Счастливое детство Ивана Васильевича, к несчастью и для него самого, и для государства, и для страны и общества, длилось недолго – всего лишь три года. Осенью 1533 г. Василий III по обыкновению отправился в поездку на богомолье в Троице-Сергиев монастырь с женой и сыновьями. Поездка была тем более необходимой, если принять во внимание, что лето 1533 г. выдалось тяжелым и насыщенным всякими неприятностями. Еще 23 июня, во второй половине дня («в 11 час дни»), на Москву обрушилась сильнейшая гроза, после которой, как писал летописец, «не бысть дождя до сентября месяца, но засуха и мгла велия, акы дым горка, лесы выгореша и болота водные высохша, и солнце в 3 часа дни явльшеся красно, и луч сияше от него красен чрез весь ден». Новгородский же летописец к этому добавлял, что «множество изомроша скота по селам от жажды водныя… и во мнозех местех села выгореша и со скоты». Мгла от лесных и торфяных пожаров покрыла все и вся, и была порой столь густой, «якоже и птиц не видети по воздуху парящих, а человек человека в близи не узрит». Прошло несколько дней, и «явися на небеси звезда велика и испущаше от себе луч велик». И это было не последнее грозное предзнаменование этого года – «того же лета, августа в 19, в первом часу дни солнце гибло до шестого часа дни»[180].
Беда не приходит одна – летописи сообщают, что «прииде к великому князю весть с Поля, месяца августа в 12 день (согласно Постниковскому летописцу – 11 августа, а Воскресенская летопись датирует это событие 14 августа. – В. П.), за три дни до Оспожина дни, что к Рязани идуть безбожьнии татаровя кримские»[181]. Немного погодя с Поля поступили более точные известия – в поход на государеву украину выступили крымские «царевичи» Сафа-Гирей и Ислам-Гирей. В Крыму было неуютно и голодно – «заворошня», начавшаяся еще в 1523 г. после убийства ногаями хана Мухаммед-Гирея I в Астрахани и устроенного затем погрома в самом Крыму, все никак не заканчивалась, а тут еще и жаркое и засушливое лето. В общем, возведенный турками на ханское седалище новый «царь», Cахиб-Гирей I, недовольный малыми московскими «поминками», решил закрыть глаза на инициативу своих племянников, сдумавших со своими «избными» людьми «подкормиться» за счет русского ясыря и дувана, а заодно дать своим улусным людям шанс поправить в ходе набега домашние дела.
К несчастью, в Москве именно в этом году довольно легкомысленно отнеслись к организации оборонительного рубежа на «берегу». По Оке еще с 10-х гг. XVI в. каждую весну разворачивались русские полки в ожидании татарских набегов, но в этом году по неясным причинам (возможно, Василий III замышлял начать войну с Великим княжеством Литовским) центр диспозиции государевой «береговой» рати был смещен к юго-западу, под Тулу, а рязанское направление было прикрыто явно недостаточно. Больше того, наблюдая за тем, как в Крыму продолжается борьба за власть, в Москве расслабились – не иначе как Василий и его бояре решили, что пока претенденты на ханское седалище выясняют отношения, можно не опасаться большого набега. В общем, великий князь «начать мыслити ехати во свою вотчину на Волок на Ламский на осень, да тешится»[182]. И тут, в самый разгар подготовки к благородной потехе – такая новость! Само собой, охоту пришлось отложить до лучших времен и спешно заняться организацией отпора приближающемуся врагу[183].
Любопытно понаблюдать за работой механизма по мобилизации сил для отражения набега татар и за действиями государя и его воевод в ситуации, которую (если не брать в расчет некоторую неожиданность набега) можно назвать стандартной. Сразу после того, как были получены первые вести о появлении «царевичей» с ратью в Поле, великий князь «воскоре посла по братию свою, по князя Юрья Ивановича и по князя Андрея Ивановича», после чего сам Василий «часа того учал наряжатися против царевичев»[184]. Собрать великокняжеский двор и дворы его братьев было проще и быстрее уже хотя бы потому, что часть их дворян несли посменно службу при особах своих сюзеренов. Однако несколько сотен отборных всадников, «кутазников и аргумачников», с их слуга-ми-послужильцами было явно недостаточно для успешного отражения надвигающейся с юга угрозы, почему от имени великого князя его дьяки «розосла грамоты и гонцы по всем градом и повеле людям ити к собе, а иным людям на берег к воеводам»[185]. Опять же, напрашивается предположение, что городовые дети боярские должны были выступать в поход по заранее намеченному плану, зная, где они должны были собраться – дальние «города» собирались в Москве, а ближние (по отношению к Оке) сразу шли на «берег». Здесь их уже поджидали отправленные 14 августа (реакция весьма оперативная – на второй день после получения известий с Поля) из столицы же воеводы князья Д.Ф. Бельский, В.В. Шуйский, М.В. Горбатый, боярин М.С. Воронцов и окольничий И.В. Ляцкий[186]. Они должны были сорганизовать прибывающих ратников в «полки» и поддержать гарнизон Коломны, где в этом году наместничал брат Д.Ф. Бельского Иван со товарищи[187].
