах. Сам не отдавая себе ясного отчета - зачем, он принялся усердно изучать Цицерона; погрузился в философские труды древних мудрецов, чередуя это с чтением книг священного писания. Когда все это заполняло досуг, - незаметнее протекало время.