Одновременно были посланы гонцы с грамотами к убывшим еще раньше, в июне 1533 г. на Мещеру (куда попытался изгоном наведаться Сафа-Гирей), С.Ф. Бельскому со товарищи с приказом «возвратитися вскоре на Коломну же с людми»[188]. Наконец, готовясь к отбытию на «фронт», великий князь наказал «воеводам градцким (московским. – В. П.) устроити в граде пушки и пищали, и градцким людем животы возити во град…»[189] (печальной памяти 1521 г., когда татарам удалось форсировать Оку и выйти к московским окраинам, не прошел даром – теперь по подготовке столицы к осаде готовились заблаговременно, а не тогда, когда враг был уже у ворот. – В. П.). Маленький княжич (которому через полторы недели должно было исполниться три года), жадно впитывая новости, с любопытством и удивлением наблюдал за всей этой суетой и во дворце, и на московских улицах – такой переполох и сумятица в его жизни случились впервые (и потом, увы, будут повторяться еще неоднократно).
В пятницу 15 августа, в «Оспожин день», после молебна в Успенском соборе, Василий III, получив благословение митрополита Даниила, попрощался с семьей и, поцеловав напоследок своих детей и наказав жене беречь их, выступил из Москвы вместе со своим братом Юрием в Коломенское. Здесь он намеревался ждать Андрея Старицкого и «воевод с многими людми»[190]. Однако время было уже потеряно, «царевичи» на шаг опережали Василия III. По сообщению летописца, «безбожьнии татарове приидоша на Рязань месяца августа 15 день, в пяток на Оспожин день, и посады на Резани пожгоша, и ко граду приступаху…»[191]. Судя по всему, «царевичи», не имея соответствующей техники и подготовки, попытались взять Рязань изгоном, но, не преуспев в этом (рязанский наместник И.Ф. Бельский успел принять необходимые меры, собрал «детей боярских рязанцев» и подготовил город к осадному «сидению»), разослали своих людей по рязанской округе «войной» и по тогдашнему обычаю безжалостно крымцы «жгуще, и в плен ведуще, и волости воююще»[192].
Пока крымцы, пользуясь моментом, опустошали рязанские волости, Василий III собирал в Коломенском полки, и, по мере накопления сил, отправлял ратных в Коломну. 18 августа, согласно показаниям разрядных книг, на берег отправились одна за другой две рати под водительством князей Ф.М. Мстиславского и И.В. Шемяки Пронского со товарищи (всего 8 воевод, около 3,5–4 тысяч «сабель»). В Коломну же подошли и мещерские воеводы со своими людьми[193], и, надо полагать, дети боярские с послужильцами прилегающих к Оке городов. Имея теперь под рукой не менее 10 тысяч «сабель», князь Д.Ф. Бельский мог чувствовать себя увереннее, чем пару дней назад, тем более что неприятель пока не показывал намерений атаковать на коломенском направлении. И Василий, дождавшийся подхода брата Андрея и наблюдавший за тем, как в его лагерь в Коломенском «конно, людно и оружно» стекаются дети боярские, решил, что пора перейти к активным действиям. 18-го же августа в Коломну был отправлен его наказ тамошним воеводам «самим за реку не ходить, а за реку с Коломны посылать на тех людей (татарских. – В. П.), которые в розгонех, лехких воевод…»[194].
Выполняя государев наказ, Д.Ф. Бельский и его товарищи «послали за Оку воевод князя Ивана Феодоровича Оболенского Овчину (того самого Ивана Овчину, о котором уже шла речь прежде и о котором еще будет сказано многое дальше. – В. П.), а в другое место князя Дмитреа княжь Феодорова сына Палецкого, а в третье место князя Дмитреа княже Юриева сына Дрютцкого не с многими людми»[195]. Задача, стоявшая перед «лехкими» воеводами, была проста – добыть языков и погромить отдельные, оторвавшиеся в погоне за добычей, небольшие татарские отряды. Летописи сохранили в кратком пересказе «отписки» Д.Ф. Палецкого и И.Ф. Овчины о своих действиях. Палецкий, по словам летописца, «пришед» к «Николе к Зараскому на Осестре» (ныне город Зарайск. – В. П.), где он узнал, что в 10 верстах, в селе Беззубово, «поместье Ларивонова», стоит татарский отряд. Князь немедля сел в седло и со своими людьми «потопташа их (татар – В. П.), и многи же избиша, а иных живых изымаша и к великому князю отослаша»